Директор морского корпуса, Богдан фон Глазенап, прохаживался между своим столом и тремя курсантами. Все трое стояли навытяжку и ждали вопросов.
Фон Глазенап подошёл к Артуру Астольцу.
– Позвольте спросить кадет, что у вас с глазом? Вы всё время пытаетесь его открыть, но поскольку он весь заплыл, сделать это не так просто. Со стороны это выглядит так, будто вы смотрите на меня свысока. Так что у вас с глазом, кадет Астольц?
– Пчела укусила! – чётко, по-военному ответил Астольц.
– Пчела, значит укусила? А почему у вас глаз синий?
– Такая пчела попалась!
Фон Глазенап ничего не ответил. Он только сделал шаг вправо и внимательно всмотрелся в лицо Акатьев.
– Знаете, кадет, когда смотришь на ваш нос, создаётся впечатление, что на нём штамповали монеты!
– Вот, вот, – оживился Акатьев, – монета всему и виной. Я её к носу привязал…ну… чтобы дыхание отработать. А потом поскользнулся и прямо носом в землю.
– Удивительно просто до чего вы изобретательны. Ну а вы кадет? – Фон Глазенап устремил взгляд на распухшую губу Никиты Анчукова. – Небось, тоже пчела укусила или монету не туда привязали?
– Рыбой отравился, – не моргнув глазом отчеканил Никита. – А с неё косточка прямо в губу воткнулась. Вот она и распухла.
Фон Глазенап одобрительно покачал головой.
– Прекрасно. Просто прекрасно. И в качестве особого расположения за вашу откровенность, собираюсь возложить на вас особую ответственность. Но это после того, как появится Азанчеев. Кстати, почему его всё ещё нет?
– Кадет Азанчеев сидит в трюме! – раздался единый ответ.
– Полагаю, этот трюм находится…не на нашем корабле?
Все трое отрицательно покачали головой.
– Ну что, ж, тогда начинайте втроём, а для кадета Азанчеева мы позже изыщем способ поощрения.
Спустя час все трое, закатав штанину до колен, мыли полы в столовом зале, который по своим размерам превосходил любые другие помещения в здание.
– Скоро выпуск, а мы, почти офицеры русского морского флота, полы моем, – с досадой бросил Артур. Он несколько раз макнул тряпку в ведро с водой, выжал и, опустившись на коленки начал неторопливо тереть ею пол.
– Не надо было начинать, – откликнулся Андрей. Он мыл полы между столами и оттого была видна только часть его головы. – Знал ведь, что Пётр рассердится.
– Он всегда сердится! – отозвался Артур.
– Не всегда! – возразил Никита. Он мыл полы у самой дальней стены. Оттого и приходилось едва ли не кричать. – У него две занозы. Анна и Гера. Не тронешь их, и слова не скажет в ответ.
Внезапно раздался хохот. Смеялся Андрей.
– Ты чего радуешься? – закричал в его сторону Артур.
– Вспомнил, как он жандарма положил. Нас бил и ничего, а его одним ударом уложил. То ли жандарм хилый попался, то ли мы больно крепкие оказались.
Разговоры мгновенно смолкли. В столовом зале появился…Пётр. Он был бос, штанина закатана до колен. Фуражка так же отсутствовала. В руках Пётр держал полное ведро воды и тряпки. Он шел, насупившись и ни на кого не смотрел. Выбрав себе свободное место подальше ото всех остальных, Пётр намочил тряпку и, опустившись на коленки, стал ожесточённо мыть пол. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь звуком выжимаемых тряпок. Хотя все четверо молчали, обстановка накалялось с каждым мгновением и грозила перерасти в новую драку. Выражалось это в угрюмых взглядах, которыми в основном обменивались Артур и Пётр. Однако, они не могли не понимать что им грозит в случае очередной драки. И это обстоятельство сыграло главную роль. Постепенно, обстановка начала успокаиваться. Казалось, всё уже закончилось. Но взрыв всё же произошёл. И тем самым горящим фитилём, который поджёг порох, стал Андрей.
С криком: «Охладись», он окатил Петра остатками воды из своего ведра.
– Грязная же… – закричал Пётр и, схватив ведро, побежал вслед за Андреем. Тот с хохотом скользил между столами не давая окатить себя водой. Так продолжалось до той поры, пока он не оказался перед Никитой. Тот недолго думая окатил Андрея остатками воды из своего ведра.
Андрей закричал. Никита расхохотался, но тут же заорал благим матом. Артур вылил воду из своего ведра ему за шиворот. Но порадоваться он не успел, так как Пётр плеснул ему в лицо почти полное ведро.
– Глаз, мой глаз, – закричал Артур. После этого логика событий полностью исчезла. Все мгновенно вооружились тряпками и вступили в бой. Каждый сражался только на своей стороне. И никто не отступал. Они били друг друга тряпками и хохотали. Перевес сил постоянно смещался с севера на юг и с запада на восток. Так продолжалось до тех пор, пока в зал не вбежал один из кадетов и не закричал:
– Господа! Господа! Выпуск ускорили. Отправляемся на Черноморский флот. Возобновились военные действия в Крыму!
Все четверо бросили тряпки и с криком «Ура», начали обнимать друг друга. Ещё было живо в памяти прошлогоднее сражение при Синопе, когда русская эскадра наголову разгромила турецкую эскадру. Каждый из них грезил о морских походах и сражениях. И каждый раз они побеждали в своих мечтах. Оттого и радовались все. Им всем выпала возможность отличится в битвах, и стать одними из этих, перед отвагой и доблестью которых, они всегда восхищались.
После возвращения домой в Павловск семьи Лукас, Анна устроила настоящий скандал. И причиной этого скандала стала Катарина. Анна обвиняла её во всём, начиная от зависти заканчивая тяжёлым положением семьи. Она кричала и плакала. Требовала, чтобы Катарина перестала вмешиваться в её жизнь. Просила отца повлиять на неё. Клялась, что уйдёт из дома и ещё наговорила всяких разных гадостей в адрес Катарины.
Катарина с упорством достойным самого лучшего применения, спокойно парировала все выпады в свой адрес и говорила, что не позволит Анне вести себя столь легкомысленно по отношению к незнакомым мужчинам.
– Выходи замуж и как угодно обхаживай своего супруга, – каждый раз отвечала с твёрдостью Катарина, – улыбайся, принимай комплименты и подарки. Да всё что угодно можешь сделать.
– Как я выйду замуж, если ты мне не даёшь ни с кем и словом перемолвиться? – кричала в ответ Анна.
– И не дам, – спокойно отвечала на это Катарина.
– Папенька! – кричала Анна, обращаясь за помощью к отцу.
Но Иоганн Лукас ничего не мог поделать с Катариной. Когда Катарина упиралась, переубедить её было невозможно. Он понимал мотивы поведения Катарины, ровно, как и мотивы поведения Анны. Катарина пеклась о чести доброго имени, а Анна любила чувствовать внимание окружающих. Мария оставалась где-то посередине между ними. Мария долго молчала, но потом решила поддержать Анну. Иоганн Лукас махнул рукой и, прихватив табак, вышел из дома.
Он устроился на завалинке и начал набивать трубку. Из окон доносились истеричные голоса Анны и Марии. И ровный голос Катарины. Иоганн Лукас закурил. Он прекрасно знал, чем всё закончиться и оказался прав. Спустя четверть часа крики смолкли и раздались громкие рыдания. Из дома вышла Катарина и села рядом с отцом.
– Ушли в слезах спать?! – спросил Иоганн Лукас.
– Да! – спокойно ответила Катарина.
– Почему ты не даёшь им спокойно жить? Пусть делают что пожелают!
– Я бы отступила, если б речь шла о достойном человеке с серьёзными намерениями. Но ведь Анна готова с каждым встречным обмениваться любезностями. Она только себе хуже делает. Пойдёт худая молва и тогда она вообще замуж не сможет выйти. А ведь у неё и сейчас почти нет надежды на благополучный брак.
Катарина всегда своими рассуждениями ставила его в тупик. Так произошло и на этот раз. Иоганн Лукас решил, что на сегодня достаточно скандалов.
– Что будешь делать завтра?
– Пораньше встану, приготовлю лекарство для деда Макара. Потом пойду к нему домой сломанную ногу лечить. Это недалеко отсюда. Всего в двух верстах. Он обещал заплатить. Деньги возьму и сразу домой. Картошка вся заросла. Надо прополоть. Ну и надобно стиркой заняться. В прошлый раз собиралась, да мы в Санкт-Петербург уехали.
Иоганн Лукас молча слушал. Катарина сама взвалила на свои плечи хлопоты за всю семью. Не раз он пытался её отговорить, но Катарина стояла на своём. Переубедить её не представлялось возможным. И он этому был безмерно рад. Иоганн Лукас никогда не беспокоился о семье, даже если отсутствовал целыми неделями. Он всегда знал, что Катарина и без него прекрасно со всем управится.
Что с ней-то будет? – невесело думал Иоганн Лукас поглядывая на дочь, – сама-то небось и не думает о своём счастье. Всё о сестрах. Ну да ладно. Выдадим замуж Анну с Марией, а уж потом подумаю о Катарине, – решил он.
– У начальника станции подагра, – сообщил он Катарине, – просит помощи. На следующей неделе и начнём лечение. Пойдёшь со мной? Покажу, как с подагрой справится.
Катарина радостно кивнула. Она любила ходить с отцом. И любила смотреть на поезда. В тот миг она даже не подозревала, что это предложение полностью перевернёт её жизнь.
Приблизительно в то же самое время, когда Иоганн Лукас беседовал со своей дочерью Катариной, Пётр бодрой походкой входил в дом Анчуковых. Мамы Анны лишь мельком с ним поздоровалась, хотя прежде встречала его со всем добродушием и радостью. Пётр с пониманием принял эти изменения. С её молчаливого одобрения, он отправился в комнату Анны.
Анна ждала приход Петра. Ждала с огромным нетерпением. От Никиты она узнала, что Петра освободили. Она была уверена, что он прибежит к ним домой просить прощения. В ожидание его прихода, она несколько раз изменила место своего сидения и выражение своего лица. Она никак не могла определиться в том, как ей следует себя повести с ним. То ли рассердится, то ли расчувствоваться, то ли сделать вид, будто вообще его не замечает.
Но когда он вошёл и, опустившись на колени, прижался губами к её рукам, она сразу растаяла. Растаяла, но не хотела уступать так сразу.
– Я сердита на вас Пётр, – голос Анны ничуть не отражал сказанных слов. – Вы повели себя безответственно и огорчили всех нас.
– Я так соскучился по вас, – признался Петр, бросая на Анну взгляд полный любви и беря её руку в свои. – И так мечтал увидеть, что не смог удержаться. Анна, милая, любимая моя Анна, я приготовил для вас столько красивых слов, но все они ничтожны по сравнению с моими чувствами. Вы олицетворяете для меня всё самое прекрасное на земле. Я преклоняюсь перед вами и трепещу, как снизошедшим и дарующим счастье ангелом. Простите же меня, простите. Для меня не существует худшего наказания, нежели ваш сердитый взгляд. Что я должен сделать, Анна? Как мне заслужить ваше прошение?
– Пообещайте, что никогда больше не станете делать того, что вы сделали с бедным жандармом и я…постараюсь вас простить, – отвечала на это Анна с важностью и достоинством.
– Всё что пожелаете, Анна, – сжимая её руку, отвечал Пётр, – только улыбнитесь и назовите моё имя так, как умеете только вы.
– Здравствуйте, Пётр!
Пётр засиял от счастья. Он с обожанием смотрел на Анну. И этот взгляд вызвал у неё на щеках румянец. Оба замолчали и наслаждались присутствием друг друга. Вопреки обыкновению, Анна не стала убирать свою руку из рук Петра. Она желала поощрить его. И не только за прекрасные чувства, которые он ей дарил. Была ещё одна причина.
– Это правда, что вас скоро отправят на войну? – придавая голосу глубокую печаль, спросила Анна.
– Правда, к сожалению. Но вы не беспокойтесь за меня. Я вернусь к вам целым и невредимым. Я обязательно вернусь к моей милой Анне. Вы ведь будете меня ждать, Анна?
Анна, к великой радости Петра, несколько раз кивнула.
– Я хотела сделать больше, – прошептала Анна, – я хотела, чтоб вы чувствовали себя спокойно в минуты страшной опасности. Я желала поддержать вас в тяжёлую минуту. Только по этой причине и в беспокойстве за вашу жизнь, я, забыв о гордости, говорю эти слова. Хотите ли вы, Пётр, связать со мной жизнь, как о том говорили не раз?
– Анна, как вы можете сомневаться в моих чувствах? – Вскричал с обидой Пётр.
– Тогда позвольте мне официально стать вашей невестой. Позвольте именно в таковом качестве дожидаться вас с войны. Пусть все видят и знают, что я люблю и жду вас!
– О, Анна, Анна, – У Петра на мгновение слёзы выступили на глазах, – вы снова проявили ту красоту души, перед которой я всегда преклонялся. Может ли человек в моём положение мечтать о большем счастье? Если вы спрашиваете моего мнения, то я не только соглашаюсь, но и благодарю вас. Всем сердцем благодарю. Клянусь вам Анна, вы никогда не пожалеете о своём решение!
– Пойдёмте к матушке! – просто сказала Анна. Она взяла под руку счастливого Петра, и они вместе вышли из комнаты.
Анчукова ждала этой минуты долгие месяцы, так как мечтала и видела свою дочь графиней Азанчеевой. Но когда её мечты обрели реальность, она даже виду не показала, что рада.
– Для начала следует спросить мнение Ольги Владимировны, – сказала она, когда Пётр и Анна сообщили о своём решение. – Лишь после этого мы обсудим этот вопрос.
О проекте
О подписке