Многие поэты извлекают синкретическое имя или непосредственно существительное из совокупности современного прилагательного и древнего имени, застывшего в идиомах, наречиях, безличных предикативах. В стихах появляются разные падежные формы существительных пусто (← попусту), поздно (← допоздна), светло и светла (← засветло), темно (← затемно), давно (← издавна), сухо (← досуха, насухо, посуху) и т. п.:
Всё – блажь ночей, причуда их, загадка.
До слабого рассветного поздна
творится, при мерцании огарка,
печальное признание письма.
Белла Ахмадулина. «Глубокий обморок» 48 ;
подарю тебе солнце и звезды
и старый сундук
где хранится прекрасное поздно
и золотое вдруг
Давид Паташинский. «мое дорогое» 49 ;
Заветный дом – светло замрожено
От крыши тень – крылом. Стучу в светло
перепелом – там ждут меня давно —
Ноэтоневозметоневозмо!..................
На дверь и стены зырит как в трюмо —
и там – я сам – портрет и натюрмо
Генрих Сапгир. «Бутырская тюрьма в мороз» / «Генрих Буфарёв. Терцихи» 50 ;
Бумага стерпит и не то. Позор забудется под утро.
Заснет, согнувшись у стола, печальный кукольник забав.
Сложилось в землю шапито. Луна, забытая, как кукла,
плеснет хрустального светла, дорогу солнцу угадав.
Давид Паташинский. «Бумага стерпит, люди – нет. Еды осталось на неделю…» 51 ;
Лишь ты вздохнешь украдкой
С чужого высока
В ответ на чуждый стон.
Сергей Вольф. «Остаточная грусть…» 52.
В подобных, достаточно многочисленных случаях обратного словообразования (редеривации) невозможно и не нужно искать единственную мотивирующую основу неологизма, воспроизводящего древнее синкретичное имя. Авторское преобразование формы не просто происходит на фоне всей парадигмы, хотя бы и дефектной, но и восполняет эту парадигму. Поэты частично достраивают разрушенные парадигмы, осколки которых сохранились только в наречиях:
– Нельзя разрушать искусство,
душе пустотой грозя!
– Тогда покажите пусто
и дайте мне что нельзя!
Михаил Яснов. «Памяти Олега Григорьева» 53 ;
Сад стоит ногами на кровати – веки стиснув, руки – на перильца,
Одеялко на потлевшей вате в тесную решетку утекло.
Никуда не дернуться дитяте обмершего града-погорельца,
Никому не отольется в злате вечное повапленное тло.
Олег Юрьев. «Песня» 54 ;
Костер сгорел дотла, и тло
хранило ровное тепло.
Сквозь тонкий куполок тепла
роса осенняя текла.
Михаил Дидусенко. «Костер сгорел дотла, и тло…» 55 ;
всё из каменного пара, всё из ртутного стекла…
нерушимое упало, пылью музыка всплыла, вся
из дышащего тела, из эфирных кристаллид – вся
свернулась и истлела, только музыка стоит, вся
из тучного металла, вся
из выпуклого тла…
…содрогнулась и упала, только музыка: ла ла
Олег Юрьев. «всё из каменного пара, всё из ртутного стекла…» 56 ;
Синеет тьма над городом моим,
спокоен вечер, небо звездно,
ушел домой усталый элоим
настало поздно.
Давид Паташинский. «Вели меня поднять над мостовой…» 57 ;
Из губы прокушенной сочится
розоватым мартовским светлом
алый рыбий глаз растенья-птицы,
вдвое увеличенный стеклом
Валентин Бобрецов. «Белый голубь свежести не первой…» 58 ;
На высоком моральном холме
мелкотравчатый выткан узор:
тут гвоздичка, там папороть нежный,
здесь торшер окружает светлóм
исторически-алые мальвы
Линор Горалик. «На высоком моральном холме…» 59 ;
Солнечные капли часов,
звездные секунды светла,
черные, оранжевые,
догорят дотла.
Давид Паташинский. «Сладкое вино тростника…» 60 ;
Пока пишу я, оживаю, меня танцует Саломея,
ее светла сторожевая, еще, еще как я умею,
но вот сегодня не могу, как кровь на утреннем снегу,
как солнце в мясе переплета бескнижных, страшных облаков,
как глаза выпитая сота, как перекрестие полета,
как судорожно звал кого-то из комнаты для стариков.
Давид Паташинский. «Пока пишу я, оживаю, меня танцует Саломея…» 61 ;
Три кресла, стол, диван за ловлею рубина
участливо следят. И слышится в темне:
вдруг вымыслом своим, и только, ты любима?
довольно ли с тебя? не страшно ли тебе?
Белла Ахмадулина. «Дворец» 62 ;
Отчего ты только створочка,
а не целое окно,
отчего ты только шторочка,
а не целое темно?
Игорь Булатовский. «Скворушка» 63 ;
В пустоте жилья
я привык к давну,
и не те же ль я
дни за хвост тяну?
Сергей Петров. «В пустоте жилья…» 64 ;
В отношении бедности духа
Тот поэт, что взирает с высот
На непаханность чудного суха
Это, прямо сказать, – идиот.
Константин Рябинов. «Рассказ» 65.
На прочтение безличного предикатива как краткого прилагательного может влиять порядок слов:
Там будто все время идет дождь
или снег. И время все темно.
И ты там никуда не идешь,
а все смотришь время в окно
Игорь Булатовский. «Там будто все время идет дождь…» 66.
При обычном порядке слов во фразе всё время темно тоже, конечно, можно понимать слово темно как определение к слову время, но инерция восприятия сочетания всё время как обстоятельства, синонимичного наречию всегда (а именно такую функцию оно имеет в первой строке приведенного фрагмента), все же диктует, что темно – безличный предикатив. Инверсия время всё темно существенно меняет восприятие.
В ряде случаев возникает вопрос: почему поэтам недостаточно тех признаковых существительных, которые имеются в общеупотребительном языке – Ахмадулиной не подошло нормативное слово темнота, Яснову и Бобышеву — пустота, Рябинову – сухость, Волохонскому – желтизна? Вероятно, причина здесь обнаруживается не только в производности (исторической вторичности) нормативных слов, но и в их словарной определенности, в самом факте фиксированного абстрактного значения, а также в том, что словарные существительные частично утратили живую связь с прилагательными. На эту мысль наводит словоформа светлом из стихов Бобрецова: автору понадобилось заменить исторически первичное непроизводное слово свет суффиксальным, содержащим элемент прилагательного. То есть поэтам понадобилось именно синкретичное обозначение предмета и признака.
Наиболее выразительны примеры синкретизма в таких контекстах, в которых нельзя однозначно определить часть речи.
Например, у Всеволода Некрасова:
За окном зима
Зеленая мгла
Сколько ты зима всего намела
Намела накрутила невпроворот
В комнате тепло
В окне стекло
Окно не окно
А прямо кино —
Ничего не понятно
Всеволод Некрасов. «Ночью электричеству не спится…» 67.
Строки В комнате тепло / В окне стекло позволяют видеть в слове тепло и безличный предикатив, и существительное (в параллелизме со словом стекло, если его воспринимать как существительное). Но слово стекло читается и как безличный глагол. Примечательно, что в этом тексте появляется сентенция Ничего не понятно.
У Владимира Строчкова в строке где темно в углу – на фоне отчетливых существительных, образованных транспозицией безличных предикативов:
Ночью время тихое
тюкает в стекло.
Сколько там натикало,
сколько натекло,
горстку ли накрапало,
налило с ведро,
чтобы там на краткое
набралось светло.
Тьма густеет, тянется,
вязнет на полу,
даже днем останется,
где темно в углу,
по полу, по стеночке
как там не тяни,
тенькая застенчиво,
стянется в тени —
и темнит, и копится
лужицей темна,
сохнуть не торопится
тёмная стена;
а светло летучее,
веселящий газ,
с первой темной тучею
вытекает враз.
А пока по капельке
в тонкое окно,
в дом бессрочной каторгой
цедится темно,
и, пугаясь тиканья,
съёжилось тепло.
Ночи время дикое
тычется в стекло.
Владимир Строчков. «Ночью время тихое…» 68.
У Игоря Булатовского в строке и цветно у нас темно слова цветно и темно могут читаться и как существительные-субъекты, и как краткие прилагательные-предикаты:
Хлоп – и сложены давно
бабочкины маслобойки,
и цветно у нас темно
в тонком воздухе прослойки.
Кто там глубже ни вздохнёт,
все чешуйки перепишет, —
останется лишь тот,
кто последних передышит.
Игорь Булатовский. «Ква?» 69.
Наличие в современном языке наречий типа досуха, затемно, попусту не является обязательным условием для преобразования наречия или безличного предикатива в существительное:
С близка глядя на животное,
Вдруг чувствую восторг
(Будто кончился срок) —
Грива искрящейся кошки
Похожа на Нью-Йорк.
Елена Шварц. «Волосоведéние Vision» 70 ;
Агапе без эроса – экое скучно…
Наверное, это не для человека.
Безбожно-безножно, ненужно-недужно
ты стал мне духовной любовью-калекой
Марина Матвеева. «Love sapiens» 71 ;
…Но к вечеру
в кастрюле тесто
Аби замешивала. Как
потом всю ночь в теплице кухни
под крышкой начиналось тесно!..
А волосинки на руках,
что сабли – вспыхивали, тухли.
Санджар Янышев. «Аглая» 72.
Не менее интересным явлением воссоздания именного синкретизма является процесс, имеющий противоположную направленность. Если предыдущие примеры показывали разные пути и результаты ретроспективной субстантивации (деадъективации и деадвербиализации), то следующая группа примеров демонстрирует преобразование не признаковых, а предметных существительных в прилагательные. При этом трансформация осуществляется прибавлением к существительным адъективных флексий, но не суффиксов прилагательных:
Звериный зверь идет, бежит
И птица птицая летит
И камень каменный лежит
Стоячий воздух все стоит
Дмитрий Александрович Пригов. «Звериный зверь идет, бежит…» 73 ;
Уходит на запад кудаблин-тудаблин,
спокоен, взволнован, упрям и расслаблен.
<…>
Он слёзы глотает, он бодро смеётся,
как птицая птица, душа его мнётся
Александр Левин. «Уходит на запад кудаблин-тудаблин…» 74 ;
Вот Вам. Вы одни. Вы куклая. Вы просыпаетесь сквозь сито. Я Вас собираюсь есть. Я хлеб.
Ян Невструев. «Море лежало широко…» 75 ;
Чудесно – в гроб меня улечь!
Твоя мечта, о том и речь,
должна цвести, ронять кирпич,
когда иду я челку стричь.
Ax, ты мой зайчик, друг поэтый,
сто лет живи с мечтою этой,
не мрачен будь и не болей, —
с такой мечтою жить светлей,
налей мне кофе с мышьяком,
с мечтой о чем-нибудь таком…
Юнна Мориц. «Серенада» 76 ;
Он падлой женщиной рожден
в чертоге уксуса и брома.
Имелась в тюфяке солома.
Имелся семикратный слон.
Александр Левин. «Новая история» 77 ;
Ужасна месть слепой природы
Какой-то осьминогий спрут
Уже разводит огороды
Там где сверкал зубов редут
Анри Волохонский. «Эгей» 78 ;
Увозил бы в лес бианок,
беатричей самых разных,
и катал бы их, гондолых,
распевая кватроченту
Андрей Воркунов. «Увозил бы в лес бианок…» 79 ;
Куколка ты моя, куколь, чучелко, человечико,
неприличико, величинка, толикое околичие,
буква «зю» моя, зюзелица, символичико,
недотыкомка-жуколица, ногомногое многотычие,
стой на слове своем, многоярустно наступай
на горлó буты́лое, бóтлое собственно песне,
на язык-миногу. Светлый сказочный расстебай
испечешь и язык проглотишь. Хоть тресни,
насухую стой на слове своем, пускай свое место знает,
пусть хоть сдохнет, но помнит, кто в доме его хозяин.
Владимир Строчков. «Куколка ты моя, куколь, чучелко, человечико…» 80 ;
о, глаз, разглазься до очей
лицо – вломись в себя до лика
прорвись до дьявола, о бог
себя листая до
до крика черт обезкаликих
калеких черт
Владимир Климов. «О, глаз, разглазься до очей…» 81 ;
Удобряй свой мартиролог, мальчик:
пусть растет развесистым и клюквым,
чтобы, знаешь, эдак сесть в тенёчке
среди тех, кто сраму не имеет,
чтобы эдак ягодкою кислой
закусить того, кем закусилось
пополам с каким-то серым хреном
под холодным небом Вустерлица.
Линор Горалик. «Удобряй свой мартиролог, мальчик…» 82 ;
Часторастущий, тыщий, трущий глаз
прохожему осенний лес, —
вот клёкот на его сквозной каркас
летит с небес,
вот некий профиль в нём полудивясь
полуисчез.
Владимир Гандельсман. «В полях инстинкта, искренних, как щит…» 83 ;
Все кошки кошие, все кошки хорошие,
а это мёртвая кошка, эта вот кошка мёртвая,
она говорит спасибо, лежит красиво.
Екатерина Боярских. «Мёртвая кошка» 84 ;
Жираф-гумилефф из Африки заглянет в лицо лазурное,
в ночные зрачки подвижные, в двоящийся трепет век,
и скажет «привет» приветливо, с во рту полуголой веткою,
пятнистый, как все жирафые, улыбчивый человек.
Надя Делаланд. «Взлохмаченную и сонную, прошедшую мимо зеркала…» 85 ;
Когда мы были как привив…
Мы были как прививки оспы
И кожиц наших некрасив
пейзаж шероховат и рыхл
как апельсин в презерватив
свалилось солнце в мглую осень.
Испуг погас, застыв как гипс.
Мы стали то ли писком, то ли
терпеньем. Неминуем смысл.
Алина Витухновская. «Скрипит костями черный город…» 87.
В игровом тексте Ольги Арефьевой прилагательные из существительных получаются при обмене слов слогами:
Собачка колбасатая,
Вернее, полосатая,
А с ней пятниска кисая
(ну вот – наоборот!)
Обедали мясисками,
Вернее, колбасисками,
И невозможно высказать,
Как было вкусно им!
Кормил их дедый седушка
(опять я что-то путаю!),
Зелёнка травенелася,
И пахло чесноком.
На лизыке растаяли
Куски собачьей радости…
Но тут мясиски кончились —
И сказочке конец!
Ольга Арефьева. «Сказка про мясиски» 88.
Окончание прилагательного добавляется даже к неопределенному местоимению нечто, к архаическому союзному слову иже:
Вечером нечего,
Речка нейдёт в ведро.
Вечево во облацех,
О проекте
О подписке