Глава VI
Олен и гарри

Открыв окно в спальне, Гарри не спускал глаз с удаляющегося графа. Но когда Генри Перси скрылся в тумане, старик закрыл окно.

– Уехал… – прошептал он с сокрушением.

Он подошел к шкафу и начал разбирать дорогое оружие. Нужно сказать, что за этим приятным делом Гарри забыл даже на время об отсутствии Перси; но когда все было приведено в порядок, когда он прикрыл окованные медью плотные дверцы шкафа и запер их на ключ, им овладело прежнее неутешное горе.

– Уехал, – повторил он с той же глубокой грустью, – и в такую ненастную погоду!

Он собрал так же тщательно и остальные вещи, разбросанные по комнате, поставил на буфет початую бутылку испанского вина, собрал до клочка все бумаги, валявшиеся на письменном столе, и, когда спальня графа приняла прежний вид, старый Гарри приблизился к погасшему камину и прошептал тоскливо:

– Он уже теперь далеко! Да хранит его Бог!

Он поспешил уйти из опустевшей комнаты и хотел, очевидно, вернуться в свою уютную каморку, но потом передумал и пошел быстро, как только мог, по длинной галерее в очень большой зал, который назывался с незапамятных времен зал Совета. В давно минувшие времена, когда шотландцы очень часто совершали набеги на английские владения, английские бароны, проживавшие ближе к северной границе королевства, съезжались в замок Перси и обсуждали именно в этом большом зале, какие меры принять против непрошеных гостей.

На обоях этого огромного помещения были изображены сцены из жизни Александра и его полководцев – Антипатра, Лизимаха, Пармениона и прочих, – при помощи которых он покорил Персию, Индию и Грецию. Мрачные картины разрушения, большие города, объятые пожаром, и равнины, покрытые трупами воинов, заполняли стены зала. Надписи у бордюров объясняли подробно сюжеты этих печальных сцен.

На небольшом пространстве той же комнаты была запечатлена сцена далеко не такого зловещего характера: надменная Юнона отказывалась покориться могуществу великого Юпитера; богиня восседала на золотом павлине среди зелени плодов и цветов. В центре зала стоял огромный стол, покрытый дорогой старомодной тканью: на ней были изображены исторический конь, под защитой которого греки проникли в Трою, и ее разрушение; со стен валились раскаленные камни и тяжелые бревна, охваченные пламенем; Андромаха стояла на большой башне, обливаясь слезами, а главная причина всей этой катастрофы, Прекрасная Елена, готовилась вернуться в самом недалеком будущем к разлученному с ней несчастному супругу. Нетрудно догадаться, что спартанский царь должен был неминуемо найти на лице жены следы времени, так как акт похищения прекрасной королевы совершился, к несчастью, двадцать лет назад! Гениальный Гомер счел за лучшее не касаться этого обстоятельства, предоставив прозаикам свободу трактовать его, как им будет угодно.

Тот, кто создавал древнюю ткань, покрывавшую стол, последовал примеру великого поэта и не изобразил спартанскую царицу; ее место занял убитый горем знаменитый Приам, а сбоку от него шла мудрая Гекуба с целой группой троянок, призывающих мщение всех богов и богинь на предателей греков.

На столе стояла железная, позолоченная, массивная чернильница, но чернила в ней высохли и паук давно заткал паутиной ее отверстие; вокруг нее лежали реестры в толстых папках с железными застежками; в крепких дубовых ящиках громадного стола хранились, как сокровища, плохо выполненные карты северной части Англии и шотландских границ. Кроме различных хартий, контрактов и вообще всевозможных бумаг, касающихся управления и владения обширными родовыми поместьями знатной фамилии Перси, в зале еще хранились описания осад, выдержанных их замком, и битв с шотландцами; из них образовались объемные рукописи в массивных переплетах. Этот труд взяли на себя монахи из аббатства Витби, основанного графом Уильямом Перси, соратником и другом Вильгельма Завоевателя.

Одна из этих рукописей отличалась особенно изящным оформлением, и переплет из слоновой кости поражал тонкостью резьбы, выполненной художником с изумительным совершенством. Фолиант хранился в малиновом чехле, обшитом превосходной золотой бахромой, а на белой подкладке его, затканной серебром, были вышиты шелком фамильные гербы непобедимых Перси.

Гарри медленно обошел зал Совета, присел к столу и бережно снял с рукописи малиновый чехол.

Он очень долго смотрел на переплет, восхищаясь, по-видимому, фестончатым бордюром, не уступавшим по прозрачности и нежности кружевам, а потом открыл книгу.

Составленное из разноцветных букв своеобразной формы, покрывавших плотный, голубоватый титульный лист, заглавие свидетельствовало о том, что рукопись посвящена родословной знаменитого влиятельного в Англии древнего дома Перси.

– Жаль, что я не могу добраться до колдуньи Шевиотской вершины, – рассуждал старый Гарри. – Это недалеко… а про нее рассказывают диковинные вещи… и у меня есть деньги!..

Он скрестил на груди руки, покрытые глубокими морщинами, и крепко задумался; его седые брови сдвигались все плотнее, и видно было, что он пытается отогнать какую-то неотвязную мысль.

– А дьявол-то, пожалуй, хитрее, чем мы думаем! – воскликнул он внезапно. – И ведьма, чего доброго, рассказала бы мне, увижу ли я моего господина… и женится ли он? Ведь они прибегают к различным заклинаниям! Там, говорят, летают злые черные кошки с зелеными глазами, ведьма чертит в воздухе какие-то круги, и они начинают гореть, как огонь; она сжигает всевозможные ядовитые зелья, и человеку достаточно посмотреть в ее зеркало, чтобы узнать, что с ним будет. Все это, может быть, только пустые россказни, и аббат говорит, что всякое гадание – непростительный грех! Он даже читал нам по этому поводу очень длинную проповедь! А все же знать заранее все, что случится, чрезвычайно приятно!

Гарри развернул книгу, и внимание его всецело переключилось на переплет.

– Жаль, что я не могу прочесть это сокровище! – прошептал он со вздохом. – Я никак не пойму эти мудреные знаки. Все они на вид как будто одинаковые и стоят рядами! Одни только писцы разбирают их сразу.

Старик второй раз в жизни осознал, как плохо быть неграмотным, – он печально опустил свою седую голову.

– Придется обратиться к Олену, – проворчал он сквозь зубы. – А об этом узнают! Ведь когда моя Алиса подарила мне образ Пресвятой Богородицы, все узнали, что написано на задней части рамки… Я дам ему два пенса, и он не проболтается. Олен – славный мальчишка! Мне жаль, что его учат только грамоте… Я уже не раз говорил милорду, что из него мог бы выйти расторопный солдат, даже отважный воин, а при таком раскладе он не сможет, пожалуй, перевязать как следует и раненого осла!

Старый Гарри прошел на другой конец зала и отодвинул крепкие железные засовы на двери, выходившей прямо на вал. Этот вал представлял собой причудливое зрелище: на нем стояли группы языческих богов и вооруженных воинов: Геркулес со своей страшной смертоносной палицей и Аполлон с колчаном, наполненным стрелами; неподвижные витязи как будто угрожали с высоты осаждающим, а несколько поодаль толпа слуг волокла тяжеловесный камень с очевидным намерением подтащить его к краю и столкнуть вниз на неприятеля.

Гарри спокойно прошел мимо этих озлобленных и неподвижных воинов и, спустившись по лестнице, находившейся в башне, вошел в светлую комнатку, где мальчик прилежно чертил цифры на аспидной доске.

На голове его была легкая шапочка, а платье было сшито из тонкого сукна пурпурного цвета, подобного цвету кардинальских мантий. Когда дверь открылась, он быстро поднял голову и устремил на Гарри прекрасные глаза, сверкавшие умом.

В комнатке находилось всего только два стула; на одном из них сидел Олен, а на другом лежала целая груда нот, тетрадей и бумаг. Тут же стоял орган очень грубой работы, а за ним находилась маленькая кровать; в изголовье ее, на пуховой подушке, покоился внушительных размеров латинский словарь, труд Роберта Эстиенна, который Генри Перси подарил любознательному и смышленому мальчику.

Олен в одно мгновение освободил стул, заставленный бумагами, и подал его Гарри.

Выполняя обязанности вежливого хозяина, ребенок задавался в то же время вопросом, чем вызвано это посещение.

Хотя Олен и Гарри были, каждый по-своему, влиятельными персонами среди челяди, состоящей при графе, но им не приходилось еще ни разу в жизни оставаться с глазу на глаз.

Олен был сиротой, и Генри Перси взял его под свое покровительство; он снабжал мальчика всем необходимым и, заметив его отличные способности, помогал ему заняться образованием. Прислуга постоянно обращалась к Олену, когда было нужно подсчитать издержки или написать родным. Познания в арифметике, грамматике, а больше всего в музыке сделали мальчика весьма популярным не только в замке Перси, но и в его окрестностях. Он даже удостаивался чести в случае нездоровья старого капеллана читать на сон грядущий графу Нортумберленду разные эпизоды из Старого и Нового Завета.

Все эти обстоятельства, а еще того более убеждение, что у Олена нет воинственных наклонностей, восстановили Гарри против бедного мальчика, и он не упускал случая отозваться о нем как о глупом ребенке, на которого не следует обращать внимания. Олен понял, что только какое-то исключительное обстоятельство могло побудить Гарри заглянуть в его комнатку.

Старый слуга, казалось, был не менее Олена удивлен своей выходкой. Он уселся на стул, не говоря ни слова.

Мальчик тоже молчал и вопросительно смотрел на старика.

– Что ты писал, Олен, на аспидной доске? – спросил наконец Гарри.

– Я делал расчеты.

– А! – промычал старик. – Скажи же мне теперь: ты умеешь читать?

– Пожалуй, да! – отвечал мальчуган с плутоватой улыбкой. – Я должен, вероятно, прочитать вам письмо?

– Нет, я зашел к тебе совсем не для того.

– Так вы, видно, желаете продиктовать письмо?

– Мне некому писать.

– Вам угодно, быть может, чтобы я что-нибудь подсчитал?

– Нет! Какое сложение!

– Так что же я должен сделать?

– Ничего, – отвечал отрывисто старик, – пока ты мне не скажешь, такой же ли ты болтун, как и все мальчуганы?

– Вы знаете, господин Гарри, – возразил очень кротко, но серьезно Олен, – что я делаю все, что от меня зависит, чтобы не вызвать вашего недовольства, хотя и замечаю, что вы меня не любите!

«Он действительно добрый и послушный мальчик!» – подумал старый слуга, но спросил тем не менее с напускной суровостью.

– Так я могу рассчитывать на то, что ты не проболтаешься?

– Разумеется! – отвечал уверенно Олен.

– Ну, так тебе придется прочесть мне одну рукопись, там… в зале наверху, но не смей говорить об этом никому! – продолжал он торжественным и таинственным тоном, наклоняясь к уху мальчика. – Мне захотелось прочитать родословную нашего господина, хотя я ее знаю…

– Ну так в чем же дело? Идемте! Я готов! – перебил его мальчик.

Обрадованный случаем увидеть дорогие рукописи, к которым он не смел прикоснуться, Олен взбежал легко и проворно, как кошка, по лестнице на вал.