Цитаты из книги «Лестница Якова»

но плоские соски как два запертых накрепко замка держали драгоценное молоко. Сцеживание было болезненно, а извлечь из груди хоть каплю молока слабый младенец не мог. Начался мастит, поднялась температура. О грудном вскармливании и речи быть не могло. На первых порах ребенка спасала драгоценная банка “Молочной муки Нестле”,

от первых. Заметив, через сколь

боюсь за тебя, поэтому следи за своим самочувствием. Не для себя,

Как можно убивать в присутствии музыки!

Прошло не меньше года с рождения ребенка, прежде чем Нора поняла, какие глубокие перемены произошли в ней самой. Кроме вещей общепонятных, банальных, – что с появлением Юрика она оказалась в пожизненном рабстве, в глубокой физиологической зависимости от того, голоден, здоров, в хорошем ли настроении ее ребенок, – обнаружила, что восприятие мира стало как будто двойным, приобрело стереоскопический эффект: приятное дуновение ветра из окна стало одновременно пугающим и тревожным, потому что Юрик заворочался в кроватке от воздушного потока возле лица; стук молотка из верхней квартиры, который прежде она почти и не заметила бы, воспринимался болезненно, и она отзывалась на эти удары глубиной тела, точно так же, как младенец; привычно горячая еда стала обжигать, тугая резинка от носков раздражала и множество других вещей как будто стали измеряться двумя разными термометрами – взрослым и детским.

Юрик с восьми часов не спал. К девяти Нора ждала медсестру Таисию – делать прививку, но шел уже одиннадцатый час, а та все не появлялась. Нора пошла в ванную стирать. Звонок услышала не сразу, выскочила, открыла дверь. Таисия с порога затрещала… Она была не просто медсестра из детской консультации, но человеком миссии: воспитывала неразумных мамочек, приобщала их к великому таинству взращивания младенцев, а попутно делилась с ними вековой женской мудростью, наставляла в семейной жизни, была экспертом по взаимоотношениям со “свекровками” и прочей родней мужа, включая и бывших жен. Веселая сплетница, болтливая переносчица, она была уверена, что все эти малыши без ее патронирования – должность так и называлась “патронажная сестра” – плохо бы выросли. Никаких фасонов взращивания, кроме своих собственных, она не признавала. Имя доктора Спока выводило Таисию из равновесия.

Сидели долго, заполночь. Таких совместных вечеров было у них за тридцать лет дружбы немало. Удивительное дарование Туси заключалось в том, что общалась она со своими учениками как будто “на равных”, и собеседник чудом этого равенства поднимался выше себя, рос до себя будущего, а после такого долгого собеседования чувствовал к себе самому доверие.

Как сказал Тенгиз – полжизни собираешь, а потом начинаешь раздавать. Это не только про Лира. Про каждого. Совершить обратное движение, закончить цикл: родиться, приобрести множество качеств, власть, собственность, славу, знания, привычки. Личность обрести, а потом все с себя скинуть. И саму личность. Дойти до полного, изначального обнажения, до состояния новорожденности, первоначальности.

“Там, где молчит слово, – там говорит звук. Безсильная в передаче акта воли, музыка может глубоко и интенсивно раскрыть внутреннее состояние человека, передать чистую эмоцию”.

“Что такое жизнь с точки зрения физики”. Фамилию на обложке он прочитал только утром: Шредингер. Простенький житейский закон парности, по которому существуют сходные события, происходящие последовательно дважды – один раз начерно, второй окончательно – известный всем наблюдательным людям, а особенно женщинам