Спустя два дня, утром, на углу Мэрибон и Харли остановилась роскошная карета, запряжённая четвёркой породистых лошадей. На дверце красовался герб графов Росбери. Из кареты вышел седовласый мужчина шестидесяти пяти лет и, опираясь на трость, направился к зданию с вывеской «Нотариальный дом Вельбмана». До двери оставалось пройти всего лишь несколько шагов, когда к нему подскочил мужчина и воткнул в него нож.
– Умрут все! Слышишь, Роберт! Умрут все! – прошептал он, и сразу же скрылся за углом здания, оставив нож с рукояткой в виде головы слона с золотистым хоботом торчать в груди своей жертвы. Граф Росбери повалился на спину, потом упёрся ладонями в землю пытаясь подняться, но не смог. К нему уже бежал кучер.
– Пошлите за моей дочерью…немедленно, – успел сказать ему граф Росбери, прежде чем потерять сознание.
Несколько часов спустя, моложавая женщина сорока лет с усталым лицом, на котором застыла печать страданий, в чёрном траурном платье с высоким, обтянутым вокруг шеи воротником, быстро шла по коридорам особняка Росбери, что находился в Вестминстере близ садов Мэрилебон. Элизабет Мальман, так звали женщину, спешила к своему умирающему отцу, графу Росбери.
Дверь в его опочивальню была отворена настежь. Внутри и снаружи столпились слуги. Увидев кто идёт, они начали по очереди кланяться. Не останавливаясь, Элизабет вошла в комнату отца. Пред ней предстало совершенно белое лицо отца с полузакрытыми глазами и перевязанная грудь с расплывающимся кровавым пятном. Рядом с кроватью стоял врач. Завидев Элизабет, он негромко проронил:
– Его светлость очень плох. Поговорите с ним, пока есть возможность. Он уже несколько раз звал вас.
– Звал меня? – Элизабет склонилась над умирающим отцом. – Зачем? Зачем ты меня звал? Надеешься получить прощение? Ты его не получишь. Слышишь?! Ты никогда не получишь моё прощение. Дочь может простить. Даже супруга может простить. Но мать…никогда не простит…ты умрёшь, проклинаемой собственной дочерью! Слышишь меня?! Жестокое, безжалостное чудовище! Проклинаю тебя! Всем сердцем и душой проклинаю! Слышишь?! Проклинаю! Других слов ты от меня не дождёшься. Я буду стоять здесь, и проклинать тебя, пока ты не отправишься в Ад… – закричала Элизабет, но уже через мгновение залилась слезами и начала целовать ему руки, одновременно издавая горестный шёпот:
– Отец! Отец! Умоляю вас…умоляю,…после вашей смерти у меня не останется никакой надежды её найти. Где она? Где моя дочь? Кому вы отдали моего ребёнка? Отец! Сжальтесь над несчастной матерью, – Элизабет сползла на пол и, схватившись руками за голову, исторгла из груди крик полный отчаяния: – Где моя дочь, отец?
– Элизабет… – раздался едва слышный голос графа Росбери.
Элизабет мгновенно вскочила на ноги и наклонилась над отцом. Её слуха коснулся едва различимый шёпот:
– Перед лицом смерти…клянусь,…я не убивал твоего…мужа…Джон Бирн…Ирландия…дочь…не ищи,… – дальнейшие слова не представлялось возможным различить. Как не напрягала слух Элизабет, но так и не смогла разобрать невнятные фразы, которые становились всё тише и тише, а вскоре граф Росбери и вовсе замолк.
– Отец! Отец! – кричала Элизабет ему в лицо. – Какой Джон Бирн? Где его искать в Ирландии? Это он удочерил моего ребёнка? Отец! Не молчите! Отец! Отец!
– Он больше ничего не ответит. Ваш отец умер, – тихо сообщил врач.
– Где её искать? Где? – Элизабет схватилась за голову и бросилась вон.
Элизабет прибежала в комнату, где она провела свою юность, и как в те далёкие времена упала на кровать и разрыдалась. Отец умер, лишив её последней надежды найти свою дочь.
В дверь раздался осторожный стук.
– Прочь! – закричала Элизабет.
– Я знавал Джона Бирна, ваша светлость! – раздался осторожный голос.
Элизабет даже плакать перестала. Она со всех ног бросилась открывать дверь. На пороге стоял садовник Олан.
– Ты знаешь Джона Бирна? – с глубокой надеждой всматриваясь в его лицо, спросила Элизабет.
– Знавал когда-то. Много лет назад Джон работал управляющим у его светлости! Но потом уехал. Зачем? Не знаю. Знаю только, что когда он уезжал, у него на руках был ребёнок. Своими глазами видел. Мы тогда все удивились. Ведь жены-то у Джона не было.
– Ребёнок? У него на руках был ребёнок? А куда он уехал? – закричала Элизабет.
– Знаю только, что в Ирландию. А куда именно, сказать не могу. Джон никому и слова об этом не сказал. Только и говорил, что ему пора ехать домой в Ирландию со своей дочерью…
– С моей дочерью! С моей!
– Я рассказал всё, что знал!
– И я никогда не забуду о твоей доброте.
Садовник ушёл, а Элизабет закрыла дверь и постаралась взять себя в руки. Но сделать это сразу ей не удалось. Всё тело сотрясала непрерывная дрожь. Сердце билось так сильно, что она неосознанно прижала обе руки к груди. Более двадцати лет безнадёжных поисков, беспросветного ожидания и пустых надежд завершились. Сегодня она впервые узнала, что стало с дочерью. Отец отнял её и отдал своему управляющему. А тот отвёз её в Ирландию. Там она и будет искать. Даже если уйдут годы, даже если придётся перевернуть всю Ирландию, она найдёт своего ребёнка.
В дверь снова раздался стук.
– Пришли из полиции! Хотят поговорить с вашей светлостью! Ждут вас в гостиной.
– Я сейчас приду!
Элизабет вытерла платком слёзы, поправила платье и, стараясь утихомирить разбушевавшиеся чувства, отправилась на встречу.
– Кларк Могин, – представился констебль, приподнимая край шляпы. – Простите за визит в столь печальное для вас время. Графиня Росбери?!
– Элизабет Мальман!
– Прошу прощения. Я узнал, что ваш отец умер, а вы единственная дочь. Кстати сказать…приношу вам свои соболезнования.
– Благодарю вас! О чём вы хотели со мной поговорить?
– У вашей семьи есть враги?
– Если и есть, мне о них неизвестно. А почему вы спрашиваете?
– Никто просто так не убивает среди белого дня таких людей как граф Росбери. Ваш кучер и ещё два человека видели убийцу. Это мужчина приблизительно пятидесяти лет, среднего роста, с лысиной. Под правым глазом есть маленький шрам. Вам эти приметы никого не напоминают?
– Нет!
– Я слышал, у вас были совсем непростые отношения с покойным графом Росбери.
– Куда вы ведёте? И что пытаетесь сказать? – резко спросила Элизабет. – Думаете, это я подослала этого человека к отцу?
– Нет. Не думаю. Но спросить обязан. Это вы сделали?
– Нет!
– Возможно, у меня снова появятся к вам вопросы.
Констебль попрощался и ушёл. Элизабет тотчас же забыла об этом визите. Но он напомнил ей о долге дочери. Она всю жизнь ненавидела отца за то, что отнял у неё дитя, и даже сейчас, когда он уже умер, так и не смогла простить. Но достойно проводить его в последний путь она обязана. Именно этим и собиралась заняться Элизабет, когда сообщили о прибытии нотариуса.
– Не сейчас, мистер Вельбман! – Элизабет знала в лицо нотариуса отца.
– Я не задержу вас надолго! – Вельбман снял шляпу и поклонился.
Элизабет сделала нетерпеливый жест, показывая, чтобы он поторопился.
– Все бумаги готовы. Завещание тоже в порядке. Вы единственная наследница, и в ближайшее время сможете вступить во владение всей собственностью вашего отца. Кроме того, он вам оставил крупную сумму денег в количестве…
– Это всё? – оборвала его Элизабет.
– Нет. Я на самом деле пришёл по другому поводу. Ваш отец этим утром ехал ко мне, когда его ранили.
– Зачем он к вам приезжал? Хотел изменить завещание? Меня никогда не интересовали деньги, и вы это знаете.
– Знаю. Но речь о другом. Он хотел оставить для вас письмо, на случай если с ним что-то случится.
– Письмо? – Элизабет встрепенулась и подошла вплотную к нотариусу. – Он оставил письмо для меня?
– Не успел. Но хотел это сделать. Ваш отец был очень обеспокоен чем-то. Он обмолвился, что у него есть враги, и говорил, что вы оба находитесь в опасности.
– А про Ирландию или…ребёнка…он ничего не говорил?
– Нет. Я счёл своим долгом предупредить вас. После того, что случилось, я бы советовал со всей серьёзностью отнестись к беспокойству вашего отца.
Элизабет задумалась так глубоко, что даже не заметила, как ушёл нотариус. Вокруг отца всё время что-то происходило. Какие-то тайны и внезапные поездки…она до сей поры не знала, как именно умерла её мать. Она тогда была ещё ребёнком, а отец ничего не рассказывал о её смерти.
В восемь часов вечера того же дня, когда был убит граф Росбери, в одном из самых больших зданий на Кинг-стрит состоялось весьма примечательное событие, именуемое балом дебютанток. Две дюжины высоких окон заливали ослепительным светом едва ли не всю улицу. Десятки карет заполонили всё пространство. Родители, попечители и родственники впервые выводили в свет юных особ в надежде заключить для них выгодный союз. Ведь подавляющее большинство браков оговаривалось на таких торжествах.
Семьи группами с одной или даже несколькими дебютантками, входили в огромный малиновый зал под бой шотландских барабанов, и приветствовали главных патронесс сегодняшнего празднества: графиню Джерси и леди Палмерстон. Далее они расходились и располагались вдоль стен, оставляя всё время проход свободным, чтобы каждый прибывший имел возможность засвидетельствовать своё почтение патронессам.
Для подобного рода торжеств предъявлялись самые строгие требования к нарядам. Для дебютанток допускалось только белое платье с открытыми плечами, предпочтение отдавалось муслину. Он был лёгок, полупрозрачен и самым наилучшим образом подчёркивал стан. Для волос позволялись лишь цветы или венки. Из драгоценностей – медальон или ожерелье из мелкого жемчуга.
Оттого отличить дебютанток от иных дам не представлялось делом сложным. Все они были одеты одинаково.
Для мужчин, вне зависимости от цели их появления, так же существовал чёткий набор требований. Им надлежало быть в бриджах, белой рубашке и фраке.
И поскольку речь самым непосредственным образом идёт о впечатление, которая обязана произвести каждая дебютантка на противоположную часть общества, нам просто необходим мужской взгляд. С этой целью, мы обратим своё внимание на двух молодых людей. Они стояли на некотором отдалении от входа и шёпотом обсуждали каждую дебютантку. О чём же они говорили? Давайте послушаем:
– Эта ей Богу недурна!
– Недурна?! Взгляни на эти впалые щёки. Ей едва ли двадцать, а выглядит на все тридцать пять.
– А следующая?
– Напоминает дерево, которое растёт только в высоту!
– А куда оно может ещё расти? А что можно сказать об этой дебютантке?
– А что можно сказать о женщине с глупым лицом? Дура!
– Тебе ничем не угодишь.
– Почему же ничем?! Вот следующая девица мне вполне подойдёт.
– Да у неё такой цвет лица, будто она только вышла из гроба. Что у тебя за странный вкус?
– Она просто волнуется, оттого и лицо серого цвета. Ты только посмотри на этот волшебный носик. Так и хочется прижаться к нему губами.
– Волшебный носик? Ну да, вероятно она к тебе принюхивается. А как тебе та, что с пожилой леди?
– Хороша. Нет слов. Да и движения легки. Она словно порхает.
– Мне она тоже понравилась. Пожалуй, приглашу её на танец. Нет, подожди…вот ещё одна красавица,…ещё лучше.
– И, правда, прелестна…надо узнать её имя…чёрт, после такой красавицы…эта с обвислыми щеками…надеюсь, она не станет задерживаться у входа…
– Вот повезло так повезло…сразу две красавицы,…выглядят как розы, цветущие в нашем саду, и благоухают так, что я даже отсюда чувствую их аромат…
– Голова идёт кругом…ещё одна…выглядит чудесно, да ещё и взгляд полон нежности…жаль, что она смотрит не на меня…
– И следующая прелестна!
– Прелестна? Она мне напоминает тётушку перед смертью. Худощава и стан кривой…
– Я имел в виду ту, что с родителями.
– А…её я не заметил…
– Не стоит переживать. Здесь много красивых дебютанток. Выберешь себе любую, какую пожелаешь.
– Я уже выбрал! Ты только взгляни на эти дивные голубые глаза…какие отточенные линии лица…Афродита. Богиня любви!
– Скорее Богиня зла. Держись от неё подальше. Она весьма не сдержана на язык.
– Ты знаком с ней?
– Однажды довелось танцевать. О чём сожалею до сей поры. Это Амелия Уиллоби. Дочь барона Уиллоби. Они идут под руку. А позади них Берна и Лизи Уиллоби.
– Тоже недурны! Я не прочь приударить за всеми тремя сёстрами.
– Будь осторожен. На Лизи Уиллоби имеет виды Виктор Бэндигтон.
Оставим молодых людей и обратим внимание на семью Уиллоби. Молодые люди очень точно их описали. Действительно, барон Уиллоби лично вывел в свет младшую дочь Амелию, которой только исполнилось восемнадцать лет. Другие две дочери уже выходили в свет, и теперь пришли, чтобы поддержать сестру, хотя она в том не нуждалась. По крайней мере, они сами так говорили. Однако их слова выглядели весьма сомнительно, учитывая те взгляды украдкой, которые они бросали на двух рыжеволосых молодых людей, которые в свою очередь не сводили взгляда с них. Это были кузены Виктор и Джейсон Бэндигтон. Как только появилась возможность, а выражалась она в том, что барон Уиллоби был занят разговором с Амелией, оба одновременно подошли и пригласили Берну с Лизи на французскую кадриль, с которой и должен был начаться бал. Получив согласие, они быстро удалились, чтобы раньше времени не попадаться на глаза барону Уиллоби, который откровенно недолюбливал главу семейства Бэндигтон.
– Мы можем поехать после бала к матушке Элизабет? – спрашивала Амелия у своего отца.
– Нет. Она прислал письмо, в котором приглашает нас завтра. И просит прощения за то, что не смогла вывести тебя в свет сама.
– Крёстная потеряла отца! Как она могла приехать в такой день на бал? Это мы все должны быть сейчас рядом с ней!
– Мы поедем…
Барон Уиллоби не договорил. В этот миг к Амелии подошёл молодой человек, назвал своё имя, поклонился и пригласил на кадриль.
– Простите, я занята и не смогу оказать вам внимание! – вежливо ответила Амелия.
Молодой человек побледнел, снова поклонился и медленно пошёл прочь.
– Не смей! – прошипел барон Уиллоби. – Не смей! Веди себя так же, как все остальные девушки.
– Генри! – достаточно громко выкрикнула Амелия. Молодой человек, который недавно получил отказ, повернулся и устремил на неё удивлённый взгляд. – Генри?! Вас ведь так зовут?
Молодой человек кивнул. Амелия поманила его рукой к себе. Тот сразу же подошёл.
– Я передумала, Генри. Первый танец ваш!
Поблагодарив её, Генри отошёл, но недалеко.
– Вы сами того желали! – Амелия даже не старалась делать вид, будто не замечает возмущённый взгляд отца.
Не один барон Уиллоби был возмущён. Все кто стал свидетелем столь грубой выходки, то и дело косились в её сторону с откровенной неприязнью.
Сёстры не обратили внимания на поведение Амелии. Они лучше других знали её нрав. Вероятно, по этой причине всё время старались сохранять некоторое расстояние между собой и ею.
Тем временем, объявили французскую кадриль.
– Не смей его обижать! – успел шепнуть барон Уиллоби до того, как Генри повёл Амелию на танец. Мало ему было беспокойства за Амелию, а тут ещё заявился сын этого выскочки Бэндигтона, и повёл Лизи на танец. Второго барон Уиллоби не знал в лицо, но намеревался выяснить его имя сразу после танца.
Выстроившись в ряды, юные леди со своими кавалерами ждали начала танца. Зазвучали первые аккорды. Кавалеры отступили на шаг вправо и поклонились. Следом сделали шаг дамы, и присели в реверансах. Затем кавалеры взяли их за руки, и повели вперёд. Один ряд проходил сквозь другой, создавая неповторимое очарование.
Когда они снова взялись за руки, Генри допустил серьёзный промах. Он спросил Амелию, что она о нём думает.
– А что можно думать о человеке, который с радостью принимает унижение? Он жалок.
Генри споткнулся и чуть не упал. Амелии пришлось его поддержать.
– Да ещё и на ногах не держится!
– Зачем вы сюда пришли? – успел спросить Генри, прежде чем они разошлись в разные стороны. Когда они вновь сошлись, Амелия со всей любезностью ответила на вопрос.
– Посмотреть на таких болванов как вы!
Генри остановился среди танца. А затем, не поклонившись с высоко поднятой головой, ушёл восвояси. Амелии тоже пришлось вернуться к отцу. Её встретил гневный взгляд.
– Генри почувствовал себя дурно, – Амелия изобразила некое подобие расстройства.
– Уезжай домой, пока ты всех нас здесь не опозорила. Я с твоими сёстрами возьму наёмный экипаж!
– Как скажете, батюшка, – Амелия поклонилась ему, а потом неторопливо направилась к выходу.
– Наверняка ослушается и отправится к Элизабет, – пробормотал ей вслед барон Уиллоби и тяжело вздохнул. – Господи, когда же я от неё избавлюсь?! Неужели, мне всю жизнь терпеть эти муки? Откуда взялся у неё этот характер? Если б не Элизабет, я бы не справился с Амелией.
О проекте
О подписке