Читать книгу «Школа нашей любви» онлайн полностью📖 — Людмилы Толмачевой — MyBook.
image
cover

– Ха! Ты чо, Кошкина, еще в куклы играешь? – насмешливо пробасил белобрысый мальчик, оторвавшись от листа бумаги, на котором рисовал зеленым фломастером.

– А вот и играю! Тебе-то что? – обиделась Рита и показала белобрысому язык.

– Эдик! – перешла на строгий тон Лида. – Не отвлекайся, а то не успеешь закончить работу.

– Ничего, успею, – проводя горизонтальную линию красным фломастером, ответил Эдик. – А можно я комнату будущего изображу?

– Нет. Комната будущего – это следующая тема.

– Ладно.

Эдик скорчил недовольную рожицу и громко зашептал своему другу, Андрею Таранову:

– На фига мне моя комната! Чо я в ней не видел? Тоже мне, интерьер! Лучше бы комнату в космической станции задали…

– Гурин! – сурово сдвинув брови, окликнула болтуна Лида. – Или ты работаешь, или я отправлю тебя домой.

– А чего? Я ничего, – округлил глаза нарушитель порядка. – Я уже почти нарисовал, сейчас лепить буду.

– Это было последнее замечание. Ты понял? – не сдавалась Лида.

– Угу, – кивнул Эдик, меняя красный фломастер на фиолетовый.

Лида покинула свое место, чтобы понаблюдать за тем, как движется работа. Возле стола Риты она задержалась.

– Рит, тебе не кажется, что кровати чересчур большие? Ведь в интерьере очень важно соблюдать пропорции…

– Ой, правда, – расстроилась Рита. – А я, главное, не пойму, почему один стол вошел, а второй никак не влазит.

– Ничего страшного, – успокоила ее Лида. – Можно уменьшить. Комната у тебя какой длины?

– Не знаю. Наверное, пять метров.

– Так. А кровать обычно двухметровая. Значит, она короче стены во сколько раз?

– В два с половиной раза, – ответил за Риту неугомонный Эдик. – Тоже мне, Маша и три медведя. Наворотила гигантских кроватей. Кто спал на моей кровати и сломал ее?

Все ребята дружно рассмеялись, даже Рита не выдержала, прыснула в кулачок.

– Лидия Петровна! А мне пластилина не хватает, – плаксивым тоном сообщила черноволосая худенькая девочка в розовом свитере. – У меня шкаф маленький получается.

– Возьми на стеллаже, Ева, – подсказала Лида.

– Еще одна гигантоманка, – фыркнул Эдик и покосился на Андрея.

Тот засмеялся, наклонившись над столом, да видно не рассчитал, задел свою пластилиновую конструкцию, уронил предметы.

– Блин! – вырвалось у Андрея. – Все из-за тебя, Эдька! Кончай смешить!

– Андрюша, ты не помнишь, о чем мы договаривались? – спокойно поинтересовалась Лида.

– А что я сделал? – вытянул веснушчатое лицо паренек.

– И все же. Ты понял, о чем я?

– Понял, – после паузы, тихо ответил Андрей и покраснел.

Лида подошла к нему и слегка потрепала за плечо, затем обратилась к его другу:

– Так, а у тебя, Эдик, все предметы вошли? Ну-ка, покажи, что получилось?

Мальчик не без гордости приподнял над столом доску с поделкой, чтобы всем было видно. Лида наметанным глазом сразу увидела ошибки, но ее поразил общий вид комнаты Эдика – гармоничный, уютный.

– Неплохо, – суховато похвалила она. – Но есть ошибки. Посмотри внимательно, сам ты ничего не замечаешь?

– В смысле? – по-взрослому уточнил Эдик.

– В смысле пропорций, – в тон ему ответила Лида.

– Пропорций? – наморщил лоб юный дизайнер, разглядывая свое изделие со всех сторон. – Та-ак… Посмотрим… А-а! Понял! Вы имели виду торшер, Лидия Петровна? Его высоту?

– И не только, – усмехнулась Лида. – Что-то мне не приходилось видеть на письменном столе телевизор.

– Телевизор? Да это же… этот… планшетник!

– А его размеры?

– А-а! – протянул Эдик и стукнул ладонью себе по лбу. – Семен Семеныч! Щас, исправим.

– Наворотил гигантских планшетников, – не преминула съязвить Рита. – Гоблин по имени Эдуард.

– Но-но! Потише там, кукольный домик! – весело огрызнулся Эдик.

– Ребята! – прикрикнула Лида. – Уважайте труд своих коллег, тогда с уважением отнесутся к вам. А у тебя, Катюша, как дела?

Бледнолицая девочка с тощими косичками нерешительно вертела в пальцах серый брусок, очевидно, в чем-то сомневаясь.

– Та-ак. Давай вместе подумаем, – предложила Лида, присаживаясь возле Кати. – На чем ты остановилась? Шкаф-купе? А двери у него зеркальные?

– Угу, – робко подтвердила девочка.

– Значит, какого цвета возьмем пластилин?

– Серого, – неуверенно прошептала Катюша.

– А я бы, например, использовала слоновую кость. Так будет наряднее. Согласна?

– Угу.

– Ну, вот и разобрались.

Лида направилась к своему столу и услышала за спиной девичий ехидный шепоток:

– Учись, как надо. Вся из себя – муси-пуси… Таким вечно помогают.

Не выдержав, Лида оглянулась. Две девочки, только что, очевидно, шептавшиеся, опустили ресницы. Одна из них, Ева, сидела с капризно поджатым ртом, другая, по имени Полина, сердито косилась на Катю.

«Я их за несмышленышей держу, – подумала Лида, усаживаясь за стол. – А тут все по-взрослому: и ревность, и зависть, и даже ненависть».

Через полчаса занятие закончилось. Пряча улыбку, Лида наблюдала, как дети бережно ставят на полки новые поделки, как, уходя, подолгу любуются ими, запечатлевая в памяти творения своих рук.

Еву и Полину она проводила серьезным задумчивым взглядом.

* * *

Оладьи все время подгорали, так как хозяйка, занятая далекими от стряпни мыслями, не спешила переворачивать их.

– Мам, у тебя дым коромыслом. Смотри, соседи пожарных вызовут, – заглядывая в кухню, проворчал долговязый юноша с модерновой стрижкой.

– Что соседи? – рассеянно переспросила Лида, но тут же спохватилась, начала спешно переворачивать оладьи.

– Ты хоть бы окно открыла.

– Петь, открой, пожалуйста, сам. Видишь, у меня горит.

– Да уж вижу. Хоть топор вешай.

Петя поставил створку окна на проветривание, сел за стол, взял из блюда пышный оладий, откусил сразу половину.

– Мм! Есть можно, – невнятно пробормотал он. – Я думал, хуже будет.

– Ты же сам просишь все поджаристое, – оправдывалась Лида, наливая в раскаленную сковороду новые порции теста.

– Ладно, – смилостивился сын. – Не парься. Все о, кей. А молоко есть?

– В холодильнике. Вылей в кастрюлю, согреть надо.

– Вот еще! Горячие оладьи и холодное молоко – это ж самый кайф. Контраст, понимаешь?

– А если ангину подхватишь?

– Не боись. Не подхвачу. Я теперь на балконе гантели тягаю. В одних трусах, заметь. А температура там чуть выше, чем на улице.

– Каждое утро?

– Ну, не каждое… Если опаздываю, как-то не до зарядки, сама понимаешь.

– Если нет системы, то и толк не велик.

– Ничо, будет толк. Я, пожалуй, еще в самбо запишусь.

– Самбо? А не поздно?

– В профессиональное – поздно. А я одну школку надыбал, в Сети, Реклама гласит: для всех желающих повысить самооценку и научиться элементарной самозащите.

– Реклама обнадеживает. А это не халтура?

– Не-е, я уже сгонял туда, посмотрел на занятия. Все по уму. Не фуфло какое-нить.

– Небось, дорого?

– Я уже с папиком перетер. Он профинансирует.

– Петь, ну когда ты из детства выйдешь? Папик… Это же несерьезно.

– А как мне его называть? Папа? Как-то язык не поворачивается. Батя? Тоже не очень. Димон зовет своего батей, так это нормально. Он у него офицер, клевый мужик, воевал…

– Разве обязательно нужно воевать, чтобы тебя уважал твой сын?

– Мам, а ты сама…

– Что «сама»?

– Ты уважаешь папика, ну, то есть отца?

Лида промолчала, не зная, что ответить, засуетилась со своими оладьями, скрывая замешательство.

– Мне кажется, что не очень, – ответил за нее Петя. – То ругаетесь, то молчите, будто в упор не видите друг друга. С вами сидеть в одной комнате – все равно что в трансформаторной будке жить.

– Значит, осуждаешь меня?

Лида выключила газ, повернулась к сыну. Юноша сосредоточенно жевал, запивая молоком, и старался не поднимать глаза. Лида словно впервые видела его острые скулы, мальчишески тонкую шею с родинкой возле уха, всю его длинную нескладную фигуру, согнутую над кухонным столом.

Как он вытянулся за этот год, как изменился! Но главные изменения произошли внутри. Он стал больше видеть и понимать, многое подвергать сомнению.

Лида села напротив сына, машинально потянулась к блюду с оладьями, взяла первый попавшийся, надкусила.

– Петь, я знаю, ты осуждаешь меня. Наверное, это естественно в твоем возрасте. Тебе хочется мира в семье. Чтобы я уважала твоего отца… Но уважение надо заслужить…

– Только без нравоучений! – воскликнул Петя и резко отставил стакан. – Терпеть не могу эту нудятину! Хватит с меня нашей классной, еще ты… Я без тебя знаю, кого и за что уважать!

– Ну и прекрасно, – как можно спокойнее произнесла Лида, хотя в душе у нее все перевернулось.

– Что прекрасно? – вновь взорвался юноша. – Что я не уважаю своих родителей? Что не могу позвать к себе друзей? Мне стыдно перед тем же Димоном… Да, стыдно, что мои родаки как волки смотрят друг на друга. А! Чего там базарить!

Он вскочил, ринулся к двери, но Лида успела схватить его руку и силой удержать возле себя.

– Постой. Послушай меня, – сдавленно попросила она. – Я не заметила, как ты вырос, как повзрослел. Ну, не всем родителям дается мудрость. Так бывает. Не суди строго.

Твой максимализм…

– Да при чем тут ваш идиотский максимализм? – с недетской горечью отмахнулся Петя. – Мама, ты же взрослый человек. И даже с высшим образованием. Неужели тебе надо разжевывать простые истины?

– К-какие и-истины? – впервые в своей жизни заикалась Лида, глядя снизу вверх, на ставшего еще выше сына.

– Простые, мама, – устало выдохнул он. – Не мир нужен нашей семье, и даже не пресловутое уважение, а любовь и тепло. Поняла? Душевное тепло!

Он выдернул свою руку и пошел в свою комнату.

Оглушенная, она тупо смотрела в перспективу коридора, где за поворотом давно исчезла фигура сына. Вдруг из Петиной комнаты зазвучала музыка. Будто магнитом тянула к себе незнакомая мелодия. Неосознанно пошла мать к сыновней комнате, на эти волнующие звуки. У закрытой двери она остановилась, и в этот миг музыка оборвалась. Раздался Петин голос, бодрый, невозмутимый, словно и не было тяжелого разговора с матерью:

– Алле, Димоха! Привет! Я чо звоню – задачи решил? Ну ты даешь! Ладно, завтра перепру. Слушай, что за туса завтра наклевывается? Да? По поводу? И чо? Идем? Ну. А то!

Петина речь состояла в основном из сленга и междометий. Лида, пожав плечами, направилась к креслу, чтобы немного отдохнуть у телевизора, но вдруг услышала совсем уж невероятное – Петя читал стихи. Застыв на месте, мать жадно вслушивалась в ломающийся голос сына:

 
И все ж она в долгу передо мной:
Ей красота дана не от рожденья,
А силой моего воображенья.
 

После паузы – очевидно, Петя слушал своего друга – до Лидиного слуха донеслись смех и реплика, заставившая мать надолго задуматься:

– Кончай, Димоха. Какие наши годы. Через десять лет она состариться, вот тогда посмотрим, что важнее: фигура или интеллект. Про ее IQ знают все. Хорош, не буду. Но ты трезво посмотри: где ты и где она. Ты, Димон, к тридцатнику профессором станешь, а она в тираж выйдет, глянец-то сойдет… Лады… уже заткнулся. Ну, бывай.

* * *

Сквозь глухой обволакивающий гул торгового центра до нее не сразу дошел его голос. Сердце пропустило удар и учащенно забилось, когда она, оторвавшись от витрины с молочными продуктами, подняла голову и увидела Евгения.

– Женя? Привет! А я слышу – вроде кто-то зовет, но думаю – показалось.

– Здравствуй! Вот, решил наполнить холодильник. У меня там одна мышь, и та…

– Ой, не продолжай. Я их боюсь.

Они стояли друг против друга, разделенные длинной витриной, и молчали. В его взгляде читались ласка, вопрос и надежда, в ее – непокорность, быть может, готовая сдать позиции, и что-то еще, непонятное ему, но очень женственное и манящее.

– Лид, ты не уходи, я сейчас подойду, – попросил Евгений.

– Хорошо, – прозвучал ее снисходительный ответ.

Она сделала вид, что выбирает товар, пока он огибал эту проклятую шеренгу ларей, и лишь искоса взглянула на него, запыхавшегося от быстрой ходьбы и, должно быть, волнения.

– У тебя пустая корзина, – заметила она.

– Ну, да. А я… Это… Даже не знаю, что взять. Скоропортящееся – нет смысла, а так…

– Могу посоветовать, если не возражаешь.

– Буду очень признателен.

– Тогда начнем с консервов, – слегка назидательно, как с нерадивым учеником, заговорила Лида и первой направилась к стеллажам, пестревшим мозаикой из тысячи банок всех калибров и форм.

– Так, рыбные консервы, – кокетливо взмахнула рукой Лида. – Пожалуй, две банки тунца тебе не помешают.

– И я так думаю, – заулыбался Евгений, похоже, уже справившийся с волнением.

– Сардины тоже хороши, – добавила Лида и уверенно сняла с полки пару банок.

– Я бы и от бычков в томате не отказался.

– Отличный закусон? – усмехнулась она, вспомнив знаменитый номер Райкина.

– Ты не поверишь, – подыграл ей бывший одноклассник, складывая в корзину железные банки с бычками.

– А теперь перейдем к овощным консервам, – командовала, вошедшая во вкус, Лида.