Мама

Мама родилась в бедной, но богатой детьми семье. Мамина мама, а наша баба Поля, родом из Раздоров. Ее родители были крепостными у помещика, владевшего Архангельским. Дедушка – Клюев Семен для содержания многодетной семьи, кроме обработки земли, занимался извозом как легковой извозчик.

Мама была третьим ребенком, но когда подросла до школьного возраста, в семье прибавилось еще трое ребят младше ее, и за ними должен быть присмотр. И несмотря на желание мамы пойти в школу, ей пришлось нянчить младших сестер и брата (Машу, Мишу и Пашу), а затем и Матрёну с Петей. Хотя нянькой в семье звали тетю Полю, старшую сестру, потому что она в свое время нянчила и маму, и Сашу. В школе маме учиться так и не пришлось.

Мама была красивая, умная и, несмотря на неграмотность, очень хорошо знала счет. Много знала стихов и песен. В девушках многие ребята на нее заглядывались. За ней ухаживали очень уважаемые на селе – хотя и бедные, зато хорошо грамотные женихи – два товарища Савин Егор и Куликов Миша.

Мама отдала предпочтение Савину Егору. Замуж мама вышла рано – 17-ти лет (в 1902 г.), папанька старше на 4 года.

Свекровь была строгая, но справедливая. Красивая и работящая сноха ей понравилась, она полюбила её и её детей. Особенно старшую внучку Раю.

Мама была очень работоспособной и умела всё делать хорошо, а что раньше не умела, тому быстро научилась. Мама хорошо шила, вязала и все работы по крестьянству выполняла очень быстро и ловко.

Самая трудная работа в крестьянстве, мне кажется, это жать рожь.

На этой работе мама очень отличалась. Она жала споро и чисто. У нее из трех горстей получался довольно толстый сноп. Шила белье – и нижнее, и верхнее – на всю семью сама.

С приходом мамы в семью Анны Савиной хозяйство их стало быстро поправляться. Благодаря трудолюбию в семье и строгой экономии начали копить деньги на строительство дома.

Для того чтобы накопить больше денег, мама стала вязать перчатки на казну и шить нижнее солдатское белье. Как только появлялась свободная минута после работы по хозяйству, она немедленно садилась за машинку и шила кальсоны и нижние рубашки, а если промежуток свободного времени был мал, бралась вязать перчатки. Работала напряженно целый день и допоздна, а часто и ночью.

Тяжело доставалась обработка перчаток. Связанные перчатки затем стирались и натягивались на специальные деревянные рамы, так что получались как валяные. Маме пришлось много стирать. Стирали большей частью в щелоке. Мыло было дорогое.

Впоследствии, особенно к старости, у мамы сильно болели руки. Сказалась слишком тяжелая работа.

Готовые перчатки и белье сдавались в Москву. Если предоставлялся случай, маму с товаром подвозил в Москву ее отец, дедушка Семен, извозничавший в Москве. Но чаще мама относила товар на себе пешком. Говорили тогда «ходить с товаром». Железная дорога, наверное, еще не была построена, или дорого стоил проезд.

Покупая или продавая, мама очень быстро считала в уме и никогда не ошибалась. И память у мамы тоже была отличная.

Детей своих мама любила, но не баловала ласками. Для ласк не было времени. Зря никого не обижала и не наказывала. Не любила, чтобы на ее детей кто-либо жаловался из-за каких-либо проказ. В этих случаях мама очень-то не разбиралась в подробностях – действительно ли ее сын или дочь виноваты. Как бы то ни было, в случае жалобы она обязательно наказывала, приговаривая: «Зря жаловаться не будут».

Как мама, так и папанька работы не боялись, но после трудов праведных любили и погулять в компании родных и хороших знакомых. Мама любила принимать гостей и обязательно встретить их хорошим угощеньем, если даже гость был неожиданным.

В будни мы ели очень простую пищу и подчас не весьма калорийную. В основном картошку, хлеб, капусту, кашу овсяную, хорошо если кашу пшенную. Рисовую кашу варили только по праздникам. Кашу чаще всего ели с подсолнечным маслом. Если и варилась молочная каша, то, конечно, не на цельном молоке. Вообще молока употребляли в пищу очень мало. Старались лишнюю кружку молока продать.

У нас, как и почти у всех, главой дома в смысле ведения хозяйства по денежной части была мама. И хозяйство она вела образцово. Деньги на текущие расходы у нее всегда были, но лишнего она ничего не покупала. Расходы вела по доходам и всё планировала. Если намечалась какая-либо покупка, то для этого заранее копились деньги. Как говорят, по копейке: «Копейка рубль бережет».

Если возникала необходимость в какой-то покупке внезапно, а на это не было денег, тогда мама всегда находила возможность занять. Её всегда выручали соседи или знакомые. Мама была очень верная на слово. Если говорила, что отдаст деньги такого-то числа, то обязательно отдавала в этот день или даже раньше.

У мамы была закадычная подружка Вера Ивановна Ашмарина из Луков. Наверное, они познакомились, когда жили в Рублеве. Без Веры Ивановны и дяди Григория у нас не обходился ни один праздник. Они всегда были первыми гостями.

Приходя в Павшино, тетя Вера обязательно заходила к маме, а мама, если нечем было угостить, немедленно посылала кого-либо из нас в магазин. А в это время уже ставили самовар, накрывали на стол, и Вера Ивановна обязательно хорошо угощалась.

Когда у нас бывали гости, то нас, ребятишек, за стол не сажали. Нас кормили заранее и предупреждали: «К столу не подходить».

Если празднество было днем, то мы гуляли на улице. Когда, проголодавшись, мы прибегали домой и просили поесть, то мама говорила: «Поди собери всех, я вас накормлю». Но ели мы, конечно, не за общим столом, а отдельно.

Если же празднество продолжалось и вечером, то мы забирались на печку и выглядывали оттуда. Иногда нам туда чего-нибудь вкусного совала баба.

У нас не было принято, чтобы взрослые брали с собой детей в гости. И мы, дети, конечно, считали это в порядке вещей и никогда не просили взять и нас.

Мама была очень чистоплотной, наш дом всегда отличался порядком и чистотой. Поддержание чистоты стоило больших трудов.

Металлическую посуду мама мыла и отчищала с золой, самовар чистился кирпичным порошком, пол мыли с песком.

В бедности чистоту поддерживать, конечно, очень трудно. До тридцатых годов у нас простыней не было. Спали все ребятишки вповалку на полу. О тапочках и понятия не имели.

Одежда была, конечно, чистая, но всегда в заплатках. Без заплат мы ходили только по праздникам. За привычку копить деньги и не транжирить их папанька иногда называл маму жадной. Хотя жадной она не была и вообще-то деньги не любила. Необходимость заставляла их беречь. И, конечно, ей не нравилось, когда ее вынуждали обманом платить за что-то дважды.

На самом деле мама – человек очень добрый. Доброта её проявлялась во многом – ив малом, и в большом. Если к нам приходили по случаю или с поручениями маленькие ребята, то мама обязательно чем-либо угощала ребенка. Когда приходили к кому-либо из нас товарищи, то она тоже непременно сажала их обедать или чай пить. Она всегда уделяла большое внимание нашим знакомым.

Её доброту и приветливость замечали не только мы, дети. Мне, например, в 30-х годах Кабанов Николай говорил: «Ваша мать лучше нашей, добрее». Когда сгорел дом у Вуколовых, то мама, не задумываясь, отдала им на «погорелое место» лучшую свою (по надою молока) корову.

Старшая сестра мамы – тетя Поля Спасская – жила очень бедно, и она часто приходила в Павшино проведать сестер и погостить. Навещала она всех сестер, но гостила, ночевала только у нас. Остальные сестры – тетя Маша, тетя Паша и тетя Матрена – не всегда и чаем поили, и ночевать она у них никогда не оставалась. У нас же гостила по нескольку дней и уходила всегда с узелком – с подарками.

Я уже говорил: хотя мы всегда имели коров, все же молоко нам, детям, давали редко. От продажи молока шёл основной денежный доход. Но вот к праздникам, особенно к Пасхе, мама обязательно по нескольку литров молока раздавала бесплатно бедным соседям, у кого не было коров, – Гусаровым, Ворониным и другим 4-м – 5-ти.

Уже под старость, когда маме приносили пенсию, она, получив деньги, звала внучку Нину, давала ей десятку и говорила, чтобы она шла в магазин и купила хороших конфет, большую селёдку и еще что ей понравится. Мама очень любила чай с «хорошими» (в бумажках) конфетами и селедку (особенно залом).

Ей иногда Рая говорила: «Мам, ты поберегла бы деньги на похороны». Мама отвечала: «Зачем мне это делать? Я знаю: будут у меня деньги или не будут – всё равно вы меня похороните, и, думаю, неплохо (не хуже людей)». Деньги она не любила и не жалела.

Мама умела хорошо готовить. Правда, в первый год замужества, когда не было опыта, у нее и пригорало, и пересаливалось. Если она и боялась, что на нее за это будет ворчать свекровь, то папанька всегда маму успокаивал. Если что-то получалось невкусно, то он, наоборот, говорил: «Очень вкусно!». И просил добавки. Это маму воодушевляло, и впоследствии у нее получалось всё очень хорошо.

Раньше пироги пекли только по большим праздникам и иногда по воскресеньям. Пироги у мамы всегда получались прекрасно – пышные, вкусные. Наилучшей начинкой считался рис с яйцами.

К большим праздникам мама всегда заливала судак, иногда запекала окорок, приготовляла холодец (студень).

В будние дни иногда жарили «драчену». Это жареный на большой сковороде толченый картофель с молоком и яйцом. Мне очень нравились картофельные пироги с капустой, иногда пекли ржаные пироги с кислой капустой. Казалось бы, кушанья простые, но, наверное, в то время у нас были не такие изысканные вкусы, и всё казалось очень вкусным.

Бывало и так: мы только что вылезли из-за стола, и приходил кто-нибудь из родных или знакомых. Сейчас же опять ставили и подогревали чуть остывший самовар. Вновь накрывали на стол, и угощали гостя. Чаепитие продолжалось. Нас, мелочь, конечно, из дома выдворяли. Говорили: «Не вертитесь. Наелись – вам здесь делать нечего. Идите работайте на дворе или гуляйте».

Мама – человек очень благодарный. Если ей кто-то делал что-либо хорошее, то она всегда стремилась и ему отплатить добром.

О полученном от кого-либо подарке никогда не забывала и в ответ при удобном случае одаривала этого человека вдвойне.

Судьба мамина сложилась так, что ей много пришлось претерпеть в жизни всяческих невзгод.

Детство у нее было нерадостное. Родилась в бедной семье. С малых лет пришлось заниматься трудом. В то время как все дети гуляли, она ухаживала за младшими братьями и сестрами. Когда ее сверстники пошли в школу, ее не пустили – она хорошо смотрела за младшими. Сложилось так, что все ее братья и сестры – и старшие, и младшие – в школу ходили, и неграмотной в семье осталась только она одна.

Вышла в семью она тоже бедную. С первого же дня замужества пришлось очень много работать, чтобы как-то наладить хозяйство.

Дом был полуразвалившийся. Стали жить очень скупо, чтобы поскорее скопить на постройку дома. Свекровь была строгая, во всем ей надо потрафлять.

Затем женился деверь. В дом пришла вторая сноха. Жили все вместе. Работать надо еще больше. Еду готовить на всех.

Появились дети. Только, как говорят, спустит с рук одного ребенка, появляется другой. Родила мама девять детей. В грудном возрасте умер второй ребенок. Двое умерло от тифа в 1921 г. в возрасте 7 и 2 лет. Остались Александр, Георгий, Николай, Иван, Ираида, Пелагея. Они выросли здоровыми и красивыми. Но каждый принес маме много хлопот и волнений.

Первым ребенком была Рая. В детстве, я точно не знаю при каких обстоятельствах, она то ли сломала, то ли сильно ушибла ногу, маме было больнее, чем самой Рае.

Рая в девушках была очень красивой – в маму. И на нее заглядывались много достойных женихов. И в одно и то же время к ней сватались двое.

За судьбу Раи мама очень много переживала. У Раи так же, как и у мамы, судьба оказалась трудной, тяжелой, а мама все Раины беды принимала очень близко к сердцу – как свои. Остальные дети также приносили много забот.

В 1921 г. у нас вся семья (за исключением бабы и папаньки) переболела тифом. От этой болезни больше всех досталось маме. Она раньше всех поднялась, хотя еще и не выздоровела. Приступила к работе. Осенью, несмотря на болезнь, выполняла все работы по дому и в поле. Простыла на уборке картофеля и с очень высокой температурой слегла. Болела очень сильно. Из-за болезни получила осложнение на уши и оглохла. Первое время ничего не слышала и понимала окружающих только по мимике.

Примерно в это же время заболела малярией. Болезнь эта тоже очень тяжелая. Были приступы, когда всю ее сводило или начинало трясти и выступал холодный пот. Лечебной помощи в то время почти никакой не было. Лечились своими средствами или по совету бабок.

У мамы после этих тяжелых болезней обнаружилось малокровие. В это время она то ли по совету бабок, то ли иногда приходящего какого-то старца, называвшего себя врачом, пила толокно.

Этот старец, когда у нас все болели тифом, приносил нам какую-то воду в больших бутылях, и мы ее пили по нескольку столовых ложек.

Свою глухоту мама переживала очень тяжело. Постепенно слух к маме возвращался, но до конца жизни полностью не восстановился, и слышала она плохо. И когда она работала в колхозе, то некоторые, правда за глаза, называли ее «Сашей глухой».

Мама иногда говорила: «Я и горела, но не сгорела, и тонула, но не утонула. И всё это, наверно, потому, что я нужна на земле».

И говорила она правду. Она действительно и горела, и тонула, но не сгорела и не утонула лишь потому, что она была очень нужна своим детям, семье.

Горела она на свадьбе Раи и Ивана Ивановича.

В то время хорошего керосина не было, а скорее всего, с примесью бензина. Горючее это выделяло много паров. К концу свадебного празднества уже под утро выгорел весь керосин в семилинейной лампе. Мама пошла наполнить лампу керосином. При зажигании лампы вдруг образовалось большое пламя, и на маме загорелось платье.

Кто-то крикнул: «Горим! Пожар!» Среди гостей поднялась паника. Тетя Маша Осокина схватила стул и им выбила стекла из оконных рам. А на маме в это время горит одежда. Хорошо Василий Алексеевич Крюков догадался накрыть маму попавшими под руку тряпками, и пламя погасло. Мама немного обожглась, но сильных ожогов не было. Больше напугалась. В общем, все обошлось по-хорошему. Маме болеть долго не пришлось: заботы о семье способствовали выздоровлению.

А тонула она при следующих обстоятельствах.

Как мама тонула. После освобождения из тюрьмы папаньку долго не прописывали в Павшине. И ему первое время пришлось жить где-то под Калинином, за 100 км от Москвы.

И вот как-то поздней осенью, когда начались заморозки, мама взяла для папаньки теплое белье, кое-какие продукты и поехала его навестить.

Сойдя на станции, она спросила, как пройти в деревню Марьино. Ей сказали, что идти около 5 км. Попутчиков не оказалось. Она пошла одна. Сперва дорога была хорошая. На полпути на дороге появились лужи: она их обходила и сбилась с дороги. Затем лужи все более и более увеличивались, и уже обходить их стало невозможно. Она пошла прямиком по воде, тем более что впереди было видно высокое сухое место.

Вначале мама через лужи прыгала, затем они стали сплошными. Мама промочила ноги. Вода была холодная. Чтобы согреться пришлось идти быстрее. Лужи стали глубже. Но уже близко высокий сухой берег. Еще одно усилие, и она будет на берегу. Пошла быстрее. И вдруг… провалилась – пошла вниз. Ноги не стоят, скользят по дну всё глубже и глубже. Мама инстинктивно подымает руки с узелком вверх, чтобы не замочить его. В это время вода уже выше груди. Мама чувствует, что опускается все ниже и ниже. И уже испугалась, что может утонуть. Место какое-то глухое, вблизи не видно никаких поселений. Сзади пустое поле, станция не видна, вдали за высоким берегом лес. Мама окончательно разуверилась, что как-то вылезет из этой воды. Первое время хотелось повернуть обратно, но манил близкий сухой берег. А теперь стала тонуть. И тут она начала кричать: «Помогите! Тонуу!!», хотя и видела, что взывать о помощи не к кому. Ноги по дну скользят. Вода поднялась еще выше, подходит к горлу. И тут вдруг по берегу бежит мужчина с палкой и кричит: «Подожди, не двигайся! Сейчас, сейчас!». Спускается в воду по пояс, подает палку, но мама не может дотянуться, у мамы одна рука занята узелком, и он мешает ухватить палку. Мужчина кричит: «Бросай узел!». Мама бросила. Ринулась к палке, захлебнулась, но ухватилась за нее обеими руками, дна уже не чувствуя. И когда она ухватилась за палку, мужчина пошел к берегу. Мама держится за палку. Ноги волочатся. Мужчина подходит к берегу, вода ему по колено. Он говорит: «Вставай, вставай на ноги-то, уже мелко». Мама опустила ноги и почувствовала твердое дно.

Мама, когда вернулась домой, говорила нам: «Ведь могла же я сгореть, был такой случай. Могла и утонуть, но не утонула. Значит, судьба мне уготована другая».

И продолжала: «Я не знаю, есть бог или нет. И хотя я молитв не знаю, но когда стала тонуть, мысленно молилась и говорила про себя: “Боже, нельзя мне сейчас погибать. Ведь у меня дома остались дети. Хотя уже и большие (младшему было 15 лет), но ведь не устроены. Как они будут одни жить? Я им нужна. Господи, не дай утонуть”».

И, как видно, если не бог, то есть какая-то сила, которая не допустила того, чтобы я утонула.

Когда мужчина вытащил меня, он произнес:

– Я как только вышел из леса, увидел тебя, когда ты подняла узел вверх. И зачем ты здесь пошла? Дорога-то ведь там – вон, где стоит вешка. Там совсем мелко.

– Да ведь под водой-то не видно, где дорога. Я сперва шла-то по дороге. Но вот когда обходила лужи, наверное, и сбилась. Да мне казалось, что я иду самой короткой дорогой, ведь берег-то здесь близко.

– Близко-то близко. Но здесь «чертова яма». Здесь три года тому назад уже один человек утонул. Тоже был нездешний. А что же ты не остановилась, когда я тебе кричал? Я, как только увидел тебя, стал кричать. Ведь я шел там вот, по дороге. И как-то случайно посмотрел в твою сторону.

– Я тебя не видела и не слышала. Я слышу-то плохо.