Если опустить этот момент, сославшись на обыкновенное женское любопытство, остается другой вопрос: обуздать Каролину не в силах даже самому герцогу, что можно будет сказать о нем, Джованни, если они все же поженятся? Не имеет значения! Ведь виконт понимает, что не нуждается в чувствах к ней, как, впрочем, и в ее чувствах тоже. Первое, чего ему безмерно хотелось – это овладеть ее красотой! Его не так волнует ее невинность или покорность голубоглазого взгляда, сколько родственная связь с герцогом, которая обеспечит ему и титул, и богатство, и должность.

Каролина едва успевала перебирать ногами за быстро идущим отцом, даже не смотрящим в ее сторону. Эхо его твердых шагов громыхало под давлением решительности, наверняка подписавшей ужасающей приговор для участи юной синьорины. Она смотрела на отца снизу вверх, ощущая, что он как-то не удобно держал ее руку, грубо сжимая в крепких ладонях, и К аролина шла, изогнувшись в правую сторону, словно корчилась от боли.

Они вышли во дворик через парадный вход и направились к западной части герцогских владений, где в основном обитала и работала челядь. Эта часть имения находилась в двухстах шагах от особняка, и Каролина даже предположить не могла, зачем отцу вести ее в это место. Ее глаза ослепило заходящее солнце, и, закрыв лицо руками, она полностью отдалась власти отца, осознавая, что на помилование в этот раз можно не полагаться.

– Папа, отпустите меня, я вас молю! Клянусь, я исправлюсь, отец! – отчаянно кричала в слезах Каролина, но Лоренцо словно не слышал ее.

Выражение его строгих глаз не изменилось, а на лице не дрогнул даже мускул. Мольба дочери была беззвучна, как ночная тишина.

Из аккуратно выстриженных кустарников за происходящим наблюдал Маттео. Он видел, как герцог протащил плачущую Каролину в западную часть имения, к башенке, где не так давно подвергали жестоким и мучительным наказаниям непокорных рабов и прислугу. У Маттео сжалось сердце от жестокости Лоренцо. Даже со своими домочадцами герцог проявлял бездушность. Юноша едва сумел удержать свой горячий темперамент, чтобы не броситься в защиту Каролины. И лишь осознание того, что он может провалить все «дело», заставило Маттео усмириться.

Лоренцо завел Каролину внутрь небольшой башенки, и они поднялись по ступенькам. Так и не проронив ни слова, он подвел дочь к каким-то дверям на самой вершине башни. Даже когда она споткнулась и упала, расцарапав себе ноги, он словно не обратил на это внимания, а лишь со всей силы дернул ее за руку, заставив немедленно подняться.

Герцог резко толкнул дверь, и она со скрипом распахнулась. С какой-то презрительной грубостью Лоренцо втащил Каролину в полутемную комнату и оттолкнул ее от себя, словно перед ним стояла не собственная дочь, а какое-то прокаженное существо, заслужившее самое суровое наказание за свой низменный проступок.

– Папа, простите меня, – выдохнула Каролина, и беззвучно зарыдала.

Безмолвно, словно на прощанье, герцог посмотрел на дочь, и Каролина прочла в его взгляде в одночасье смешавшиеся искры сожаления, негодования и разочарования. Затем Лоренцо с грохотом захлопнул дверь, оставив ее наедине со своей совестью.

Услышав, как снаружи задвинулся засов, Каролина вытерла слезы и со страхом обернулась к своей темнице. Тут же ей в нос ударила сырость и какая-то едкая вонь. Из-под соломы, раскиданной по полу, послышался писк мышей и шкрябанье по каменному полу. Маленькое окошко под высоким потолком пропускало сквозь себя скудные лучики заходящего солнца. Осталось не так много времени до того, как на улице сгустятся сумерки. Каролина содрогнулась при мысли, что ей придется провести здесь ночь.

На глаза навернулись слезы от обиды на жестокость отца, но она понимала, что, бесспорно, виновата перед ним. В душе теплилась надежда на то, что в нем проснется жалость и он вернется за ней. Но когда перед ней вновь встал его неумолимо-рассерженный взгляд, Каролина осознала, что ее надежды на его благосклонность тщетны.

Боясь даже пошевелиться в этой жуткой комнатушке, синьорина облокотилась о стену и медленно сползла по ней вниз, присев на корточки. Что может ждать ее в этом зловонном месте? Наибольший ужас на нее наводил писк мышей. Мысль о том, что какая-нибудь зверушка коснется ее тела, приводила девушку в панику. Едва сумев совладать со своими страхами, Каролина тихо заплакала…

Лоренцо вошел в свой кабинет, где его по-прежнему ждал виконт. Чувствуя себя неловко в том, что стал свидетелем неприятной сцены, Джованни с ожиданием посмотрел на рассерженного герцога. Тот лишь присел в свое кресло и в один миг осушил бокал вина. Альберти только видел, как на скулах герцога забегали напряженные желваки.

Их траурное молчание прервали какие-то крики, доносящиеся из парадной и громкие шаги солдатских сапог, приближающиеся к кабинету герцога. Лоренцо и Джованни сорвались с мест, словно заблаговременно почуяли неладное. Вбежавший стражник с выпученными глазами что-то кричал, но понять его мужчины смогли лишь после того, как он перевел дух.

– Ваша светлость! – наконец воскликнул он. – Ваша светлость! На восточном посту убиты надсмотрщики и стража. Крестьяне подняли мятеж!

Герцог и виконт изумленно переглянулись, но оба прекрасно понимали, что на замешательство времени нет.

– Отправляйтесь в город и сообщите властям! – герцог бросился к оружейному шкафу. – Пусть присылают армию в подкрепление. Сколько мятежников?

– Я не могу сказать, ваша светлость. Мне чудом удалось спастись. Мне чудилось, что их сотни…

– Сотни…

Лоренцо бросился к оружейному шкафу, хранившему в себе богатые презенты прибывавших в его владения гостей – изобретения последнего поколения, стрелявшие порохом. Кроме того, здесь хранились мечи и кинжалы, выкованные лучшими европейскими кузнецами. Кое-что из снаряжения он бросил виконту и прибывшему стражнику.

– Сотни… Это не так много. Но они готовились к этому нападению, а моя обедневшая армия совершенно не готова к обороне. Маленькие подонки, они решили, что все-таки смогут подчинить меня, герцога да Верона! – последние слова Лоренцо кричал, бешенными глазами бегая по комнате.

Вооружившись до зубов, они бросились к выходу. Едва переступив порог, надсмотрщик бросился седлать свою лошадь.

– Конюх, лошадей! – крикнул герцог и оглянулся вокруг.

И до него только дошло, что вокруг стояла гробовая тишина. За ним не выскочил управляющий, как обычно, чтобы справиться об отбытии герцога. Два стражника, стоявшие всегда у парадной двери, также исчезли.

– Что за чертовщина? – изумленно воскликнул герцог, оглядываясь вокруг.

В этот самый момент со всех сторон имения, словно мыши из углов, выбежали люди, оглушительным криком сокрушая стены герцогского палаццо. Окруженные виконт и герцог готовились биться до последнего, однако оба понимали, что западня, тщательно спланированная крестьянами, может оказаться началом их последней битвы.

Следом за мятежниками со всех углов имения стремительно сбегались стражники герцога. Однако на фоне черно-серой массы крестьян они казались лишь редкими пятнами бурого цвета.

Казалось, что толпа мятежников, непрестанно бегущая из леса и всех закоулков имения, не закончится никогда. Около дюжины крестьян сразу обрушились на виконта и герцога, но отсутствие опыта в военном деле и весьма скромные доспехи сыграли с ними злую шутку, и некоторые из них пали под мечами дворян. Но это не сломило дух выживших! Казалось, что именно подавляющее преимущество воодушевляет их.

Другая дюжина смельчаков с факелами в руках бросилась вовнутрь палаццо через парадные двери и черный вход, обливая на ходу смолой все, что могло гореть.

Подкрепление, на которое рассчитывал герцог, хоть и в довольно скудном составе, не заставило себя долго ждать: армия в доспехах появилась с запада буквально в самом начале горячей битвы. Оглушающие стрельба, истошные крики, мерцающие на угасающем солнце мечи, – и несколько сотен людей превратились в сплошное кроваво-черное месиво.

– Что там видно, Адриано? – послышался голос старого друга Армази, и сенатор только задумчиво уткнулся в подзорную трубу.

Торговое судно со скудным экипажем на борту плавно скользило по морской глади Средиземного моря. Погода радовала солнечным и безветренным настроением, а вот желание сенатора обойти Ливорно, дабы достичь генуэзских берегов, весьма удивило его спутников.

– In rebus bellicis maxime dominatur Fortuna^[7], – пробубнил он сам себе. – Посмотри сам. Тебе не кажется, что с земли в небо исходят клубы дыма?

Витторио взял трубу и посмотрел в нее. В условиях опускающихся сумерек видимость происходящего на суше значительно ограничивалась, однако, вдали, и впрямь, показалось зарево с исходившим вверх черным дымом.

– Не знаю даже, что сказать, Адриано. Еще слишком далеко, чтобы рассмотреть пожар, если ты об этом. Как по мне, больше походит на дождевые тучи, сгустившиеся над горизонтом.

Сенатор всмотрелся в трубу.

– Да, дружище, не исключено, что и ты прав. Прости, Витторио, что не смог остановиться в Ливорно – мы испытываем недостаток во времени. На обратном пути мы в обязательном порядке все исправим, и ты сможешь провести с торговцами переговоры о незамедлительной сделке для погрузки лекарств. Они будут ждать нас прямо в порту.

– Ничего, Адриано, мы все успеем. Ведь, очевидно, что здесь ты нужнее, – он кивнул в сторону берега.

– Ты осуждаешь меня?

Старик тихо рассмеялся.

– За что мне тебя осуждать, Адриано? За то, что ты отважился на героический, пусть и рискованный, поступок и жаждешь спасти жизнь женщине? – Витторио улыбнулся. – Мне просто не терпится посмотреть на нее…

– Витторио, я не уверен, что вернусь с ней, – произнес задумчиво Адриано. – Мое присутствие здесь объяснятся лишь желанием убедиться в том, что твоя супруга ошиблась в своих неутешительных пророчествах.

– К твоему великому разочарованию, Лаура редко ошибается, друг мой. Честно говоря, Адриано, я плохо себе представляю, что ты будешь там делать в разгар войны. Но раз уж ты так решил…

– Я сам не имею ни малейшего представления, Витторио. Но как я могу сейчас что-либо планировать? Полагаю, что смогу разобраться на месте.

– Не забывай об осторожности! – Армази с беспокойством посмотрел на друга. – Тебе ведь известно, чем это может грозить, узнай сенат о твоем участии…

– Известно, – Адриано сомкнул губы и с сожалением посмотрел вдаль.

– Мне до сих пор странно, как ты все-таки отважился на это, друг мой, – с некоторым восхищением и одновременным изумлением промолвил Витторио.

– Меня окончательно подтолкнул к этому еще один факт моей никчемной жизни: я всегда нахожу выход из передряг… Даст Бог, повезет и в этот раз.

Но по мере того, как они приближались к берегу, становилось очевиднее, что дальновидность сенатора Фоскарини выглядела, скорее, как пророчество: из нескольких точек обширных земель исходили клубы темного дыма. Посмотрев в подзорную трубу, он ощутил, как его окатило холодом.

– Это пылает имение да Верона, – прохрипел в отчаянии он и посмотрел на Витторио. – Похоже, я опоздал.

Адриано велел подвести корабль как можно ближе к берегу и остановиться в лагуне между утесами. Тогда Маттео четко дал знать, что это место наиболее безопасное: во-первых, оно располагается близ границы Генуи с Пизой и переход на соседнюю сторону занимает всего несколько часов. Во-вторых, эта часть земель не охраняется и не подлежит осмотру. Маттео говорил, что это довольно тихое и спокойное место.

Далее сенатору казалось, что все происходящее вокруг плывет, словно во сне. Стремительность его действий не позволяла даже уделить времени для того, чтобы продумать свои шаги. Но так в его жизни бывает нередко.

Добравшись на шлюпке в одиночестве к берегу, Адриано ступил на землю и бросился подниматься по скалистому побережью. Направляться к палаццо придется пешком. Дорога бегом через лес в одном направлении и обратном займет не так много времени, но Адриано знал, что вернется на побережье приблизительно за полночь.

Немного отдышавшись на вершине, он четко и ясно продумал свои шаги. Несомненно, сенатор осознавал, что его действия должны быть твердыми, уверенными и решительными. К тому же управиться он обязан как можно скорее, ибо задерживать надолго судно в генуэзской лагуне нельзя.

Сразу за береговой линией начинался лес, где в минувший раз своего пребывания в этих местах он встречался с Маттео. Адриано плохо помнил дорогу к палаццо, но он четко знал, что ему следует придерживаться северо-западного направления. К тому же, пока ночной мрак не скрыл окончательно собой Геную, сенатор тешился надеждой рассмотреть зарубины, которые он оставлял, когда Маттео вел их через лес.

Благо, что густота лесополосы заполнялась растительностью на незначительную его часть. Это придавало уверенности Адриано, что он сможет поберечь драгоценное время. Бесспорно, лишь в том случае, если на пути не доведется встретиться с генуэзцами. Однако у большинства из них сейчас слишком много дел, чтобы тратить бесценное время на прогулку по лесу.

Пустившись бегом, Адриано время от времени изумлялся уверенности своих шагов, словно досконально знал здешние края. Ему довелось пробежать немного. Остановившись, чтобы отдышаться, сенатор прислушался к звукам. Сквозь легкий шорох деревьев и громкое пение встрепенувшихся птиц, очевидно, слетевшихся со всех сторон Генуи, ему почудились посторонние голоса. Что это? Неужто встреча с врагом неминуема?!

Чтобы удостовериться в своих предположениях, Адриано пригнулся, всматриваясь сквозь негустую листву. Это был не крик, но будто кто-то кого-то пытался окликнуть. Адриано присел на корточки. Сейчас он понял, что голоса обращались не к нему. И в пространстве они не передвигались. Стало быть, кто-то рядом просто стоит…

Стараясь оставаться беззвучным, Адриано сделал несколько шагов в ту сторону, откуда слышался шум. И тут перед ним замелькал силуэт в бесформенной темной одежде.

– Прости… прости… – слышался негромкий призыв мужского голоса. – Клянусь тебе, я не хотел… я не хотел, чтобы все случилось именно так…

Адриано отогнул ветку, которая закрывала ему дальнейший путь. Разобраться в ситуации и понять, свидетелем каких событий он стал, сенатор смог не сразу. И только потом, всмотревшись, он увидел лежащее в траве тело женщины и сгорбленный над ней торс молодого мужчины. Адриано почувствовал, как у него пересохло в горле, и с жадностью глотнул воздух. В мужчине он узнал Маттео, с которым имел возможность не так давно общаться. Женщину он видел плохо, но ткань распластанного по траве платья походила на бархат дымчатого цвета.

Адриано не мог ожидать прояснения ситуации. Обхватив рукоятку меча рукой, он смело шагнул вперед…

Писк мышей и непрерывное шкрябанье по полу не просто вызывали в Каролине отвращение, но и порядком раздражали ее. Все, чего она жаждала в сию минуту, – это немедля вырваться из этого жалкого плена. Она подошла к двери и со всей силы дернула ее. Тщетность девичьих усилий казалась изначально очевидной, однако Каролина упрямо продолжала расшатывать дверь, надеясь хоть немного сдвинуть засов. Удостоверившись, что она только попусту тратит время и силы, Каролина со злости ударила ногой по двери и присела на корточки.

С улицы как-то приглушенно до нее доносился какой-то шум и даже крики, но четко разобрать, что происходит за пределами башенки, она не могла. В мрачных стенах комнатушки совсем стемнело, и она могла различить отдельные предметы, которые находились здесь, лишь благодаря тому, что глаза уже привыкл и к темноте. Сильнее шорохов, доносившихся до ее слуха и заставлявших шевелиться волосы на голове, – ее угнетала безнадежность. Всеми силами она старалась совладать со своим страхом, поскольку предчувствовала, что ей предстоит провести всю ночь в этом заточении.

Со временем крики на улице стали слышны еще яснее, и девушка поняла, что там что-то происходит. Она прислонилась к холодной стене, но что можно расслышать сквозь толщу камня на высокой башне? Неожиданное громыхание по ту сторону дверей заставило синьорину подбежать к ней. Несомненно, Каролине вздумалось, что суровый отец смилостивился и решился ее вызволить. Каково же было ее удивление, когда в дверях показался Маттео: испачканный сажей и грязью, с окровавленным мечом в одной руке и горящим факелом – в другой, безмолвно и огорченно он смотрел на Каролину. В мерцающем свете он прочитал скорбь в ее опухших от слез глазках.

– Маттео! Как хорошо, что ты освободил меня! – воскликнула она, бросившись к нему с объятиями. – Почему ты такой печальный? Идем скорее отсюда! Клянусь, я не расскажу отцу, что это ты освободил меня.

Поспешно синьорина выскочила к винтовой лестнице, ведущей вниз. Но тут, словно во сне, она расслышала душераздирающие крики и пальбу с улицы. Каролина остановилась и с изумлением посмотрела на Маттео. И только сейчас ей стал понятен весь ужас его внешнего вида. Не меняясь в лице, безмолвно он обошел ее и, оказавшись на ступень ниже, продолжил освещать ей путь.

Сумбурный шум с улицы приближался, а Каролина почему-то схватила Маттео за руку и, когда он обернулся, пытливо посмотрела ему в глаза.

– Как ты понял, что я здесь, Маттео? Что происходит?

Каролина прекрасно знала, что он никак не мог разведать о ее пребывании в этой башенке. Но, вопреки ее ожиданиям немедленных ответов, он не стал оправдываться, а только повел ее вниз по ступенькам. И, чем ниже они спускались, тем страшнее казались звуки, доносящиеся с улицы.

Каролина слышала пальбу, лязг мечей, истошные крики, – и ей становилось ясным, что происходит за дверями. Дойдя до последней ступени, она нерешительно остановилась и посмотрела на Маттео. Он опустил голову и молчал.

– Это война? – спросила она, и Маттео утвердительно кивнул русой головой.

Каролина только глубоко вздохнула и испуганно посмотрела в дверной проем. В нем клубилась пыль с кусками мусора и непонятных обломков. Из помещения виднелись лишь стремительные движения людей и падающие наземь тела.

– Я тебя уведу отсюда! – уверенно произнес Маттео и крепко сжал ее руку.

Его слова расплылись в грохоте доносящегося снаружи ужаса.

– Я не уйду! – громко воскликнула она, стараясь перекричать оглушительные звуки. – Здесь моя семья!

– Это опасно, Каролина! – обеспокоенно, словно с мольбой в голосе, воскликнул Маттео. – Я все продумал! – он притянул ее ближе к себе, крича ей прямо в ухо. – Мы сбежим, и тогда ты будешь со мной всегда! – в словах Маттео звучала некая агрессивная власть, и Каролина, с ужасом глядя в его рассвирепевшие глаза, отступила назад.

– Ты все продумал? – переспросила удивленно она. – Ты знал об этой войне… – и в этот самый момент ей вспомнились уже забытые слова незнакомого голоса: «Восстание крестьян – это способ ослабить местных дворян: герцогов и синьоров».

Каролина шагнула назад, изумленно глядя на Маттео, и оказалась в проеме, ведущем в ад: с улицы продолжали влетать к акие-то обломки, доноситься крики ужаса и запах крови, смешанный с удушающим воздухом, насыщенным порохом и гарью…

– Ты – мятежник, – пролепетала она, продолжая пятиться назад.

Ей казалось, что все происходит во сне, даже ее шаги, направляющиеся к выходу из башенки, казались какими-то плавающими.

– Нет, стой! Каролина! – крикнул Маттео и кинулся ей вдогонку.