Отзывы на книги автора «Людвиг Витгенштейн»

Определенно, в этой книге (и в буквальном смысле) содержится больше вопросов, чем в какой-либо другой. Многие из них еще долгое время будут открытыми (а своеобразная "книга ответов" значительно превысила бы объем данной). Но далеко не это позволяет называть "Философские исследования" Л. Витгенштейна - подлинно философской работой. Сам вопрос "где начинается философия?" в стиле автора следует назвать "бессмысленным": философия инициируется не вопрошанием или удивлением, а умением находиться и описывать проблемы изнутри - по выражению Л. Витгенштейна, "в поисках выхода из мухоловки". Описание, как беспокойное жужжание, достижимо средствами языка, тогда как нахождение есть глубоко интеллектуальное усилие, в "неестественных условиях" и до того, как сам язык "переоденет мысли". Реальность не исчерпывается языком, а значит процессы мышления и любая коммуникация не происходят "в вакууме". Не случайно именно в этом смысле Л. Витгенштейн обращается к анализу обыденного (а также приватного, индивидуального) языка и формулирует пограничные своему "Логико-философскому трактату" идеи языковых игр, следования правилу, семейных сходств, обращения к перформативам (как речевым актам). Глубина "Исследований" определена обсуждением важных философских проблем свободы воли, верования, интроспекции, особенностей восприятия, понимания, значения (как экономии рассуждений), каждую из которых характеризует одно-единственное авторское восклицание:

"Смотри, как высоко поднимаются валы языкового моря!"

Если бы Кант говорил языком Шопенгауэра, получился бы Аристотель ХХ века - Витгенштейн.

Его заметки следовало бы читать по одной штучке в день и глубоко над ними размышлять. Года на три-четыре хватит. 

 Читая ФИ подкрадывается мысль, да, понимаю. Но так ли это? Отчасти, и только в своем воображении. 

 Эх, если бы Людвиг дожил до программирования, до понимания как развиваются нейронные связи в мозге..

 Думаю, его исследования заиграли бы новыми красками. 

 Сила мысли этого «древнего бога» восхищает его желанием все расставить на свои места и покончить с философскими проблемами, причиной которой непонимание языковых конструкций участниками языковой игры.

Я балдею от умения Витгенштейна давить на психику. И почему-то кажется, что если бы он в каком-то 4. 1221 тезисе написал какую-то конкретную фигню, то никто бы этого не заметил, а если заметил бы, то: а) подумал, что так нужно б) начал бы считать себя идиотом не способным понять великого и неповторимого Людвига. Короче, перед такими людьми я снимаю шляпу, но только перед людьми, а не тем, что они делают и как они это делают.

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие.

О, да!!! Не то что с первых страниц, с первых слов. Хорошо так свою ... (ну точку свою под номером 5) прикрыл. Я в принципе могу долго плеваться и почти боготворить этого чувака, но лучше пойдите почитайте.

Я балдею от умения Витгенштейна давить на психику. И почему-то кажется, что если бы он в каком-то 4. 1221 тезисе написал какую-то конкретную фигню, то никто бы этого не заметил, а если заметил бы, то: а) подумал, что так нужно б) начал бы считать себя идиотом не способным понять великого и неповторимого Людвига. Короче, перед такими людьми я снимаю шляпу, но только перед людьми, а не тем, что они делают и как они это делают.

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие.

О, да!!! Не то что с первых страниц, с первых слов. Хорошо так свою ... (ну точку свою под номером 5) прикрыл. Я в принципе могу долго плеваться и почти боготворить этого чувака, но лучше пойдите почитайте.

Необычный ум. Наверняка часто распалялся, наверное сильно страдал. От невозможности перевести на язык человеческой речи то, что, казалось, открывается. Всякий раз — спорадически, рывками, о которых страшнее и справедливее всего подумать, что они только колебания испуганной своей бесполезностью мысли, лихорадка без доступа к какому угодно содержанию.

«Забываешь проникать к основаниям. Задавая вопросы, забываешь забираться вглубь.»
«(...) Человек порой убеждается в правильности какого-то мнения из-за простоты или симметричности последнего, то есть из-за того, что его самого привлекает.»
«Сложность в том, чтобы осознать безосновательность нашей веры.»
«Нет ничего труднее, чем не обманывать себя.»
«Человека часто чарует слово. Например, слово "знать".»
«Или моё понимание — лишь слепота в отношении отсутствия понимания? Мне часто так кажется.»

Отсутствие открывалось каждый раз, когда, следуя авторской мольбе о медленном чтении, фраза тянулась, твердилась, чтобы взяться уже устало, без постижимой целесообразности напряжения: ты, не жалея сил, искал нужные слова, я, не жалея сил, искала способы прочесть их справедливо — ради того ли мы так ослабели теперь. И над этим коммуникативным крахом со всей очевидностью раздавался вопрос: почему всё сказанное оказывается таким несомненно не тем. Если это личная трагедия Витгенштейна, то роль читателя сводится к горькому свидетельству (и только?); если это трагедия нашей, моей речи — то что можно, и можно ли, против этого предпринять. Написанное в этой книге предстаёт тогда громоздким наброском, жалкой тенью необъятного намерения к мысли, уводящим своей искривлённой текстуальностью всё дальше и дальше от того, что Витгенштейн понимал.

Спасибо за эту важную непреодолимость, которая давно уже обзавелась каждым говорящим и которой ни один говорящий не сможет превзойти — до тех, может быть, пор, пока наше оружие будет точиться вместо того, чтобы швыряться в огонь, опускаться в воду, зарываться в землю. Пока не найдено достаточно сил, чтобы молчать.

«Так, мне кажется всё время, что я что-то знаю, но смысла говорить об этом, изрекать эту истину я не нахожу.»

«Каковы доказательства того, что я что-то знаю? Уж наверняка не то, что я говорю об этом.»

Людвиг Витгенштейн (1889 – 1951) – один из самых влиятельных философов ХХ века. Он принадлежит к поколению современников Ленина, которые родились в девятнадцатом веке, но сформировали двадцатый.

Философию Витгенштейн понимал как критику языка. Он считал, что мы не можем знать, стоит ли какая-то реальность за метафизическими категориями типа бытия, существования, единого, причины и так далее. Мы можем только изучить, кем, когда и в каком контексте употребляются соответствующие слова. Это направление стало центральным в аналитической философии ХХ века.

Витгенштейн ввел понятия языковой игры. Языковая игра – это несколько слов, к которым добавлены правила их употребления. Простейшая языковая игра включает два слова, например, выше-ниже на стройке, и принимаемый всеми участниками набор действий, которые задаются этими словами. Бывают и очень сложные языковые игры, которые выражаются в виде философских систем, идеологий, математических концепций. Методология их изучения остается прежней – наряду с термином нужно задавать сферу его употребления и правила его применения.

Витгенштейн изложил свою теорию языковых игр в работе «Философские исследования» в 1953 году. В его философском подходе легко опознаются принципы компьютерного программирования, первые подходы к которому делались как раз в это время. Витгенштейн был современником Норберта Винера, основоположника кибернетики, Клода Шэннона, который ввел понятие «информация», Джона фон Неймана, создателя архитектуры современного компьютера. Общий дух времени заметен в работах всех этих авторов, трудившихся в разных отраслях науки.

Как я недавно узнала, Витгенштейн еще и мастер афоризма, стоящий в одном ряду с Ларошфуко, Шопенгауэром и Ницше. После смерти Витгенштейна были изданы его замечания о культуре и о себе, выбранные из разных его философских трудов. Работа эта озаглавлена «Культура и ценность», занимает менее ста страниц и не потеряла интереса до сих пор. Я решила черпать оттуда понемногу для развлечения читателей и собственного. Это как раз формат блога, и можно представить, как автор развернулся бы сейчас. Читается легко, но мировоззренческих переворотов ожидать не стоит.

Невероятно глубокая по своей сути работа, затрагивающая основы человеческого мышления, логики и философствования. Истинно научный труд, исследующий природу языка, незримую, но неотъемлемую связь между мыслимым нами миром, существующим единственно в нашем воображении, и опытом взаимодействия с реальностью, которую создаваемая в воображении картина мира приближает и моделирует.

Используя привычный логике аппарат, автор предлагает вниманию читателя такую строго формальную систему описания мира (того внешнего, познаваемого нами через опыт, который обычно является предметом изучения естественных наук), которая позволяет, поднявшись над мышлением, порефлексировать относительно его природы. Так, философ обращает наше внимание на то, что, описывая окружающий мир средствами языка - который, являясь порождением мира, не способен выйти за его рамки и потому неспособен описать нечто, миру не принадлежащее, - мы остаёмся ограничены средствами выбранного описания. Говоря о мире и познавая его таким образом, мы будем навсегда оставаться в пределах познаваемого мыслимого мира, не замечая и даже не осознавая тех из его проявлений, которые невозможно выразить в языке.

Принято утверждать, что Бог создал всё, что противоречит законам логики. Истина в том, что мы не можем сказать, как выглядит нелогичный мир.

Прелесть описанной автором модели устройства языка состоит ещё в том, что она наиболее полно, обобщённо и точно конкретизирует основные блоки ментальных конструкций, которые неизбежно использует язык при описании мира. Внутренние взаимосвязи между отдельными сущностями, объектами и элементами этого описания вынесены на свет, что позволяет сделать их видимыми и заменить скрытую в нашем мышлении невидимую структуру, объединяющую все элементы в единое целое и содержащее в себе всё многообразие возможностей воплощения.

Книга содержит огромное количество ссылок на идеи других философов позитивистской школы (само собой, участников Венского кружка, и, конечно, преимущественно Б.Рассела и Г.Фреге). Строго формализованная, последовательная и структурированная, поклонникам философии науки в целом и позитивизма в частности она подарит истинное наслаждение. Если вопросы научного мышления, логика и язык абстракция представляют для вас интерес, а философия науки привлекает исследованием метауровня познания, я горячо рекомендую для знакомства эту работу. Помимо того, что классический монументальный труд, приобщающий как к позитивизму, так и к анализу мышления, он дарит массу приятных минут и поднимает основополагающий вопросы, предлагая собственный взгляд на восприятие реальности.

Смысл мира должен находиться за пределами мира.