– Ты хочешь быть богом?
На этот раз вопрос дался мне легче.
– Пока нет, – ответил он.
Тяжесть в груди, о которой я и не подозревал, стала чуть легче. Значит, пока что я его не потеряю.
Что-то в его голосе лишило меня последних остатков гнева. Все это было важно – раньше. Но теперь кто я такой, чтобы об этом жалеть?
Словно бы услышав меня, он улыбнулся, и лицо его было как солнце.
Я больше не опасался насмешки, затаившегося в его словах скорпионьего жала. Он говорил что думал и не понимал тех, кто поступал иначе. Кто-то, конечно, мог счесть его простаком. Но разве умение сразу во всем дойти до самой сути – не божественный дар?
Вскоре наши разговоры вышли из ночных берегов. Удивительно, сколько всего – и обо всем – нам нужно было сказать друг другу: о прибрежной полосе, об ужине, о том или ином мальчишке.
На целых три недели земля раскрасит себя во все цвета, надорвет каждую почку, развернет каждый буйный лепесток. И затем, растратив весь свой неистовый прилив возбуждения, примется за мерную летнюю работу.
Наш мир был миром крови и славы, которая покупалась кровью: не сражались одни трусы. У царского сына выбора не было. Воевать и победить или воевать и погибнуть.