– Значит, обманули меня купцы, ладью которых мы переняли в море, – вздохнул князь. – Брата жалко. Хотел я его помощником в делах своих сделать, для этого и просил с собой взять – опыта воинского набраться. А видишь, как вышло!

После этих слов князь ударил ладонями себе по коленям:

– Ты садись! Чего стоишь, в ногах правды нет.

Остромысл присел на лавку перед князем, а Яромир продолжил:

– Почему с братом на данов так мало русичей пошло? Не знаешь? Почему обижаются на меня бывшие воины моего отца? Что не приблизил я их к себе?.. Да, не приблизил. А почему?.. А я скажу.

Князь встал и начал ходить по комнате, нервно размахивая руками:

– Разленились воины моего отца Руса. Тяжело им стало задницу с печки поднимать. Видишь ли – добра им хватает, сытые стали… А то, что даны стали безбоязненно на море хозяйничать, а?.. А то, что мурманы на своих ладьях тоже озоровать стали, и купцы наши с опаской стали в путь отправляться. Так торговля зачахнуть может. Откуда серебро брать будем? Ни во что нас, руян, не ставят.

Яромир опять сел на лавку и потёр ладонями лицо:

– Хотел я этим походом брата с русичами взбодрить, ан не получилось. Вообще сникли, не надо им ничего, а сиднем сидеть нельзя! Бодричи нет-нет да и укусят вильцев, а там, за ними франки – сколько народа под себя подмяли! Об славян немного обожглись, но это пока. Я думаю, что не прекратят они эти помыслы свои. Остановить их надо, а кто остановит? Славомир у них в заточении, Цедраг – не лучше. Все помнят, что его отца не очень бодричи любили, а эта нелюбовь и на него перекинется. Все князья бодричей с франками душа в душу жили. Вот и получается, что кроме нас – руян и вильцев, франков остановить некому. А для этого сила нужна, мощь всех воинов. А русичи, видите ли, приморились, устали… А мне без них со всеми не сладить.

– Перед явной угрозой, князь, поднимутся.

– Успокаиваешь? – вскинул голову Яромир. – Ждать, пока она явной будет? На корню её изжигать надо, на корню… А как это сделать?

– Ну, я думаю, что покою им давать точно не надо: ни данам, ни мурманам, ни франкам…

Князь впервые улыбнулся:

– Хорошо, что хоть ты меня понимаешь! И хорошо, что боги помогли тебе выжить! Помощь мне твоя очень нужна будет. Ты не мог бы мурманов немного приструнить? А то полабские торговые люди теперь в путь только на нескольких ладьях собираются, а иначе никак. Нападают мурманы на одиноких. Ты со своей дружиной посопровождал бы их, а я в помощь дам две ладьи с воинами.

– Так нет у меня больше дружины, князь. Ни дружины, ни дома – ничего нет. Если бы Вратибор не пострадал!.. А так для всех я был зачинщиком похода на данов, мне и ответ держать пришлось. Теперь я гол как сокол!

– Так что же ты делать будешь? – нахмурился Яромир.

– Думаю, к Осколу податься. Семья моя у него. Да и дружина его не такая сытая, как русичи. А раз не сытая, так обязательно в набег соберутся, а я уж после этого как-нибудь и поднимусь – заимею серебро.

– Да, дружина… – закивал головой князь. – К Рюрику, значит. Подрастает волчонок. Уже и зубы показывает. Видишь, – ухмыльнулся Яромир, – уже и дружина появилась. Вот теперь и думай, чтобы у них раздрай в умах не наступил, чтобы их помыслы на пользу руянам направить.

Князь внимательно оглядел Остромысла, а затем встал, подошёл к украшенному узорами сундуку и достал из него мешочек:

– Вот серебро, возьми! Ладью на него приобретёшь. Будет ладья – соберёшь и людей под свою руку. Ты воин знатный. К тебе люди потянутся… Хорошо, иди к Рюрику. Только помоги мне! Будь у него моими ушами и моим оком. Как бы супротив моей власти чего не замыслили!

Остромысл посмотрел на мешочек с серебром, а затем, не пошевелившись, перевёл взгляд на князя.

– Надеюсь Рюрика, как заматереет, на франков науськать, – продолжил Яромир. – Только бы в зверя не превратился раньше времени. Как бы его ручным сделать и послушным моей воле?

Остромысл протянул руку и забрал серебро:

– А ты, князь, жени его на своей племяннице Красимире – дочери Вратибора. Чай, не чужая она тебе… Вместо отца ты ей теперь.

– Так она же ещё в годы не вошла!

– Я же не предлагаю сейчас. Через три года ей тринадцать вёсен исполнится, и Рюрик возмужает. Как раз самое то…

Князь хмыкнул и криво усмехнулся:

– Дело говоришь. Не зря тебя Остромыслом кличут.

Покинув Яромира, Остромысл подошёл к своему бывшему дому. Едва скрипнув калиткой, от крыльца он услышал окрик:

– Ну, кто там ещё шляется?

Остромысл узнал голос Желыбы:

– Ты чего как домовой по ночам шастаешь? Не спится?..

– Остромысл, ты?.. Выплыл?

– Как видишь. Так ты чего не спишь-то? И с мечом… Чего опасаешься?

– Так ведь гости у Оскола. Мало ли чего…

– Когда мне служил, меня так не охранял.

– К тебе, Остромысл, чужие не приходили, а здесь – бодричи!

– Бодричи? А семья моя где: жена, дети?

– Да где ж им быть?! В доме спят. Оскол ведь с Рюриком только две комнаты и заняли.

– Не обижал их, значит, Оскол! Ладно, иди, спи! Я здесь – ничего не случится.

Подойдя к двери, за которой слышались голоса, Остромысл услышал сзади шорох и заметил мелькнувшую тень. Он усмехнулся – все-таки не послушался его Желыба, и решительно открыл дверь.

Перед Осколом стоял Остромысл – живой и здоровый.

– Остромысл! Выплыл всё-таки? Герой! – бросился к нему Оскол и, обняв, повёл к столу.

– Не меня благодари, а вот его князя, – Остромысл направил свой взгляд на Траскона, садясь за стол. – Вернулись они и подобрали меня в море. Вовремя вернулись. Хоть твой бочонок, Оскол, и помогал мне держаться на воде, но уже застывать я начал.

– Не мой он князь больше, – хмуро сказал Траскон, уткнувшись взглядом в стол.

– Чего так? – Остромысл буквально сверлил его взглядом. – Ты же с ним к франкам направился.

– Ушёл я от него. Не дело бодричам под франков ложиться. Не по нраву это мне.

Остромысл повернулся к молодому парню:

– А это кто?

– Это Тыра – сын моего друга, с которым вместе не один ушат пота пролили и воевали не раз, – ответил Корлин, и Остромысл опять перевёл свой проницательный взгляд на Траскона да так, что тот возмутился:

– Что ты так на меня смотришь? Не веришь?

– А ты посуди сам! – Остромысл полез за пазуху, вытащил кошель и со звоном бросил его на стол. – Вот это серебро дал мне князь Цедраг, чтобы я убил Рюрика.

– Как? – дверь распахнулась, и в комнату влетел Рюрик. – Как он мог, ведь он брат мне?

– Рюрик! – расцвёл Траскон, а Оскол, наоборот, нахмурил брови:

– Подслушивал? Не дело, княжич, уподобляться старухе и подглядывать, и подслушивать.

– Не княжич я больше, а князь! Земля моего отца по праву мне принадлежит, а на всю землю бодричей прав у Цедрага не больше, чем у меня. С дружиной свои права защищу…

Оскол устало вздохнул:

– Сколько раз тебе я объяснял, что князем ты будешь, если народ тебя поддержит. А народ поддержит, если увидит, что ты горой за него стоишь. Да и дружина у нас маловата. Ну, чего стоишь? Садись, раз пришёл.

– Ты, Рюрик, близких-то слушай – они тебе зла не желают, – Остромысл смотрел на Рюрика, весомо выговаривая слова, – а остальных слушай с оглядкой. Не всё так просто в этом мире, и князем быть не просто.

Остромысл полез за пазуху и достал ещё один кошель:

– А этот кошель мне дал Яромир. Хочет, чтобы я ладью купил и дружину набрал, да за тобой, Рюрик, присматривал, чтобы ты на него косо не смотрел – опасается он чего-то тебя.

– Зачем тебе новая дружина? – воскликнул Оскол. – Бери под свою руку старую и дом свой забирай, раз выжил! Неуютно мне в чужом-то. Помоги мне лучше своё жильё построить. Я и жену туда приведу, и Рюрик в нём будет под моим присмотром.

– Возвращаешь, значит, мне всё? Не ошибся я в тебе – верил, что семья моя с тобой не будет бедствовать.

– А что ж ты, Остромысл, все помыслы князя своего выдаёшь? – укорил Траскон.

– Князя своего? – гневно взглянул на него Остромысл. – Своим князем для меня был Вратибор. А к этому я пришёл и спросил – зачем он на данов меня с Вратибором послал? Юлил, изворачивался. Скользкий, как мокрица. Князь!.. А меня на смерть послал вместе Вратибором. А зачем? Только из-за того, что боялся за свою власть. Понял я его. Он думал, что, убрав брата, все его воины опять встанут под руку князя. Ан нет – не вышло. Купить моё молчание хотел. И этот кошель – его плата. Поэтому и рассказал вам всё. И кошель вам отдаю.

За столом после его слов установилась тишина, и все смотрели на Рюрика, а тот, не понимая, переводил свой взгляд с одного на другого.

– А о чём до меня разговор вели? – наконец прервал молчание Остромысл.

– Траскон рассказывал, как франки живут, – ответил Оскол, – Корлин – как франки людей безвинных у вагров погубили. Думали мы, как франкам отомстить, да и данам не мешало бы.

– Ну и как живут франки, богато? – заинтересовался Остромысл.

– По-всякому живут… – Траскон поджал губы. – Некогда мне их богатство было рассматривать. А вот императора и свиту его я видел – те богато…

– И чего думать? – Остромысл радостно потёр ладони. – Давайте этим франкам отомстим, покажем, что славяне обиды не прощают.

– А ты думаешь, что Цедраг пропустит воинов через свои земли? – Траскон скептически поджал губы. – Да ни за что. Франки теперь у него покровители.

– А зачем нам так? – Остромысл загорелся идеей, и ему казалось, что добыча сама уже идёт ему в руки. – У нас ладьи есть. Нападём на побережье франков и побьём их. Можно и поглубже в земли пройти. Наши ладьи легки, по рекам поднимемся да и пощиплем там, где нас не ждут. А затем можно и на данов напасть.

Оскол несогласно помотал головой:

– Воевать с теми и другими у нас сил нет.

– Да и чтоб на франков с моря напасть, – поддержал его Траскон, – нужно мимо данов без потерь проплыть.

– А нельзя ли их стравить между собой? – Рюрик закрутил головой, ожидая ответа на свой вопрос. – Франков и данов?..

– Мимо данов проплыть спокойно можно, – неторопливо протянул Корлин. – Я сюда на двух драккарах приплыл, их впереди и пустим – пусть думают, что их соплеменники плывут.

– А что, правильно! – все также возбуждённо подхватил Остромысл. – И на носы наших ладей эти чудища недолго приладить.

– Рюрик правильно сказал, – Траскон заметил, как после его слов тот вспыхнул от радости. – Выдавать себя за славян нельзя, пусть думают, что даны напали. И на них мы нападать не будем, а вот на англов – можно. Даны с англов кормятся.

– В затяжные сражения нам нельзя входить. И задерживаться нельзя, – Оскол обводил взглядом присутствующих. – Наш успех в быстроте. Напали, побили франков и уплыли. Чуть задержимся – враз подмога им придёт, а у нас всё-таки воинов маловато.

– Русичей можно пригласить, – предложил Остромысл.

– Можно, – согласился Оскол, – но пойду к Крутославу я. У них к тебе, Остромысл, доверия после похода на данов нет.

– Боюсь, что тебя не послушают русичи, – Траскон скептически поджал губы. – Добычи на побережье мало добудешь.

– А зачем нам побережье? – Оскол внимательно всех оглядел. – Остромысл правильно сказал – по рекам можно подняться. А ещё… Остромысл, можешь ещё ладей достать?

– У Градомира пару могу взять и ещё кое у кого. Вместе с нашими с десяток наберётся.

– Вот! Да ещё у русичей ладьи. На каждую из ладей по два-три коня можно погрузить. А каждый конь двоих запросто довезёт. Представляете – врываемся по реке вглубь земли франков, на конях быстро обследуем округу, берём всё ценное и быстро уплываем. В неожиданности и быстроте наше преимущество. И пусть потом франки на данов зубы точат.

Остромысл довольно осклабился:

– А ты, Оскол, хитёр! Никто ещё не додумывался коней на ладьи поместить. Я считаю, что ради этой задумки все русичи согласятся с тобой в поход идти.

За дверью раздался шум, потом она распахнулась, и в комнату влетел Желыба и упал на спину. За ним, чуть не снеся головой притолоку, ввалился здоровенный детина с мечом в руке и остановился в растерянности.

–Ты кто? – удивился Оскол.

– Я-то? Бермята, – добродушно улыбнулся здоровяк. – Мне маманя велела утром сюда прийти, а ей – дядька мой Билюд.

Оскол глянул в оконце – уже поднималась заря.

– Ты чего буянишь?

– А чего он? «Не пущу, не пущу!» – передразнил верзила Желыбу. – Раз Оскол сказал прийти, я утром и пришёл. Кто из вас Оскол-то?

– Я, – улыбнулся Оскол.

– Так мне, это, в дружину бы…

– Беру! – всё также улыбаясь, сказал Оскол. – Желыба, отведи его и выдай щит и копьё.

– Ты, это, меч-то свой забери! – Бермята протянул оружие поднимающемуся с пола Желыбе.

– Зачем такому копьё? – недовольно пробурчал тот, косясь на обидчика и забирая свой меч. – Такой и кулаком кого хочешь прибьёт. Пойдём!

– Да и меч не забудь выдать! – вдогонку им крикнул Оскол.

Остромысл оглядел развеселившихся этим забавным эпизодом:

– Так что? Когда в поход на франков пойдём?

Оскол помолчал, а потом медленно, веско произнося каждое слово, промолвил:

– Я думаю, что об этом шуметь не надо. Трубить об этом не следует. Подготовиться надо основательно. А пока Святовиту дары поднесём, дом мне построим и свадьбу сыграем. На свадьбу от русичей Крутослава приглашу, тогда с ним всё и оговорим. Наши ладьи более лёгкие, чем драккары, но всё же по рекам на них лучше плыть, когда они полноводные – по весне. Но, – Оскол внимательно всех оглядел, – зимой в море выходить – довольно чревато… Поэтому, – он ещё раз на всех внимательно посмотрел, остановив взгляд на Рюрике, – предлагаю в путь отправляться сразу после свадьбы и перезимовать где-нибудь в укромном месте недалеко от франков.

– Что ж ты жену молодую после свадьбы сразу одну оставляешь? Разве помиловаться вдосталь не хочется? – улыбнулся Корлин.

– Такова судьба жены воина, – серьёзно ответил Оскол. – Пусть привыкает.

Траскон глубоко вздохнул:

– Трудно будет найти вблизи франков укромное место. Уж больно заселено там всё. Да и франки могут заранее узнать про наше войско, а нам это ни к чему.

Рюрик, боясь, что ему не дадут высказаться, торопливо произнёс:

– Князь Яромир сказывал, что у англов много небольших королевств, и все они не очень ладят друг с другом. Он говорил, что некоторые из них чуть больше острова, где расположена Аркона – святилище Святовита. Может там поискать место для зимовки?

Траскон с гордостью посмотрел на отрока:

– Твой отец тоже отличался предусмотрительностью.

Остромысл радостно потёр ладони:

– У англов – так у англов… Всё равно к ним тоже собирались.

Оскол подвинул Остромыслу серебро, данное ему князем Яромиром:

– Закупи всё, что нужно для похода. Корлин тебе поможет. А я с Трасконом, – Оскол взял серебро князя Цедрага, – посещу Аркону и отдам это в дар Святовиту.

– Я с тобой пойду, – Рюрик дерзко взглянул на Оскола.

– Хорошо.

– Я с тобой пойду на франков, – всё также дерзко, ожидая, что Оскол будет перечить, повторил он.

– Молод ты ещё, – встревожился Траскон.

– Пусть идёт, – согласился Оскол. – С нами он будет более в безопасности, чем когда останется один. Видите – что кругом творится?!

– Тогда так! – Остромысл хлопнул ладонью по столу. – Готовимся к походу скрытно, никому заранее о сроках не говорим. Мало ли что!.. Узнают об этом все в день выхода в море, в том числе и недруги. Я не хочу терять Рюрика, как потерял Вратибора.

Рюрик глянул на Остромысла, и впервые отрок понял, что закончилось его детство.

Глава 7

(819 г. от Р.Х.)

Совсем ещё молодой, переживший всего двадцать зим, но уже успевший отличиться в битвах конунг свеев Харальд Клак самодовольно оскалился и оглядел своих воинов-викингов. Отчаянной храбрости, не имевшие ни кола ни двора и жившие только за счёт захваченной добычи они были спокойны, а некоторые даже веселы, потому что безоговорочно доверяли своему удачливому предводителю. За последнюю неделю свеи смогли перехватить четыре торговых судна славян, направлявшихся из моря в Ладожское озеро. Всех людей безжалостно порубили, всё, что считали ценным, забрали, а ладьи, пробив дно, потопили за ненадобностью.

Место для этого хищного промысла было замечательное. Река, несущая воды Ладожского озера в море, была не длинна, но полноводна, неводом протянувшись между двумя водными стихиями. Не поэтому ли славяне и местные жители, довольно редко встречающиеся в этих глухих заболоченных краях, называли её Нево-река? Другого пути для франкских или полабских купцов нет, если они направлялись торговать к славянам, хазарам или далёким арабам с целью заполучить так ценимое арабское серебро. Две ладьи Харальда, похожие на драккары данов, только более лёгкие и поэтому обладавшие меньшей осадкой, стремительно выскакивали из-за поворота реки, покрытого лесом, и, на вёслах, легко настигали медленно плывущие против течения суда чужеземцев.

Харальд скалился не без причины: очередная, пятая по счёту ладья, показавшаяся вдали и плывшая по течению реки со стороны Ладожского озера, становилась всё ближе и ближе. И пусть его драккары, не скрытые берегом, были хорошо видны издали, конунг считал, что и это очередное судно станет его добычей. Харальд зычно крикнул и махнул рукой. По его команде воины налегли на вёсла, и два корабля викингов стремительно побежали по волнам навстречу купеческой ладье.

Новгородец Владияр на небольшой своей ладье направлялся к бодричам в Старград. Этот город часто посещали купцы франков, и именно им он вёз на продажу пушнину. Товар был разный: и неповторимый по своему окрасу мех рыси; тёплый, с жёстким подшерстком мех куницы; густой мех соболя с вкраплениями седины и подшёрстком, переливающийся голубым оттенком. Но особой ценностью среди франкских купцов считались мягкие белоснежные шкурки горностая. Франки не стояли за ценой и брали их нарасхват, несмотря на то, что их ворс был не очень прочным и быстро линял.

Четверо поручных Владияра сидели на вёслах и чуть шевелили ими, позволяя реке самой нести ладью по течению к морю. А там, поставив парус, при хорошем ветре они почти за десять дней могли достичь искомой цели. Гребцы, сидя спиной по направлению движения, не видели стоявшие вдали у берега драккары. Владияр заметил их давно, но понял, что это разбойники, только когда они направились в его сторону.

– Мурманы! Поворачивай! – дико закричал Владияр. – К берегу правь!

Ладью развернули, и гребцы налегли на вёсла так, что у них от напряжения на шеях выступили жилы. Славяне старались изо всех сил, пот градом катил по их лицам. Земля приближалась, но приближались и свеи. Среди зелёной стены кустарника мелькнуло похожее на узкий залив устье маленькой речушки с такими же заросшими берегами.

– Стемид! В речку давай, в речку! – гаркнул Владияр, поглядывая на догонявших.

– Застрянем!

– Правь, тебе говорят!

Ладья славян с разгону влетела в узкую протоку, и после первого же поворота, скрывшего славян за кустами, Владияр достал колчаны со стрелами:

– Балша, Мишата, на берег! Не подведите, родимые! Отвлеките, задержите! И сломя голову на рожон не лезьте – живыми останьтесь!

Мишата и Балша прыгнули за борт и, держа лук и стрелы над головой, по грудь в воде побрели к суше.

– Путарь, – Владияр повернулся к третьему, – а ты уж, голубчик, давай на другой!.. Выследи главаря у них, не промахнись, постарайся!

Путарь разухабисто свистнул и ухмыльнулся:

– Не промахнусь! Сейчас они на себе почуют нашу новгородскую удаль.

– Ты, это, не мудри! Своё ухарство брось! Живым возвращайся!

– Да ладно! Что я – лапоть что ли? Не впервой, вернусь.