Спасение и покаяние

– Свет!!! – вдруг завопил тощий старикан. – Говорил вам, кайтесь, не послушались. А теперь все! Господи прими меня грешного! – завопил он и встал на колени, осеняя себя крестом. – Господи, прости мне грехи мои! – Кайтесь, кайтесь! – завопил бабкам старичок, – может, еще успеете!

– Господи, прости меня грешного! Бес попутал! – воскликнул испуганно мужик, в кожаном пиджаке, и, достав из кармана несколько кошельков, бросил их на сидение, – разбирайте, не нужно мне чужого, век красть больше не буду!

– Боишься, когда страшно!? – грозно воскликнул полноватый мужчина с бородой. – Ко мне, все быстро по очереди! – Я батюшка, я вам могу грехи отпустить, если крещеные, ко мне, и быстро кайтесь, и отче наш читайте! – провозгласил он мощным басом, и, расстегнув пальто, достал оттуда мощный крест. – Прощаю, прощаю, прощаю… – крестил поп отходящих – Дети мои грехи ваши тяжкие, ибо в евангелии они записаны, а вы их не блюли. Но, самый страшный грех это неверие в Бога. Кто из вас в него не верит?

– Верим, верим! – закрестились все.

– Тогда повторяйте! – поп начал читать молитву и все стали повторять его слова, потому что ни один из них молитву не знал до конца. Только первые фразы, – Отче наш…

– Я всегда верила в бога и в церковь ходила! – уверяла женщина с кошелками. За всю жизнь мухи не обидела! А, только, сама обиду терпела!

– А я всегда знала, что что-то есть, – провозгласила Надежда Николаевна – любительница фантастики и посмотрела в окно на приближающийся свет.

Он приближался медленно, от этого можно было понять, что он был очень далеко. Но, вдруг, неожиданно, вспышка света заставила зажмурить глаза людей, сидящих в вагоне. Свет был такой силы, что проникал даже сквозь закрытые глаза, и, поэтому, наши пассажиры несколько минут сидели с зажмуренными глазами, еще и закрытые для верности руками, а когда осторожно открыли их, то увидели, что вагон остановился, дверь его открылась на половину, как будто бы, ее заклинило. И в вагоне запахло гарью.

– Горим! – похолодело у всех внутри.

Лена посмотрела на дверь, в которую уже прорвался Толик, он раздвинул как можно шире створки, упершись в них руками и ногами. И, видно, хотел выскочить первый. Но, туда подскочил всклоченный мужичок, он стал пролезать между руками и ногами парня, держащего дверь, туда же с визгом побежала баба с кошелками, сильно зажав их в руках, и два гастарбайтера, отпихнули и бабу, и мужика, на ходу, шарахнув мужика, чемоданом по голове, и выкинув кошелки тетки. Но, баба была шустрая и нахальная, как танк. Она недолго была вне возможностей выскочить, и, подхватив свои кошелки, снова пошла на абордаж.

Толик оказался пригвожденным к дверям, без возможности двигаться, и лицо его стало бледным. Ему нечем было дышать! Двое гастарбайтеров, не бросая свои чемоданы, лезли в щель, закупоривая ее этим не габаритом, за ним хватая впереди стоящих за волосы, и отпихивая их от прохода, пробивалась женщина с кошелками. Волосы у нее растрепались, а лицо превратилось в огромный арбуз на срезе. Лена посмотрела на оставшихся. Дым заполнял потихоньку пространство вагона, а бабульки, женщина в платочке, молодежь и еще несколько пассажиров стояли у следующей двери и беспомощно смотрели, как дверью овладевают более наглые пассажиры.

– Мужики, будьте людьми! – прокричал парень с «педом». Здесь женщины, старушки, они не смогут выйти, а я один не справлюсь.

Но, вся эта дерущаяся и рвущаяся к двери масса, посыпая друг – друга кулаками, отцепляя от дверей чужие руки, бултыхалась в дверях, как обще-безобразный мякиш, из рук, злобных рожь, и слепленных тел.

Маринка и Валерка позвали Лену и предложили надавить всем вместе на эту массу, чтобы пропихнуть их в дверь. И когда это получилось, дверь вместо того, чтобы пропустить следующих пассажиров захлопнулась! С ними вместе провалился в черноту и Толик, Лена только увидела, как его перевернуло вверх ногами, и все!

Все растеряно посмотрели друг на друга и на просачивающийся в вагон дым.

– Все что ли?! – услышали они раскатистый смех за вагоном. И, как показалось Лене, он был похож на голос Феофилы, той старушки, которая была потолще.

– Все! – прокричал голос Серафимы. – Тебе тринадцать, мне одиннадцать!

– Ну, что я тебе всегда говорила! – захохотал голос за вагоном, моих – больше!

– Будем бороться! – крикнула вслед улетающему голосу Серафима. – За каждую душу!

– Давай – давай! – засмеялся голос Феофилы. Тебе не привыкать. А вообще-то, возьми одного назад! И в вагон через окно влетел парень «Черная гора». Он плюхнулся на сидение и, распластавшись на нем, скатился вниз.

– Это артист, по ошибке! – захохотал голос за вагоном, и все стихло.

– Во, дает! – воскликнула Лена, удивляясь, тому, какой же там за окном вихрь, что парня сначала выкинуло, а потом бросило назад. Это же и помереть можно от такого удара! – ужаснулась она, и подбежала к парню, чтобы помочь ему.

Вместе с ней, к парню подбежал мужичок с портфелем, и стал ему помогать, причитая, – Ну Толик, ты даешь. Я уж за тебя так испугался, тебя раз – и нет! А потом, раз – и ты здесь! Зачем в дверь-то полез?! Тебе больше всех надо?!

– Не делай добра, не получишь зла, – проговорил парень, потирая голову и вставая с пола. – Ишь, озверели, женщин и бабок пропустить не могли. Я – то хотел дверь подержать, а они! Парень, кажется, еще не мог отойти от обиды и еле сдерживал слезы. Он показался Лене, сразу каким-то маленьким мальчиком, которого обидели в песочнице.

– Это что было? – удивился интеллигентного вида старичок. Ты с кем, бабка, переговариваешься? И куда твоя подруга делась? Шустрячка, не погляди, что старая!

– Будет время, узнаешь. Может быть! – ехидно усмехнулась Серафима и распрямила плечи. – А теперь, приготовились, и – раз! Она весело взмахнула рукой, и дверь вагона открылась!!!

Лицемерные старушки

В вагон ворвался свежий ветерок и принес с собой сверкающие и пушистые снежинки.

– Ой! – выдохнули все. – Это что? Конечная остановка?! А мы куда приехали?!

– Выходи, – скомандовала Серафима. – На рождественскую елку вы приехали.

– А они? – спросила Лена, имея ввиду, выскочивших из вагона.

– А они домой вернулись. И поделом! Насильно не осчастливишь! Вы же люди, а Бог дал вам право выбора! Помните? Вот они и выбрали, – проскрипела Серафима.

– Ну да, – неопределенно произнес старичок, пригладив волосы, да они уже у него и сами легли под ветерком и покрылись снежинками. – Шапку в вагоне оставил, свалилась! – сокрушенно сказал он, порываясь вернуться в вагон. Но, вагона позади уже не было!

А впереди перед пассажирами, было снежное поле из пушистого снега! На синем небе вдали сверкало северное сияние, в середине которого, как в хвосте жар-птицы горело пятно яркого белого света. И этот свет так манил, и даже затягивал в себя, что все пошли прямо к нему. Добрый ветерок поддувал и, как будто, облегчал их путь, неся людей как воздушные шарики, лишь немного оторвав их ноги от поверхности.

– Идем дальше! – властно сказали Серафима, и наши пассажиры удивились, как преобразилась старушка. Ее лицо стало молодыми, гладким, глаза сверкали синими огнями, но, главное, она стала почти невесомая и сверкающая. Движения ее были плавными, а тело, почти, прозрачным! И голос! Он стал красивым и звучным. Посреди всего этого чистого, нежного и ослепительно светлого, зимняя одежда бывших пассажиров казалась слишком грубой, и не подходящей для этого места. Сумки Лены и женщины Зины, которую Лена обвинила в безвкусице, да и толстый портфель лысого мужчины, они никак не вязались с этим волшебным светом, елкой, блестками и ощущением свободы. Да и вообще, люди, вышедшие из вагона, были здесь лишними, по существу. Они и сами чувствовали свою тяжесть и грубость по сравнению с тем, что они видели и куда попали. По мере их движения, Свет приближался. Он был очень странный, и его яркость была радостной приятной, но, не земной. И вскоре он занял собой все, а перед глазами путешественников возникла поляна и елка! Высокая, статная, покрытая снежными шапками, украшенная сверкающими шариками и мерцающей мишурой.

– Волшебно! – подумала Лена, разглядывая странные украшения.

Необыкновенные снежные и ледяные птицы с длинными хвостами сидели на ветках елки, маленькие золотые солнышки сверкали из-под веток то там, то сям, изящные серебряные диски месяцев качались и рассыпали вниз сотни бриллиантовых звездочек и качались в такт серебряной музыке колокольчиков, висевших рядом и качавшихся от нежного ветерка. Какие чудесные шарики висели на ветках, ни одного одинакового! А снежинки кружились и кружились. С неба, падал снег пушистый чистый, но холодно не было. Было абсолютно чисто, свежо, светло и спокойно. Все стояли, задрав головы вверх, завороженные этой красотой.

– Нравится?! – спросила довольная Серафима, наблюдая за реакцией своих подопечных.

– Да-а-а! – с восторгом воскликнули все. – Мы такую красоту никогда не видели.

– А я видела, во сне! – вздохнула Надежда Николаевна. – Именно такую! Мне тогда было пять лет! Она задумалась, как бы вспоминая какие-то свои подробности.

– Где мы? – спрашивали все.

– Слишком уж здесь все необыкновенно. Заповедник что ли? – спросил старичок с бородкой.

– В каком таком заповеднике ты видел северное сияние и такой чистый снег? – посмотрел на него сухонький старичок. – Абсолютная чистота, красота и свежесть! Здесь же, даже, следов нет никаких. Если кто-то елку ставил, должны быть следы! – посмотрел он на пассажиров и на Серафиму.

– Правду говоришь! – воскликнул батюшка. – Да мы же сами, как Иисус по воде, по снегу шли, а где следы, посмотрите! – воскликнул он.

Пассажиры оглянулись. Нигде позади, и, даже здесь, где все они толпились, глядя на елку, следов не оставалось! Поляна оставалась пушистой. Валерка с Маринкой попробовали специально помять снег ногами, но, у них это не получилось. Тогда Маринка и Валерка бросились в пушистый снег и стали посыпать себя снежинками. Снежинки падали на них и не таяли, и не портили красивый вид пушистых сугробов. Славка попробовал тоже упасть в сугроб, за ним последовали еще несколько пассажиров, помоложе. Те, что постарше, стали поднимать снег в горстях и кидали его вверх. Их смех, и восклицания раздавались с медленным ритмом, голоса плыли, и поэтому долго доходили до слуха.

Лена тоже села в сугроб, подбрасывая в руке снежинки, и, глядя на их падение. Она заметила, что прилагает усилие, чтобы думать, слышать и говорить. В то же время, радость и красоту момента она понимала очень ясно. – А я тоже так говорю? – подумала она. – Мы куда – а попал – а – али? – услышала она свой собственный голос, который также плыл в каком-то медленном круговороте звука. – Буду молчать, – подумала она. – Так проще. Да, и того, что видели пассажиры и то, что они ощущали, хватало для того, чтобы занять их голову и восхищаться и удивляться в душе.

Удивление

– Владимир Михайлович! Ты что, мне ничего не сказал, здесь съемки, или кастинг? – спросил парень «Черная гора». – Вроде, тематика не та, я пробовался на роль члена солнцевской банды, а тут, какой-то сказочный райский вариант. Ты сам-то чего-нибудь понимаешь?

– Сам ничего не пойму, какой кастинг?! К раю ближе! – стукнул себя по голове мужчина с портфелем. – Вспомни электричку, мы как в космос улетели, а эти психи молились, в грехах каялись. А бабки? Прямо святые! Может правда, из ряда вон выходящие обстоятельства? Завтра Рождество! Помнишь Гоголя? Чудеса! Вот и с нами они произошли. Или мы с тобой спим, и вместе видим сон! Сон перед Рождеством!

– Я в начале, пока в роль входил, как-то не раздумывал над происходящим, и не уловил мелочи, – произнес парень, восхищенно оглядывая вокруг.

– Вот-вот, я и сам не все понимаю. Костюмы, бутафория, елка, да я такого великолепия еще не видел. Может, наши новые миллиардеры так развлекаются!? Во, живут!

Но, все эти предположения, были лишь слабой попыткой объяснить им самим реальными понятиями чудеса происходящего.

– Сейчас бы туфли, бальное платье или даже крылышки, чтобы летать порхать, как все эти снежинки, – подумала Лена, и вдруг, ощутила, что поднялась в воздух!

Да и другие пассажиры преобразились. У них у всех тоже появились крылья, как у бабочек, и было смешно смотреть на крылатого батюшку с бородой и упитанным животиком, на женщин, похожих на пчелок, на Славку, который порхал, не выпуская из рук своего «айпэда», и был похож, за счет наушников, на большую муху!

– Что это? – засмеялась Лена, посмотрев на себя в один из шариков. – Шарик, почему-то стал большим, а мы все маленькими!? Мы сами, как елочные игрушки, как летающие стрекозки! Летаем! – она снова полетела вверх, а потом, распустив крылышки, стала плавно спускаться вниз, как на парашюте.

Как весело было летать и смотреть на других, садиться на ветки елки, качаться на шариках. Люди, как будто, и не удивились такому превращению. Да они просто так обрадовались, что уже не думали о том, что так не бывает. Все упивались порханием, свободой, запахом елки и каким-то восторгом, охватившим их души. К Лене подлетел парень «Черная гора». Они, почти что, столкнулись с ним лбами, подлетев к одной и той же птице из инея.

– Ой! – воскликнули они вместе и весело рассмеялись.

Парень протянул Лене руку, и они полетели вместе к верхушке елки. Сев на один из ее лучей они снова рассмеялись и, посмотрев вниз, весело помахали руками Маринке с Валеркой. Им было приятно летать вместе, это было ощущение детства, радости и какой-то защищенности и безнаказанности. Лена и Толик держались за руки и смотрели вниз на женщин пчелок, на батюшку шмеля, на муравья с крылышками, которым они назвали летающего тощего старичка. Они хохотали, болтали ногами, как в детстве и, казалось, забыли обо всем на свете! И то, что было, и то, что будет, их в этот момент не интересовало, как и больше не удивляла сама странность этого состояния.