Цитаты из книг автора «Люси Мод Монтгомери»

– Мы постигли истину, о которой говорил нам на последнем заседании Общества филоматов профессор Вудлей, – сказала Фил. – Он произнес следующее: «Юмор – самая пикантная приправа на пиру существования. Смейтесь над своими ошибками, но учитесь на них; делайте предметом шуток свои горести, но черпайте в них силу; острите по поводу своих затруднений, но преодолевайте их». Разве этому не стоит учиться, тетя Джимси? – Конечно, стоит, дорогая. Если вы научились смеяться над тем, над чем следует смеяться, и не смеяться над тем, над чем не следует, вы обрели мудрость и благоразумие.

Спокойной ночи, дорогое Озеро Мерцающих Вод

Незримый клад найдет лишь тот, Кто к долгим поискам готов. Судьбе помочь Любовь придет Снять с тайных ценностей покров.

– Продолжай, – сказала Стелла. – Я начинаю чувствовать, что, пока в жизни есть над чем посмеяться, жить стоит.

– Только подумай обо всех великих и благородных людях, которые жили и трудились в этом мире, – сказала Аня мечтательно. – Разве не стоит прийти после них и унаследовать то, чего они добились и чему научились? А подумай обо всех великих людях наших дней! Разве не стоит трудиться, если мы можем разделить с ними их вдохновенные мысли? А все те великие души, что придут потом? Разве не стоит немного поработать и приготовить им путь – сделать легче хотя бы один шаг на их дороге?

– Ну, ничего, я думаю, ты продолжишь писать, – сказал он ободряюще. – Нет, никогда больше не буду и пытаться, – категорично заявила Аня безнадежным тоном девятнадцатилетнего человека, перед самым носом которого со стуком захлопнули дверь. – Я не стал бы совсем бросать это дело, – продолжил мистер Харрисон задумчиво. – Я писал бы иногда рассказы, но не докучал бы ими редакторам. Писал бы о тех людях и местах, которые знаю, и мои герои говорили бы простым английским языком, и я позволял бы солнцу вставать и садиться тихо и незаметно, как всегда, и не стал бы поднимать вокруг этого большой шум. Если бы мне пришлось вводить отрицательных героев, я дал бы им шанс исправиться… да, я дал бы им шанс, Аня. Бывают, я полагаю, ужасно плохие люди на свете, но их редко встретишь, хотя миссис Линд и убеждена, что все мы порочны. На самом же деле в каждом из нас есть хотя бы капля порядочности. Продолжай писать, Аня.

– Но горе все же придет… когда-нибудь, – размышляла Аня. – Сейчас жизнь кажется поднесенной к моим губам чашей счастья. Но в ней, в этой чаше, должна быть, как и в любой чаше, капля горечи. И когда-нибудь я отведаю этой горечи. Надеюсь, я окажусь сильной и мужественной, когда горе придет в мою жизнь. И еще надеюсь, что, если оно придет, это произойдет не по моей собственной вине. Помнишь, что сказал доктор Дэвис в своей проповеди в прошлое воскресенье? Горести, посланные нам Богом, приносят с собой также и утешение, и силу, в то время как горести, которые мы навлекаем на себя сами – нашей глупостью или испорченностью, – переносить гораздо труднее. Но мы не должны говорить о горе в такой день, как этот. Он предназначен для одной только радости бытия, не так ли?

– Я в самом деле так подумала. Понимаете, я могла выйти замуж. Пойдемте присядем там, на камне, и познакомимся. Это будет легко. Я знаю, мы будем обожать друг друга – я знала это с того момента, как увидела вас в Редмонде. Мне так хотелось прямо сразу подойти и обнять вас обеих. – Почему же ты этого не сделала? – спросила Присилла. – Потому что я просто не могла на это решиться. Я никогда ни на что не могу решиться – я вечно страдаю от нерешительности. Стоит мне решить сделать что-нибудь, как я всем своим существом чувствую, что правильным будет совсем другое. Это страшное несчастье, но такой уж я родилась, и бесполезно меня за это винить, как винят некоторые. И поэтому-то я никак не могла решиться подойти и заговорить с вами, хотя так сильно этого хотела.

– Ах, – вздохнула Аня. – Не могу описать, что я чувствовала, пока стояла там, ожидая своей очереди быть внесенной в списки. Я казалась себе такой незначительной, словно самая крошечная капля в самом огромном ведре. И если тяжело чувствовать себя незначительной, то уже совсем невыносимо, когда твою душу разъедает сознание того, что ты никогда не будешь… никогда не сможешь быть никакой иной, кроме как незначительной. Именно это я и чувствовала: как будто меня нельзя разглядеть невооруженным глазом и кое-кто из этих второкурсников вполне может, не заметив, наступить на меня. И я знала, что в этом случае бесславно сойду в могилу – «неоплаканной, непочтенной и невоспетой»[11].

После того как Дэви улегся, Аня вышла на прогулку. Она дошла до острова Виктории и села там в одиночестве, скрывшись за тонким занавесом, сотканным из полумрака и лунных лучей, а вокруг нее смеялась вода и сливались в дуэте ветер и ручей. Аня всегда любила этот ручей. Немало грез сплела она над его сверкающими водами в былые дни. И теперь, сидя там, она забыла и о страдающих от безнадежной любви поклонниках, и о колких речах злых соседок, и обо всех иных трудностях своего девичьего существования. В воображении она плыла под парусами по сказочным морям, что омывают далекие сверкающие берега забытых волшебных стран, мимо потерянной Атлантиды и Элизия[6] к земле Сокровенных желаний сердца, и кормчим на ее корабле была вечерняя звезда. И в этих мечтах Аня была куда богаче, чем в реальности, ибо то, что зримо, проходит и исчезает, но то, что незримо, живет вечно.