Глава 8
Эль

Главное в романе – правда: необходимо видеть правду и писать правду.

Писательница Эль Филдинг

– Рада представить вам, – начинает Лора, обращаясь к аудитории, – нашу местную писательницу Эль Филдинг. Ее дебютный роман разошелся тиражом более полумиллиона экземпляров и был переведен на двенадцать языков.

Мой взгляд блуждает по набитому слушателями залу. Заняты все места, вдобавок у двери столпились опоздавшие, перекрывая выход.

Спокойно. Дышим ровно и улыбаемся.

Я пробегаю глазами лица в толпе… и сердце уходит в пятки: в первом ряду сидит Марк собственной персоной! Нога закинута на ногу, рука переброшена через спинку стула.

Какого черта он здесь делает?!

Я быстро отвожу взгляд.

– Однако Эль не только автор бестселлера! – продолжает речь Лора. – Если вы подпишетесь на ее страничку в «Фейсбуке», то узнаете, что она заядлый пловец и великолепный дизайнер интерьеров. Предупреждаю: рассматривание фотографий чревато воспалением зависти.

По залу пробегает смешок. На Марка и смотреть не надо – представляю его ухмылку.

– Если среди вас есть начинающие писатели… вроде меня, – хихикнув, добавляет Лора, – советую не пропускать видеотрансляции в «Фейсбуке» – раз в неделю Эль делится полезными литературными советами. – Она переводит дух. – Итак, не стану затягивать свою восторженную речь. Аплодисменты чудесной, невероятно талантливой Эль Филдинг!

Я выхожу и, поблагодарив Лору кивком, усаживаюсь за столик: передо мной мой роман и графин с водой. Аплодисменты стихают, пора доставать конспекты…

Конспектов нет.

Жаркой волной меня захлестывает паника.

Натянуто улыбаясь, я лихорадочно пролистываю страницы книги. Заметки лежали под обложкой, я проверяла сразу после прихода в библиотеку.

Кажется, что сердце стучит прямо о ребра. Без конспектов мне не справиться…

– Секундочку, – говорю я и, наклонившись, заглядываю под стол: вдруг листки выскользнули из книги на пол? Пусто.

Проверяю сумку. В сумке тоже ничего.

Я почти физически чувствую, как все таращатся мне в спину.

Когда я клала роман на стол, конспекты были на месте – это точно. Значит, их кто-то взял.

Я встаю из-за стола и смотрю в зал.

Неужели мои записи вытащили?

– Похоже, мои конспекты исчезли.

Марк с улыбкой глядит мне в глаза.

– Это вы их взяли? – Слова вырываются прежде, чем я успеваю прикусить язык.

Все внимание переключается на Марка.

Он недоуменно разводит руками.

– Конечно, нет.

Кто-то громко откашливается. Я оборачиваюсь на звук. Лора. Она вертит в руках подвеску ожерелья и слегка мне кивает, будто говоря: «Продолжай».

– Ладно, кому нужны эти записи? – роняю я как можно небрежнее, но, судя по выражениям лиц слушателей, выходит не очень.

Спокойно. Улыбаемся. Говорим размеренно.

Надо взять себя в руки. Выиграть хоть минутку на обдумывание.

– Откуда черпать вдохновение? – адресую я вопрос в зал.

На меня озадаченно смотрит пара сотен глаз. Наверное, не хватает контекста. Меня бросает в пот.

– Я… мне хотелось бы обсудить, откуда берутся сюжетные линии… и как их превращают в роман. Так откуда, по-вашему, авторы… или художники… или музыканты… или другие творческие люди черпают идеи?

По залу пробегает шепоток, будто слушатели обдумывают ответ. В первых рядах мгновенно взмывает рука. Тут и гадать не надо – Марк. Я медлю, ожидая, что руку поднимет кто-нибудь еще, но в конце концов вынуждена сказать:

– Слушаю вас.

– Из морского пейзажа за окном. – Толпа в предвкушении оживляется, а Марк неторопливо холодным тоном продолжает: – Я читал, что морские пейзажи развивают творческое мышление. И вообще вид моря положительно влияет на здоровье.

Я бормочу в ответ что-то невнятное. Сама даже не знаю что. Мне не хватает воздуха. Где же дверь? К несчастью, выход перекрыт группой слушателей в конце зала. Удушье усиливается, горло сводит спазм. Я задыхаюсь.

Все смотрят на меня, ждут каких-то слов – ведь перед ними Эль Филдинг, автор бестселлера. Однако я онемела. Успешная женщина испарилась.

– Возможно, – раздается голос из зала, – вдохновляют окружающие нас люди.

Фиона.

– Например, обрывок случайно услышанного разговора, – предполагает она, пытаясь меня спасти, – или занятная история, которую рассказал знакомый.

– Точно. – Я хватаюсь за мысль, как утопающий за соломинку, и снова нащупываю почву под ногами. – Вы абсолютно правы. Это похоже на искру. Сегодня я расскажу, что вдохновило меня на написание дебютного романа, а для начала зачитаю отрывок из книги.

Знакомый ритм слов возвращает голосу уверенность, меня больше не трясет. Я стараюсь говорить размеренно, контролируя дыхание. У меня все получится. Я выступала десятки раз в гораздо большей аудитории.

И я справляюсь: колени не дрожат, речь внятная, спина прямая. Слава богу, выступление наладилось. Внезапно взгляд упирается в пометку – слово на странице обведено красной ручкой.

Когда я это сделала? Зачем? Не помню. Я вообще никогда не пишу в книгах – печатные страницы для меня священны.

Я торопливо дочитываю последние строки, а мысли крутятся вокруг непонятно зачем обведенного слова.

«Ты».

Беседа продолжается. То плавно, то резко я перехожу от одной темы к другой, делая паузы, только чтобы набрать в грудь воздуха. Адреналин гонит меня вперед, плечи напряжены, шея окостенела.

Венчает лекцию короткий раунд вопросов и ответов. Вопросов мало – похоже, аудитория чувствует, до чего мне хочется отсюда сбежать. По завершении встречи к столику выстраивается небольшая очередь желающих получить автограф, затем следует обмен любезностями с персоналом библиотеки, благодарности, прощания и наконец – наконец-то! – свобода.

Свежий осенний воздух обжигает кожу, спину холодит липкая, влажная рубашка. Автомобиль припаркован у обочины, под тополями, рядком окаймляющими дорогу. Когда я достаю из сумки ключи, передо мной возникает Фиона с сигаретой в руке.

– Затянешься?

Я молча киваю и, прислонившись к машине, глубоким вдохом наполняю легкие дымом. Сто лет не курила одну сигарету на двоих. Никотин бьет в голову.

– У кого стрельнула?

Сестра с загадочным видом прижимает к губам указательный палец: не скажу.

Я затягиваюсь еще раз и возвращаю сигарету.

– Не хочешь как-нибудь тактично прокомментировать мое выступление? Например, «не могу не отметить ряд удачных находок в твоей речи – главное было нащупать почву под ногами».

– А надо?

Я тяжело вздыхаю.

– Что мне надо, так это выпить…

– Не переживай, все не настолько плохо, как тебе кажется.

– Слава богу, ты пришла на выручку. Спасибо!

– А что стряслось с твоими конспектами?

– Я сложила бумаги под обложку романа и оставила на столе. А их кто-то вытащил.

Фиона приподнимает бровь.

– Кто-то вроде того мужчины в первом ряду? На которого ты напустилась с обвинениями.

– Я не напускалась с обвинениями! Просто спросила. Это Марк, сын Фрэнка и Энид.

– А! Опрокидыватель мусорных баков…

Она будто меня поддразнивает, но я пока не пойму, ободряет это или, наоборот, раздражает.

– Я глазам не поверила! Уселся в первом ряду. Невероятная наглость! Вот уж он вдоволь порадовался, когда я стояла на сцене ни жива ни мертва.

– Возможно, ему искренне было интересно тебя послушать.

– Нет в нем ничего искреннего! – фыркаю я.

– Легок на помине… – говорит Фиона, кивая в сторону.

К нам приближается Марк, его взгляд прикован ко мне.

Сестра приглаживает растрепанные ветром волосы.

– Увлекательное было выступление в библиотеке, – произносит он без тени улыбки.

– Не знала, что вы следите за моим творчеством, – холодным тоном светски отвечаю я.

– Но ведь надо участвовать в жизни местного сообщества, поддерживать своих, правда?

– Вы, кажется, живете в Лондоне?

– Мой дом здесь. – Повисает пауза. Марк поворачивается к сестре, протягивает ей руку. – Меня зовут Марк, живу по соседству с Эль.

Она зажимает сигарету губами и отвечает на приветствие, касаясь его ладони.

– Фиона.

Уголки его рта едва заметно изгибаются в улыбке.

– Не нашли свои записи? – Он снова обращается ко мне.

– Это ведь вы их взяли? – прямо говорю я.

Он хохочет, слегка перекатываясь на пятки.

– К сожалению, не додумался. Пришлось попотеть, да?

Марк, прощаясь, машет рукой и неторопливо уходит.

– Козел, – тихо бормочу я.

– Хотя и не лишен некоторой привлекательности, – замечает Фиона, бросая сигарету на тротуар и растирая ее каблуком ботинка. – Ладно, пойду-ка я, наверное, к моим мальчикам.

Сестра возвращается к семье… Я ощущаю укол зависти, как ни стараюсь подавить это чувство.

– Хороших выходных! – желаю я Фионе и, искупая вину за недостойные мысли, целую ее с особой нежностью.

Едва я усаживаюсь на водительское сиденье, как слышу хруст – хруст бумаги в заднем кармане джинсов.

Мои конспекты.

Я выкладываю теплые смятые листы на колено. К лицу приливает кровь: наверное, я взяла их с собой в туалет, чтобы просмотреть перед выступлением.

В отчаянии упираюсь лбом в холодный руль, и клаксон, словно длинный восклицательный знак, издает пронзительный гудок.

Я открываю входную дверь и замираю на пороге. Чутье подсказывает – что-то не то. В доме явно стало холоднее. Меня обдает тянущийся из глубины комнат сквозняк.

Не снимая пальто, я иду по коридору, противно сосет под ложечкой. Сейчас обед, около двух часов, но дневной свет поглотили затянувшие небо тучи.

Я останавливаюсь перед гостиной, осторожно прислушиваюсь. Изнутри доносится глухой шорох, щиколотки овевает сочащийся из-под двери ветер. Превозмогая естественное желание убежать, я распахиваю дверь. Мои движения скорее судорожные, чем решительные – я почти готова к нападению взломщика.

В гостиной ледяной холод. Кружит ветер; цепляясь за подоконник, трепещут шторы; стоявшие на каминной полке открытки разметало по полу. С порога сразу видно, что распахнута форточка.

Перед уходом я всегда педантично проверяю, все ли заперто, однако сегодняшним утром из-за бессонной ночи почти ничего не соображала. Наверное, задвижка была плохо пригнана и ветер с моря распахнул створку.

Нехотя подхожу к окну и закрываю форточку как следует. Еще с минуту я продолжаю прислушиваться к звукам в доме. Слышен только гулкий стук моего сердца. И тишина.

Конец ознакомительного фрагмента.