Открывающийся перед ее глазами новый мир породил какие-то странные чувства. Неизвестный автор раскрыл полностью жизнь венецианских дам, в которой Каролина заметила столько сходства с генуэзками. Но наиболее насыщенной ей виделась жизнь куртизанок: от беспечных веселых дней, проведенных на раутах, за свободным чтением книг, в дискуссиях и спорах с верховенством власти в области интересов, представляющих политику и экономику, до жарких, страстных ночей в постели с любовниками разного статуса и возраста. И при этом жизнь каждой из трех героинь раскрывалась не только со стороны плотских утех, низменных желаний и греховности. За всем этим стояли истинные причины выбора неподобающего образа жизни: нищета, жажда избежать монашества, сокрытие от мужа-деспота.
На удивление Каролины, в Венеции уже прошло время, когда куртизанки слыли распутницами, но теперь, вместе с увеличением количества запретов, в этой республике внедрялся образ «почтительной куртизанки», который в какой-то степени даже принимался ее властями. Каким бы ни был образ венецианской проститутки, с одной стороны, ее признавали распутницей, с другой – интеллектуалкой.
Теперь Каролине становилось понятно, отчего мужчины так стремятся развлечься с куртизанками, игнорируя при этом верных жен-домохозяек. Это не только плотское удовольствие, но и желание получить от женщины то, чего невозможно получить от супруги, – всестороннего общения.
Ведь и мужчин заковывает в кандалы современный уклад общества. Какой юноша не захочет жениться на желанной девушке, а не по велению родителя, который ищет исключительно свою выгоду от брака сына? Но постепенно этот самый юноша невольно превратится в отражение собственного отца, жаждущего большего достатка и процветания своей династии.
Когда Каролина дошла до момента откровенного описания близости куртизанки с одним из патрициев Венеции, она почувствовала легкий холодок, пробежавший по ее телу, и мгновенно захлопнула книгу. Тяжело дыша, волнуясь за познание неизвестного, она теперь не решалась снова распахнуть издание. Поглощаясь ранее чтением о платонической любви, она прежде не могла даже предположить, что между мужчиной и женщиной, помимо признаний в любви и вечерних прогулок, может произойти нечто подобное. Для Каролины это была неизведанная тайна. Ведь ни мать, ни кто-либо из других родственниц не имел права объяснять девушке, что происходит в брачной постели между молодыми, ибо даже познание это разумом считалось великим грехом для невесты, порочащим ее невинность.
Осторожно, словно опасаясь собственных рук, Каролина открыла книгу и нашла то место, где закончила чтение. Стыдясь и краснея своих познаний, она ощущала смятение, прежде всего от восхищения, имевшего наглость зародиться в ее душе. Восхищения тем самовольством и дерзостью, которую имели куртизанки в своем развязном поведении.
Но самое главное, что существует у этих женщин и чего нет у истинной дамы, – это выбор. Выбор желанной свободы, украденной мужской властью. Выбор желанного мужчины… И даже такая чепуха, как выбор книг на полке.
Теперь у нее не оставалось сомнений, что в этом мире все же существует возможность не стыдиться своей образованности. Правда, способ получить доступ к желанным ей благам через развратный образ жизни для нее являлся постыдной крайностью, на которую она полагала себя не способной. Однако ей так хотелось достичь этой грани свободы с безволием, дабы хоть на миг насладиться ощущением птичьего полета – необъятного простора, вольномыслия и легкости.
Постепенные выводы, которые зарождались в кипящих мыслях Каролины, превращались в навязчивые устремления, словно ставившие перед ней развязанные цели. Ох, если бы знал отец об этом, он сжёг бы все книги, находящиеся в его библиотеке. Да-да, непременно разжег бы огромный костер среди двора и проклял все издательства.
Открывающаяся дверь заставила Каролину подскочить. Она только и успела спрятать книгу за спину и возмутиться на себя: как можно было забыть замкнуть двери? В дверях появилась удивленная Палома, не понимающая, что может делать здесь ее хозяйка в это время. Каролина облегченно вздохнула, радуясь, что это не матушка. Однако ее ноги подкашивались от страха за раскрытие своей тайны.
– Синьорина Каролина, извольте ответить, что заставило вас посетить эту комнату?
– Я… искала Псалмы, – ее голос предательски дрогнул.
– Что вы такое говорите? – насмешливо протянула Палома и уставила руки в боки, прекрасно понимая, что синьорина явно обманывает ее, – стало быть, что-то замышляет. – А ну-ка признавайтесь мне, иначе расскажу все герцогу!
– Но я ведь ничего не натворила, Палома, – произнесла Каролина, испуганно глядя на кормилицу.
– Знаю я такое выражение ваших лукавых глаз, синьорина, – произнесла Палома и принялась заинтересованно всматриваться за спину, где Каролина прятала свою книгу. – Что у вас в руках? Сию же минуту покажите мне!
Каролина решила, что лучше показать Паломе книгу, иначе она и в самом деле все расскажет отцу. Девушка медленно, с очевидной робостью, перевернула книгу обложкой кверху, на которой красовалась злополучная картинка, и, заметив покрасневшее от возмущения и стыда лицо своей кормилицы, мгновенно спрятала ее опять.
– Что за книга? – удивилась Палома и, с трудом выхватив ее из рук госпожи, осмотрела обложку. – Синьорина… Каролина… О, милостивый Господи! О, Иисусе Христе! – Палома задыхалась от возмущения, время от времени хваталась за сердце и крестилась с неимоверным страхом на лице, словно отгоняла нечистую силу. – Откуда у вас… книга. Да еще и… эта. Боже… Здесь ведь… полуголая девица…
Каролина испугалась за падающую на диван кормилицу и подхватила ее полные руки, которые всегда ей казались такими мягкими, как сдобное тесто в кастрюлях повара.
– Палома, что с тобой? Тебе дурно? О Господи, что делать? Нужно кого-то позвать… – Каролина бросилась к дверям, но крик Паломы ее остановил.
– Нет! Его светлость убьет меня, когда увидит у вас эту распутную… книгу. Какой ужас! Какой позор, синьорина! Мне конец!
Каролину выводили из себя причитания и напрасные слезы Паломы, и ее жалобное выражение лица изменилось на разъяренное.
– Не ной, Палома, ничего страшного в этом нет. Неужели я не имею права узнать сейчас то, что все равно когда-нибудь узнаю? – ее возмущенный тон заставил кормилицу немного успокоиться. – Не причитай, Палома, умоляю тебя.
Но та только со страхом смотрела на книгу, которую Каролина не выпускала из рук.
– Вы представьте, что сделает со мной герцог, когда узнает…
– Но ведь он может остаться в неведении, – промолвила с улыбкой синьорина.
– Вы предлагаете мне лгать? – возмутилась кормилица.
– Ну что ты? Я предлагаю поберечь его сердце и свою участь. Ну не говори ничего отцу, Палома! – взмолилась Каролина, – я ведь живу этими книгами…
– И сколько же вы их уже прочитали? – спросила Палома и тут же пожалела о своем любопытстве. – О нет… нет… не говорите мне, синьорина, иначе я сойду с ума…
– Много, поверь мне, моя дорогая. Но отец не знает об этом, и я сделаю все, чтобы не узнал.
– Не берите грех на душу, синьорина, – умоляла Палома со слезами на глазах. – Бросьте эти занятия, порочащие вашу душу.
– Не причитай, ради Бога! Не узнает об этом отец! Молчи, и не узнает, – тихо произнесла Каролина и помогла подняться Паломе. – Ну вот, а теперь успокойся и занимайся своими делами…
– Как же я вас не доглядела, синьорина? – снова зарыдала Палома и закрыла лицо руками.
– Все, не хнычь, – спокойно велела Каролина и спрятала книгу в юбках своего платья, поддерживая ее с внешней стороны.
И хорошо, что под юбками рукопись надежно затерялась.
– Вот и все, Палома, обрати внимание, книгу совсем не заметно. А теперь идем, я тебе помогу. Вот видишь, как все хорошо.
– Не выроните книгу из-под юбок, синьорина, – тихо произнесла Палома, вытирая набегающие слезы.
– Ну, как я могу, дорогая? Не переживай, все будет хорошо. – Каролине казалось, что она успокаивала плачущего ребенка, но кормилица быстро угомонилась, и, к счастью, на их пути более никто не встретился.
Удивительно, но напуганная до смерти кормилица даже и не подумала о том, что может заставить синьорину вернуть книгу на место, и поэтому Каролина усиленно заговаривала ей зубы, чтобы та поскорее оставила ее в покое. Насколько бы распутной эта книга ни была, Каролине хотелось знать обо всем, что творится в этом мире за пределами ее невинного сознания.
– Не знаю, Витторио, стоит ли мне даже начинать разговор с сенатом и военным министром по тому вопросу, который и зложил мне герцог Брандини, – задумчиво говорил Адриано, чем вызывал в докторе Армази удивление своей нерешительностью. – Боюсь выглядеть в глазах правительства самонадеянным глупцом. К чему нам опять ввязываться в конфликт с Генуей, когда уже все решено и морские границы между нами разделены?
Витторио Армази, старый друг семейства Фоскарини поначалу внимательно слушал речь своего друга. Адриано всегда вызывал восхищение своей деловой хваткой и рассудительностью, даже зрелые мужчины находили его профессионалом своего дела и довольно успешным стратегом. Но сейчас в глазах сенатора Фоскарини можно было наблюдать легкое замешательство, и немудрено: сперва новое дело виделось заманчивым, однако требовало взвешивания всех «за» и «против», поскольку здесь попахивало международным конфликтом.
– Адриано, во-первых, восприятие властями твоей информации будет зависеть от того, как ты ее преподнесешь. Так или иначе, тебе необходимо это сделать, – произнес Витторио. – Твое дело передать полученную информацию, а в остальном – решение за властью. Во-вторых, полагаю, тебе следует все тщательно обдумать. Начни с обычного вопроса: чем предложение миланца может быть выгодным для Светлейшей?
– Витторио, ответы на этот вопрос не отличаются особой сложностью. Во-первых, Венеция получит ослабленного соперник а – передряги и мятеж внутри государства способны ослабить и внешние связи Генуи. А это приведет к нам множество новых вариантов для международной торговли в море. Во-вторых, это может сплотить расшатанные отношения с Миланом – у нас нередко с ними возникали военные конфликты. Возможно, пришло время сплотиться.
– Возможно, – произнес с ухмылкой Витторио. – Но, с другой стороны, никогда не забывай, что враги из прошлого редко превращаются в надежных друзей в будущем. Ты не находишь, что за этим всем кроется какой-то коварный замысел?
Адриано посмотрел на шестидесятилетнего Витторио Армази и в очередной раз поразился его умением делать абсолютно логичные выводы из совершенно незнакомой ему ситуации. Почему этот чудаковатый мужчина пошел в лекари, сенатор Фоскарини не имел ни малейшего понятия. Но за любым советом он старался обратиться в первую очередь к старому и верному другу его семьи – Витторио.
Многие венецианцы вспоминают историю, как около десяти лет назад дядя Адриано, Карлос Фоскарини, под видом желания помочь племяннику, пытался вовлечь его в авантюры стекольного дела, процветавшее в Венеции. Однако совсем скоро с помощью Витторио Армази ему удалось раскрыть намерения дяди прибрать к рукам довольно внушительное состояние Фоскарини. И совсем недавно, в свои двадцать девять, Фоскарини смог встать на ноги и поднять стеклоделие на фабриках отца. Его производство как раз находилось на пике расцвета, и от этого Адриано все сложнее удавалось удовлетворить свои разраставшиеся амбиции. За этот же короткий срок он добился уважения в обществе и уже два года занимал должность сенатора в Венецианском Сенате. А если бы не Витторио…
– Да, ты прав, мой друг, не стоит чрезмерно доверять миланцам, – их откровенность лишь изредка имеет черты чести и порядочности. Завтра будет собрание сената, там я и смогу изложить все то, о чем мне поведал герцог Брандини.
– Сенатор, ваша информация является довольно любопытной, – задумчиво произнес военный министр Габриэль Карачиоло, приглашенный на собрание Большого сената. – Тем не менее, я бы не стал доверять миланцам.
– Я согласен с вами, – подчеркнул советник Джианни Санторо, – предложение от представителей герцогства весьма заманчиво, но нам не стоит терять самообладания в борьбе за первенство во внешнеэкономических связях. К тому же существует информация, что миланцы ведут себя непорядочно в подобных сделках. А поскольку в прошлом у Венеции уже были с ними международные конфликты, нам стоит хорошо подумать, прежде чем довериться им.
– Однако, с другой стороны, полагаю, большинство синьоров со мной согласится, – продолжил дискуссию сенатор Кастелаццо, – что данное предложение может быть способом миланцев заключить выгодную двустороннюю сделку, которая в будущем приведет к очень успешному сотрудничеству.
– Я повторюсь, что с миланцами достаточно тяжело иметь дело, – во имя своих целей они готовы смести со своего пути и врагов, и союзников, – произнес советник.
– Хорошо, – согласился Адриано, не желавший в данной ситуации вступать в горячий спор, – я могу отказаться от предложения уже сегодня, отправив письмо в Милан.
О проекте
О подписке