Глава 3

Донья Роза

Площадь Бимбрамбла одна из наиболее известных достопримечательностей Гранады. Кроме всех прочих архитектурных сооружений, имевшихся в достаточном количестве вокруг площади, здесь находились церковь святых Сенена и Абдона. Кафедральный собор, а так же мужской монастырь святых Сенена и Абдона. Чем ещё была известна площадь Бимбрамбла, так это нищими, выпрашивающими подаяние. Здесь их в любое время дня и ночи бывало предостаточное количество. В Гранаде религии так же тесно переплетались меж собой, как и национальности. Нередко возле паперти кафедрального собора, возникали жалкие фигуры в лохмотьях. Именно остатки одежды указывали на принадлежность к иной вере. Такие люди становились жертвами немедленной расправы городской стражи. Но даже страх перед расправой стражников уступал перед разрушительным чувством голода.

Так и протекала жизнь в Гранаде. С одной стороны располагались богатство и могущество, с другой нищета и бессилие.

В полдень, в этот же день, 2 июня 1542 года, молодой человек, облачённый в богатые одежды, появился именно здесь, на площади Бимбрамбла. Молодой человек был даже не смугл, а почти чёрен лицом. Чем напоминал больше мавра, нежели родовитого испанского дворянина, кем он и являлся на самом деле.

При первом же взгляде, лицо молодого человека отталкивало и вызывало невольное отвращение. Хотя справедливости ради, надо сказать, что ничего откровенно уродливого в чертах его лица не было заметно. Попросту этот молодой человек принадлежал к той категории людей, которые и без изъянов вызывают отвращение. И едва ли не более всего способствовал этому отвращению презрительный взгляд, которым молодой человек окидывал всех вокруг себя, и едва заметная злорадная усмешка, застывшая в уголках губ. Голос молодого человека был подстать всему его облику. Он прозвучал, как только ему в ноги бросилась женщина в обносках и стала умолять о куске хлеба.

– Прочь, мерзавка! – грозно закричал на неё молодой человек и не замедлил пнуть нищенку ногой, отчего она опрокинулась на спину и глухо застонала. Не обращая ни малейшего внимания на её стенания, он прошествовал дальше.

Вскоре, молодой человек миновал площадь и подошёл к дому с массивными полукруглыми воротами, перед которыми стоял одинокий стражник с копьём. Заметив молодого человека, стражник с поклоном открыл перед ним одну створку ворот. Даже не взглянув на стражника, молодой человек прошествовал внутрь. Пройдя через ворота, он оказался в небольшом круглом внутреннем дворике, который со всех сторон окружали колонны. Прямо перед ним находилась широкая лестница, которая вела внутрь дома. Слева была ещё одна лестница, которая вела на балкон, нависающий над двориком со всех сторон. Это был один из многочисленных богатых домов существующих в Гранаде, которые походили, друг на друга как две капли воды. Молодой человек не стал подниматься ни по первой, ни по второй лестнице. Он свернул направо и, миновав несколько колонн, очутился перед небольшой калиткой.

За спиной молодого человека послышался почтительный голос:

– Добро пожаловать, Дон Маран!

Молодой человек неторопливо обернулся. Увидев пожилого слугу, он поморщился и с таким видом, будто делает одолжение, заговаривая с ним, спросил:

– А что Донья Роза? В саду?

– В саду, Дон Маран!

– И чего я разговариваю с этим ничтожеством? – пробормотал под нос Дон Маран, не замечая или не желая замечать, что при этих словах старик расстроился.

Он открыл калитку и оказался в маленьком, но ухоженном саду. Не придавая ни малейшего значения окружающей его красоте, Дон Маран по вытоптанной тропинке направился дальше. Тропинка привела его к маленькой заводи. У заводи стояли несколько валунов внушительных размеров. На одном из них, спиной к Дону Марану сидела девушка в жёлтом платье с длинными рукавами и смотрела на одинокого лебедя плавающего в заводи. Длинные чёрные волосы спускались по спине, почти до самого пояса. Девушка, была настолько увлечена созерцанием лебедя, что даже не заметила появление своего кузена.

Чуть помедлив, Дон Маран, осторожно окликнул её:

– Донья Роза!

Девушка встрепенулась и сразу же обернулась к Дону Марану. Донья Роза, несомненно, выглядела довольно привлекательно. Она обладала смуглой кожей, удивительно живыми карими глазами, источавшими мягкое сияние, которое ещё более подчёркивали тонко выгнутые брови. Красиво очерченный рот и губы, на которых появилась мягкая улыбка, адресованная кузену, придавали ей особое очарование.

– Дон Маран!

В голосе Доньи Розы послышалась приветливость и приглашение одновременно. Она протянула кузену правую руку. Дон Маран немедленно бросился перед ней на колени и страстно поцеловал протянутую руку. Ему хотелось дольше задержать руку кузины, но она быстро убрала её обратно и неторопливо опустила на край валуна. Ему поневоле пришлось встать.

– С чего это вы вдруг вспомнили о нас, Дон Маран?

– Не оскорбляйте меня этим вопросом, Донья Роза, – отвечая кузине, Дон Маран не мог отвести взгляда от руки, что лежала на валуне в непосредственной близости от него, – я только и думаю, что о вас. И днём, и ночью, Донья Роза…

– Вы снова принялись за старое? – Донья Роза резко нахмурилась. – Я полагала, что мне удалось довольно ясно объяснить вам свою точку зрения, по поводу надежд, которые вы питаете на наш брак. Больше того, как мне помнится, вы дали слово никогда впредь не упоминать о своих чувствах в моём присутствии.

– Донья Роза! – Дон Маран снова опустился на колени перед кузиной и, устремив на неё глубоко печальный взгляд, при этом, придав голосу трогательные нотки, тихо заговорил. – Умоляю вас смягчить ваше сердце. Не будьте такой жестокой. Позвольте надеяться. Позвольте мечтать о вас, о том дне, когда я получу право назвать вас своей любимой супругой. Я люблю вас, Донья Роза! И с каждым часом это чувство становится сильней. Я люблю вас вот уже много лет, и вы прекрасно знаете это. Никто другой не сможет вас любить так, как люблю я. Я сделаю вас счастливой Донья Роза,… клянусь вам!

Не успели последние слова отзвучать, как Донья Роза встала и, бросая на кузена гневные взгляды, отрывисто произнесла:

– Вы дали мне слово, Дон Маран! Только по этой причине, я всё ещё разговариваю с вами.

– Сжальтесь, Донья Роза, – не вставая с колен, ответил опечаленным голосом Дон Маран, – как я могу сдержать данное слово?

– Как? Достаточно вспомнить, что вы дворянин! Но поскольку вы забыли об этом, отныне я запрещаю вам появляться и тем более заговаривать со мной! Прощайте, Дон Маран!

Бросив в лицо кузену эти холодные слова, Донья Роза отвернулась от него и снова занялась созерцанием лебедя.

Дон Маран несколько мгновений медлил. Однако кузина не обращала на него ни малейшего внимания. По сей причине, он принуждён был вначале подняться с колен, а затем и покинуть сад. Оказавшись на достаточном расстоянии от кузины, Дон Маран, сквозь зубы процедил:

– Я собью с тебя эту гордость, брошу под ноги твоё высокомерие. Ты меня ещё умолять будешь о любви, Донья Роза. Да, умолять. Клянусь в этом своей честью. Любой, кто встанет между нами – умрёт. И первым будет он. Родриго умрёт первым. Ему ты отдала всё, когда мне отказываешь даже в самой малости. Так пусть же всё изменится! Я уничтожу его!

Тот самый пожилой слуга, что встретился ему возле калитки, проводил Дон Марана в опочивальню Дона Бенедетто, отца Доньи Розы и его родного дядюшки. Дядюшка хворал последние дни, поэтому и принуждён был принимать всех в своей опочивальне. Дон Бенедетто лежал в просторной кровати, укутанный в несколько тёплых одеял, из-под которых торчал белый колпак. Однако едва Дон Маран, оказался в комнате, как колпак медленно пополз наверх, и показалось изнеможенное лицо. А вслед за этим явлением послышался слабый голос:

– А…Дон Маран, решили навестить меня. Не по случаю ли очередной просьбы? И уж не касается ли эта просьба моей младшей дочери?

– Как вы могли помыслить такое, дорогой дядюшка, – Дон Маран остановился рядом с постелью и придав взгляду глубокую озабоченность продолжал, – забота о вашем здоровье привела меня в ваш дом. Я пришёл спросить, не могу ли я быть чем-нибудь полезен Дону Бенедетто?

– С трудом верится, – пробормотал под нос Дон Бенедетто достаточно громко, для того чтобы его племянник услышал эти слова.

Он их действительно услышал. На это обстоятельство указывал взгляд полный ненависти, который был брошен в сторону больного и которого тут же сменил другой, притворно обеспокоенный. Однако Дон Маран, не стал показывать, что он услышал слова дядюшки.

– Так чем я могу помочь вам, Дон Бенедетто? – учтивым голосом спросил у дядюшки Дон Маран.

– Благодарю за заботу, Дон Маран. Но мне ничего не нужно. Дон Родриго обо всём позаботился.

Выговаривая эти слова, Дон Бенедетто пристально следил за лицом своего племянника. Он увидел, что тот мгновенно помрачнел.

– Дядюшка, вы оказываете незнакомому человеку больше доверия, чем родному племяннику! – Дон Маран не смог сдержаться от замечания, услышав лестный отзыв о своём заклятом враге.

– Почему же незнакомый? – отвечал с усмешкой Дон Бенедетто. – Дон Родриго помолвлен с моей дочерью. Скоро состоится свадьба. Следовательно, он уже сейчас стоит гораздо ближе по родству, чем ты, мой дорогой племянник.

– Вы не можете, не должны выдавать за него Донью Розу, – вскричал с глубокой ненавистью, Дон Маран, – он не заслуживает её! Он червь, ничтожество по сравнению с ней. Донья Роза должна стать моей супругой. Только моей.

– Этому никогда не бывать. Я уже повторял эти слова сотни раз, и не собираюсь ещё раз разговаривать на эту тему. И вообще…у меня разболелась голова.

Дон Бенедетто спрятал лицо под одеяло. Дон Маран, некоторое время с бессильной злобой созерцал торчавший колпак, а потом развернулся и быстро вышел из опочивальни. Он уже собирался покинуть дом, как услышал, что его зовут.

– Дон Маран!

Он остановился и с удивлением оглянулся. В одной из дверей он увидел лицо Доньи Флоры, старшей сестры Доньи Розы. Она поманила его рукой. Дон Маран, без раздумий направился к двери. Впустив его в свою комнату, Донья Флора затворила дверь и повернулась к нему лицом. Донья Флора была несколько выше своей сестры и, вне всякого сомнения, превосходила её красотой. Но от её красоты веяло холодом. Её так и называли за глаза «Холодная красавица». Донье Флоре исполнилось двадцать лет. Она была на год старше своей сестры. Каждый её жест, каждое слово подчёркивали собственную значимость. Она лучше, чем кто – либо другой знала себе цену. И при случае была готова наглядно продемонстрировать это качество. Она, как и Дон Маран, не терпела поражений. В этом они были схожи. И именно это качество привело к этой встрече и к этому странному разговору.

– Дон Маран, я знаю, вы безумно влюблены в мою сестру!

Этими словами, произнесёнными с некоторой настороженностью, и вполголоса, Донья Флора начала разговор со своими кузеном.

– Я скажу вам то, в чём вы уже сумели убедиться сами, – продолжала говорить всё более уверенным голосом Донья Флора, – в этом доме вы не найдёте ни сочувствия, ни понимания. Отец вас ненавидит, а сестра,…сестра презирает.

При этих словах, Дон Маран, слегка побледнел.

– Но я готова вам помочь. Больше того, я предлагаю вам свою дружбу. Я предлагаю вам союз, который поможет вам добиться руки моей сестры. Она подчиниться вашей воле. Я смогу это сделать для вас.

– Вот как? Сможете? – Дон Маран, с изрядной долей насмешливой недоверчивости посмотрел на Донью Флору. – Насколько мне известно, вы ненавидите меня едва ли не больше вашего отца. Так почему я должен верить вашим словам, Донья Флора? С чего это вы решили мне помочь? И с чего это вдруг так резко изменили мнение обо мне?

– Я не изменила своего мнения, – последовал невозмутимый ответ, – я по-прежнему считаю вас ничтожеством, Дон Маран. Вы мне отвратительны и омерзительны.

– Не слишком приятные уверения в дружбе, – Дон Маран, криво усмехнулся, – достаточно откровенно, Донья Флора. Достаточно откровенно…и более запутанно. Я не понимаю вас.

На этот раз кривая усмешка появилась на губах Доньи Флоры.

– Не удивительно, Дон Маран. Вы никогда не блистали умом. Хотя на самом деле всё просто. Вам нужна Донья Роза…

– А вам Дон Родриго. Вы влюблены в него! – догадался Дон Маран.

До него дошло то, чего желала получить его кузина. Его чувства совершенно не интересовали её, впрочем, как и чувства родной сестры. Она преследовала собственные интересы. И при этом хотела использовать в качестве достижения своей цели, его чувства к Донье Розе.

«Достаточно омерзительно, – думал Дон Маран, бросая исподлобья взгляды на выжидательную позу кузины. – Что ж, тем лучше,…тем лучше. Она хочет получить Родриго. Но она его не получит, потому что я его убью. Иного не будет. Но её помощь может оказаться весьма кстати. А возможно она станет самым важным обстоятельством в достижении моей цели. Как же быть в случае, если я получу свое, а она нет?

– Так что ж, Дон Маран? – раздался нетерпеливый голос Доньи Флоры.

– Вначале я хотел бы услышать ваш ответ по поводу моего предположения!

– Я люблю Дона Родриго. Он будет принадлежать мне и только мне одной. Вас удовлетворяет такой ответ, Дон Маран?

– Да, – Дон Маран кивнул, – меня удовлетворил ваш ответ, но свой ответ я вам не готов дать. К тому же, откуда мне знать, что вы сдержите своё обещание? Донья Роза обладает достаточно сильным характером. Её будет нелегко убедить.

– Это вас не касается, – раздражённо перебила его Донья Флора, – я вам предложила действовать вместе. В этом случае, каждый получит то, чего он хочет. Если же вы откажетесь от моего предложения, тогда обещаю вам, что вы никогда не получите руки моей сестры.

– Иными словами говоря, я должен подчиниться вашей воле, дорогая кузина?

– Именно. Вы кузен, должны делать то, что я вам скажу. Если, конечно, хотите получить мою сестру.

Донья Флора открыла дверь и, держа её за ручку, застыла. Прежде чем уйти, Дон Маран, бросил на неё насмешливый взгляд, словно говоря, что её мечтам не суждено сбыться. В ответ кузина наградила его взглядом, полным презрения.

– Идите и хорошенько поразмыслите обо всём!

Этими словами она напутствовала уход своего кузена. Дон Маран покинул дом. Донья Флора после его ухода заперлась в своей комнате и стала обдумывать состоявшийся разговор. В отличие от Дона Марана, о чувствах которого знал едва ли не весь город, её истинные мысли не знал никто. Даже родная сестра не подозревала об этих чувствах, ибо она тщательно скрывала их ото всех, дожидаясь своего часа. И этот час, по её мнению, пробил.