Также именно Рузвельт уравновесил политический баланс США, который был дестабилизирован после Великой депрессии 1929 года. Именно он оставил сытыми и «волков» Уолл-стрит и улучшил положения «овец» в массах населения. Упрощенно: перевел фондовые пузыри сквозь «Новый курс» и дал возможность заработка обычным людям. Уолл-стрит уже не просто зарабатывал деньги, надувая финансовые пузыри, а вынужденно «пропускал» данные деньги сквозь программы строительства и развития, которые давали зарабатывать и обычным людям. Это в значительной мере ослабило противостояние между богатыми и бедными, скрасило расслоение общества, отодвинуло от США угрозу простоты коммунизма «взять всё и поделить», а также отобрало у коммунизма значительную часть идеи справедливого распределения ресурсов. Появился средний класс. И важность среднего класса, по моему мнению, прежде всего не в его экономической мощи, потому как там капитал для операций многократно меньший, чем у мировых корпораций, а в пропагандистском примере. Работяга и обычный человек иллюзорно воспринимают буржуазную пропаганду, когда она исходит из уст магнатов или их средств массовой информации. А вот когда один из его пятидесяти знакомых становится каким-никаким бизнесменом, более богатым, чем этот работяга, то он своим примером, а не просто пропагандой стимулирует его к повиновению, к участию, к порядку уже сложившегося общества. И не просто общества, а общества, которое открывает возможности для заработка, общества «американской мечты», общества с чуть более открытым доступом к социальным лифтам. Именно Рузвельт «Новым курсом» смягчил противостояние между богатыми и бедными. Самое важное, что он следовал за эволюцией человека, а не вопреки ей, как работает, например, «коммунизм». Не просто забрал у богатых и отдал бедным, а в «Новом курсе» направил деньги таким образом, чтобы на них могли зарабатывать обычные люди, а потом уже схемы магнатов. Рузвельт усилил государственное регулирование финансового сектора, ввел контроль над производством в сельском хозяйстве, сбалансировав его субсидиями, установил минимальные цены и заработные платы, определил длительность рабочей недели и оплаты труда и проч. С философской точки зрения он увеличил марксистскую плановость в экономике и уменьшил либертарианскую свободу. Это принесло понимание того, что свобода должна быть ответственной, а не просто свободой во всём.

Конечно же, сегодня с точки зрения США и прочих продвинутых либеральных стран мира действия Рузвельта являются технологически эволюционно устаревшими. Но в них главное смысл, основная идея: геополитика и направленность внутренней политики на сглаживание противоречий между богатыми и бедными, на поступательное развитие более справедливого распределения ресурсов, понимание этих процессов. Это позволяет избежать разрушительных конфликтов с перераспределением собственности, уничтожения ресурсов во всех сферах жизнедеятельности человека.

Важно понимать, что все упомянутые и не упомянутые мной политики следовали в своей государственной деятельности согласно предрасположенности к геополитической составляющей в конкретный ее исторический период. Они шли за выгодами, предоставляемыми геополитикой. И очень спорный вопрос: они осуществляли геополитику или были сформированы геополитикой. Чингисхан не стал бы Чингисханом, родись он на 300 лет позже, когда морская парадигма сменила сухопутную. Генрих VIII не смог бы противостоять католикам, если бы остров Великобритания был соединен с континентальной Европой. Елизавета I не смогла бы заложить основы могущества Великобритании до появления мореплавания по открытым просторам океана до появления каравелл. Потемкин с Екатериной Второй не смогли бы покорить Крым и причерноморские территории, как это не вышло у Петра Великого за полвека до этого из-за еще не выросшей мощи потенциала морских ворот тогдашней России – Санкт-Петербурга. Цезарь не стал бы Цезарем, если бы в свое время Катон не уничтожил бы Карфаген – ему просто так же не хватило бы мощи и ресурсов для покорения Галлии, потому как Риму пришлось бы распыляться в других местах Испании и Греции. Все усилия Владимира Святославовича были бы умножены на ноль во времена Чингисхана и Батыя (1240 г.), как возможный аргумент-аналог можно привести битву на Ворскле 1399 г. между объединённым войском Великого княжества Литовского с его русскими, польскими и немецкими союзниками против кочевников Золотой Орды и беклярбека Тамерлана Едигея. Битва, которая значительно ослабила Великое княжество Литовское, хотя и не привела к катастрофе как битва на Калке.

Мало того, многие политики не состоялись как великие государственные деятели, потому как в их определенный исторический момент к этому не предрасполагала геополитика. А другие потерпели крах, ведь пошли вразрез с геополитикой. Яркий пример – поражение в Первой мировой войне германской империи Вильгельма II Гогенцоллерна, а вместе с ней и падение Австро-Венгерской империи. Сухопутной, континентальной по определению Германии противопоказано геополитикой воевать на два фронта: с морской стороны – с Великобританией, а с востока с Россией. Даже обладая самой большой в мире технологической мощью, она не справится с двумя такими мощными по территориям и коммуникациям соперниками. Это не увидел или в это не поверил Вильгельм II с германскими элитами и потерпел крах. Мало того, попытка реванша в данном вопросе Гитлера во Второй мировой войне сразу же это доказала. Он проиграл не потому, что немецкая армия была слаба, а оттого, что к этому изначально существовала геополитическая предрасположенность. Падение Гитлера было предрешено изначально фактором географии – растянутыми коммуникациями на огромных просторах востока, климатом и слабыми по сравнению с британской морской силой, флотом, нахождением на одной платформе с Россией и, соответственно, большой границей на равнине.

В такой же ситуации, как Гитлер, оказался Наполеон. Растянутые коммуникации на востоке с соответствующим отсутствием технологий их преодоления, даже на фоне того же Гитлера, и доминирование Великобритании на морях. Проигрыш в Континентальной блокаде. Союз самой большой сухопутной державы с морской против любого противника мобилизует сухопутные ресурсы в морских коммуникациях, в разы перевешивая ресурсы любого другого третьего противника. И так было всегда на протяжении пяти столетий морской парадигмы с XV века. Такой же союз США и Китая против Японии предрек ее падение. Даже просто тем, что огромный Китай отвлекал значительные ресурсы у Японии. Также показательно, как морские державы используют сухопутные страны в противостоянии с другими сухопутными державами. Морская держава всегда будет самым большим выгодополучателем в таком союзе, ведь она отделена от основного театра противостояния морем, а потери будут значительно разниться.

Геополитика не просто предопределяет победы и поражения в войнах, но и часто предрасполагает к их началу, определяя точки напряжения, которые кажутся одним плацдармами, а другим уязвимыми местами слабости (вроде Закарпатской области Украины, лежащей по ту сторону Карпат. Для Украины это плацдарм влияния и коммуникативный центр по ту сторону Карпат, но в то же время точка напряжения с соседями). Восточная Фракия (Европейская часть Турции), разделенный Кипр, Судеты, Эльзас, о. Тайвань, Калининградская область, Трансильвания в Румынии, Джамму и Кашмир в Индии, Северная Ирландия, Ракхайн в Мьянме за хр. Аракан-Йома. И таких мест множество. Именно геополитика, географическое положение часто предопределяют судьбу регионов, когда метрополия не может контролировать отдаленные части своих территорий. Так, Александр Второй должен был уступить и продать Аляску американцам (1867 г.) из-за растянутости сухопутных коммуникаций и слабости морских по результатам Крымской войны. Так же, как и Наполеон продал Луизиану (1803 г.), которая тогда по величине представляла чуть ли не треть США. Именно растянутость коммуникаций и невозможность контроля вынудили их к таким шагам, потому как могли и вовсе потерять эти территории.

Геополитика, исходя из географического влияния планеты, в подавляющей степени является базисом в политике государств, причем как во внутренней политике, так и во внешней. Везде можно увидеть геополитику как основу, которая определяет верность или ошибочность тех или иных решений политиков, заметить предрасположенность или сопротивление этим же решениям. Просто потому, что человек живет на географии планеты, а не наоборот (шутка). Поэтому география, формирующая геополитику, есть основополагающим фактором политики, развития государств, цивилизаций и всего человечества. Кто следует логике географии и геополитики, тот достигает успеха. Кто против, того постигают крах и неудачи. Всё остальное – пафос и стоны сожаления с попыткой оправдаться. Это поняли люди, которые обратили внимание на геополитику как науку. Они провели своего рода черту и объединили многовековые наблюдения за историческим процессом, выявили основные тенденции влияния геополитики в регионах да и в общем на планете. В будущем наука придет к тому, что множественность тех или иных политических процессов можно будет оцифровывать и они будут давать значимый прогноз для тех или иных решений политиков. Мы также проведем черту и вкратце посмотрим на геополитиков. Прежде всего, здесь надо памятовать о том, что любая точка зрения субъективна, а также о том, что любой рассматриваемый геополитик находился под влиянием своего государства и продуцируемой им идеологии. Может, я тоже не прав? Главное – задуматься о возможных выводах и их вариантах. Можно также сделать некоторые выводы для себя о временном периоде становления геополитики и того времени, которое прошло для распространения этих знаний в массы. Я приведу лишь основные идеи геополитиков, которые, с моей точки зрения, являются универсальными.

Альфред Мэхэн (1840–1914) сформировал и предрасположил к изучению доктрину о существовании морских и сухопутных держав. Именно он ярче всего обратил внимание на «морскую мощь». По моему мнению, не вся его аргументация полностью однозначна, но в целом его выводы (особенно то, что касается морских держав, морской доктрины) очень значимы. Я привожу его тезисы, а в скобках даю современный взгляд.

• Море не барьер, а дорога. Всякий, кто рассматривает море как средство изоляции, как очень широкий «крепостной ров» между собой и соседом, в конце концов обнаруживает, что сосед уже поставил море себе на службу. То есть изоляционист неизменно проигрывает, так как добровольно отдаёт все выгоды тому, кто видит в море средство обмена. (Изоляция и коммуникация).

• Владение морем решает дело. Начиная от Пунических войн, по Мэхэну, тот, кто владел морем, был способен не только одерживать победы, но и пользоваться их плодами, и как высшая цель – создавать жизнеспособные мировые империи. Согласно Мэхэну, Ганнибал, Александр, Наполеон – примеры обратного. То есть, не понимая важности владения морем, они не удержали свои империи, несмотря на военный талант. (У Мэхэна очень глубокая мысль, но исключительно в Новом времени до XV века, века начала морской парадигмы. Он не разделяет историю на временные периоды влияния геополитических парадигм под давлением технологий, забывая о веках доминирования Великого шелкового пути и влиянии технологий на коммуникации и прочее. Об этом скажем позже, когда речь будет идти о Римской империи).

• Морская мощь – путь к владению морем. По Мэхэну, она состоит в свободе пользования морем и воспрещении противнику пользования им (изоляция и коммуникация). Обе задачи обеспечиваются сильным флотом, в первую очередь военным, но также и торговым. (Сегодня это основа доминирования морских держав, триумвирата США, Великобритании и Японии).

• Основа морской мощи – на суше. Как поддерживающая флоты экономика, так и базы, колонии и стратегически важные территории – её необходимые составляющие. При этом Мэхэн, в частности, постоянно выступал за необходимость обретения морской мощи Соединёнными Штатами (что позже значительно развил Рузвельт), в том числе сообщения между двумя океанами через Панамский канал (тогда при жизни Мэхэна ещё не был построен). (Тезис очень важный, и в нем также лежит основа мощи США, особенно если взглянуть на размещение военных баз США по миру).

• Оборона своих берегов начинается у берегов противника – решающий характер наступления и глобальный характер войны. (В морской доктрине сохраняется и сегодня).

• Важность «большой битвы»: война решается генеральным сражением. (Устаревший со времен Мэхэна принцип, потому как историк забывает о развитии и влиянии технологий, а также политических технологий, пропаганды. В его время всё это только зарождалось).

• Второстепенный, нерешительный характер крейсерской войны против торговли. (Сегодня это сохраняется, даже при том, что технологии отмели «крейсерскую войну» в воздушное пространство, но смысл о доминировании торговых и грузовых коммуникаций является архиважным).

Влияние основных геополитических принципов, выведенных Мэхэном, доказано временем и является актуальным и сегодня, особенно для морских держав.

Хэлфорд Джон Маккиндер (1861–1947) – это своего рода Мэхэн, только для сухопутных держав. Если Мэхэн вывел основные тезисы существования и развития морских держав в морской парадигме, то Маккиндер указал на тезисы доминирования сухопутных. Он дополнил основополагающие знания в геополитике Мэхэна с точки зрения сухопутных держав. Из его работ мы выводим принципы суши, того, что большее притягивает меньшее, а также влияние Евразии как самой большой суши на планете и значение геополитических платформ.

• Концепция «Хартленда» – «оси истории», окруженной «внешним полумесяцем» морских держав. Сердцем «Хартленда» является гигантская равнина, древняя Дикая степь, раскинувшаяся от Монголии до Карпат. Геополитическую значимость «Хартленду» придает огромное количество природных ресурсов. И главное, по Маккиндеру, невозможность контроля над этой степью силами флотов морских держав. Эта невозможность являлась основополагающей при формировании «Хартленда». (По моему мнению, он не до конца в Хартленде учел значение географических опор в проведении очертания, акцентируя внимание на нем исходя из недоступности контроля со стороны моря. Мне кажется, что это было сделано им исключительно из-за давления и «удобства» политики Великобритании. Почему? Потому как Евразийская платформа простирается через Украину, Польшу, Германию и Францию, опираясь на Карпаты и Альпы, доходя до Пиренеев по южной границе и на береговую линию морей бассейна Атлантики. И это очень весомый как экономический, так и военный фактор коммуникации. Но, по всей видимости, Маккиндер считал, что его можно скрасить морской мощью проникновения и влияния, отдавая эти территории под сферу влияния морских держав, создавая из них фронт-буфер. Это скорее политическая «хотелка» элит Великобритании, чем констатация географического фактора. «Взамен» он очертил Иран в сферу интересов Хартленда, хотя Иран, если рассматривать географические опоры, лежит на другой геополитической платформе. Своего рода хитрость британского геополитика, направляющая «интерес» Хартленда на другую платформу. Его же труды читают не только политики морских держав. Но на самом деле Франция, Германия и Польша – классические сухопутные державы и расположены в западной части Евразийской геополитической платформы. Хотя в какой-то мере (из-за своего географического места, относительной узости равнины и близости Балтики) и подвержены влиянию морских держав.

• Эта недоступность суши всегда будет противопоставлять «Хартленд» как главную геополитическую платформу, как основу сухопутных держав морским державам. Маккиндер называл «Хартленд» «великой природной крепостью людей суши».

• Маккиндер придавал большее для геополитического положения государства значение земной массе, суше, чем морскому могуществу. (Этим он определил принцип: большее притягивает меньшее и в геополитике).

• Геополитик предсказал, что «колумбова эпоха» доминирования морских держав подходит к концу, потому как геополитическая роль «Хартленда» как «оси истории» будет возрастать по мере развития трансконтинентальных железных дорог. (То есть, по сути, он подчеркнул влияние технологий на историю – трубопроводы, железнодорожные и прочие сухопутные коммуникации).

• Маккиндер разделил видение истории Мэхэна на «доколумбову эпоху» и после, то есть до XV века и после, или же до появления каравелл и после. На морскую и сухопутною парадигмы геополитики.

• Максима Маккиндера: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром». (Этим геополитик подчеркнул то, что именно Восточная Европа как западная часть гигантской Евразийской геополитической платформы более всего коммуницирует с морем, портами. В Украине с Черным морем, в Польше, Германии, Франции – с Балтикой и Атлантикой. Он называл Восточную Европу «регион-ворота» «Хартленда». Поэтому Восточная Европа является коммуницирующим сухопутным транзитным мостом между всей главной большой геополитической платформой и Западной Европой, остальным миром. Ключом, соответственно, к гигантской платформе и Восточной Европе на юге является Крым, а на западе Польша. Это главнейшие геополитические доминанты в регионе. Поэтому Крым, Украину и Польшу в дальнейшем геополитики морской парадигмы рассматривают как зоны влияния).

Так как СССР почти полностью контролировал «Хартленд», то, исходя из геополитики и воззрений британской элиты (кстати, Маккиндер был членом Тайного совета Великобритании), именно СССР был определен как однозначный победитель Гитлера и необходимый союзник Великобритании во Второй мировой войне.

Поэтому Санкт-Петербург и Крым в современной геополитике – это как северный и южный ключ к гигантской евразийской платформе, а Польша – разделитель этой платформы на Западную части и основную. Польша находится на самом широком равнинном месте этой платформы и опирается на Карпаты по оси Балтика – Черное море.