1. Горькие слезы

Первым уроком в тот день была литература, но литераторша опаздывала. Все собрались, а ее нет.

– Вчера давала частные уроки, сегодня проспала, – предположила Лидка Князева.

– Проспала, хотя она ставит будильник в кастрюлю около кровати, чтобы он громче звонил.

Все засмеялись.

– Откуда ты, Оля, знаешь про кастрюлю? – спросила Агата.

Оля так часто врет, что не понять, где правда, а где фантазия. Но Агата не сердится на Олю за ее выдумки: Агата и сама умеет соврать. Правда, не так часто, как Оля. И не так интересно.

– Очень просто. – Оля смотрела честными голубыми глазами. – Курица живет в соседнем со мной доме. Из моих окон видны ее окна, а шторы задергивать она забывает – у нее в голове стихи и поэмы. И я сама видела кастрюлю у кровати, а в кастрюле будильник. Он звонил так громко, что я сама слышала этот кошмар через открытую форточку. От вопля будильника я и проснулась. А Курица не проснулась.

Все смеялись громко, а некоторые нарочно прибавляли громкость – ведь Курицы не было.

– Оля, может, ты и врешь, но хорошо сочинила про кастрюлю, – сказал самый умный в классе – Гриша.

Литераторша все не приходила, видно, кастрюля не помогла. Шестой класс пользовался моментом – бесился. Они это называли колбаситься, а также – зажигать, отрываться.

– Колбасимся! – крикнул Леха и вспрыгнул на парту.

И все с готовностью откликнулись на его призыв. Кто-то стал скакать по партам. Кто-то захотел подраться. Кому-то в знак особого внимания досталось хрестоматией по макушке. А кое-каким из девочек пришлось носиться по всему классу, спасаясь от очередного влюбленного. Они визжали и возмущались, но при этом всем было понятно, что гнев ненастоящий, девчонки умеют прекрасно притворяться. Они все до одной знают неписаный закон личных отношений: гораздо хуже, если тебя не пинают, не тычут острым локтем под ребра, не обзывают Крысой или Жабой.

В классе было очень шумно, но девчонки ухитрялись перекидываться фразами, не напрягая голоса, им все было слышно.

– У Ленки-ашницы новая футболка с голубком и голубкой, – говорила Лидка Князева. – Ленка, даже когда холодно, ходит в расстегнутой куртке, чтобы весь бульвар ахнул от ее футболочки.

– Китайская майка, ничего особенного, – хмыкнула Василиса прекрасная, соскочив с подоконника на пол.

– Ленка всегда выпендривается. – Надя-Сфинкс презрительно скривила рот.

– А у меня зато новый диск группы «Пельмень», – похвасталась Агата. Она немного приврала, диск не был куплен, мама с утра отказала в деньгах: «Мои инвестиции в твои, Агата, фантазии слишком велики», – сказала мама и ушла на работу в свою редакцию. Трудные слова легко поняла Агата: диск сегодня не купить. Она отложила борьбу за права человека до вечера.

Варвара вздохнула:

– Моя мама обещала купить мне туфельки, каблучок граненый, а верх, как вышитый. Но купила она туфельки себе – у нее новый поклонник. Старый, лет сорок, а она перед ним выпендривается на граненых каблучках. И ведь не ее стиль, а мой. Присвоила и не постеснялась. Так и сказала: «Варвара, у меня новый поклонник, достойный и холостой. Ты, Варвара, помогай мне хорошо выглядеть: нужны твои советы – модная одежда, стильная прическа, современная косметика».

– И ты, конечно, уши развесила и давай пахать на маму. Как же, новый поклонник!

– Во-во! Они вечно, – Оля слетела с подоконника на пол, – немолодые женщины, тридцать с хвостиком, а глупости на уме. И покупают все себе! А нам – ничего! Моя мама прячет от меня свою французскую косметику. И додумалась – прячет на антресоль! А сережки сует в энциклопедию, чтобы я их не надевала.

– А какие они, эти сережки? – заинтересовалась Анюта балетная.

– Да вот они, в моих хорошеньких ушках. – Оля повертелась перед девчонками, они рассмеялись. Всегда приятно, когда удается победить взрослых. – Что же я – совсем лохушка? Не догадаюсь порыться в книгах? Тем более, в энциклопедии, она такая толстая, большая, в ней что угодно спрячешь. Мама изобретательная, но и я догадливая.

– Голубенькие, насыщенный цвет, – Агата залюбовалась сережками.

– Как раз к моим голубым глазам, – Оля прошлась по классу, – и браслетик голубой, – она повертела рукой. Тонкий изящный браслет засверкал на запястье. – Маме подарил поклонник. Я этот браслет еле отыскала. Мама спрятала его в замороженную курицу, а ее положила в морозилку как ни в чем не бывало. До этого додуматься вообще невозможно. Но моя мама додумалась и спрятала! А я додумалась и нашла! Потому что я ее дочь!

– Настоящий детектив! – восхитилась Василиса прекрасная. – А ты, Оля, как сыщик Половинкин из сериала «Подвиг Половинкина».

– Оль, угадай, где моя мама хранит тушь для ресниц? – приставала к Оле Надя-Сфинкс. Это было высшее признание – Надя почти никогда не хвалит девочек, считает их всех глупыми и коварными. – Куда она прячет тушь и тени?

– Сама ищи, Сфинкс, в каждом доме свои тайники. А у каждой мамы свои хитрости.

Леха перестал бороться с Барбосовым, отряхнул с брюк пыль и сказал:

– Вечно ты, Оля, врешь! В курице, главное дело! Пусть ты не дура, но столько ума у тебя не наберется, чтобы найти такую крутую заначку. У Агаты и то столько ума не наберется, чтобы вычислить: «Браслет – в курице!» А она намного умнее тебя.

Оля засмеялась:

– Чтобы отличить правду от неправды, Леха, нужен не только ум.

– А что же нужно?

– Недоверчивость, – твердо и весело ответила Оля.

Класс продолжал беситься.

Шестой «Б» разошелся не на шутку. Учитель, когда он в классе, сдерживает эмоции учеников. Даже не очень строгий учитель – все равно класс ведет себя прилично. А Курица довольно строгая, но ее не было, и они продолжали кричать, танцевать, носиться, летать по партам. От полноты чувств Леха вдруг как крикнет:

– Тряпка!

Ни к селу ни к городу он это выкрикнул. Но все расхохотались и стали изо всех сил показывать, как им смешно.

– Умираю! – завопил Сергей и повалился на пол.

Василиса прекрасная согнулась пополам:

– Ой, не могу! Тряпка!

Может быть, тряпка – смешное слово? Да нет, слово как слово. Просто такое настроение было в то утро – палец покажи, и все падают от смеха.

Тряпки им оказалось мало, все стали выкрикивать что попало:

– Хрюшка!

– Петрушка!

– Катушка!

– Клюшка!

Какое удовольствие, оказывается, выпаливать чушь. На всю школу кричал шестой «Б».

И тут Агата сказала негромко, но все услышали, потому что интересное всегда слышно:

– Глаша шла вчера по бульвару с очень странным мальчишкой. Я не любопытная, но мне стало интересно. Прикиньте, у него хвост!

– Врешь! Хвост, главное дело!

– Прямо сзади? Как же ты увидела? Он же в джинсах!

И снова все захохотали, Агата – с ними. Потом ответила:

– Хвост на макушке, шапка торчит из кармана. И лицо не то сонное, не то мечтательное.

– А раньше ходила без мальчишки, с подругой Сашей.

– И с собачкой Аришей! А теперь с мальчишкой! Он ничего, симпатяга! – добавила Агата и получила от Лехи тычок локтем под ребро.

– Прям, красавец. Он ниже Глаши ростом, – Сфинкс скривила рот, – он метр с кепкой!

– В коньках! – хихикнул Леха.

– В прыжке на парашюте! – добавил самый умный Гриша.

– Люди! У меня тончайшая интуиция. – Оля подскочила к двери и выглянула в коридор. – Так и есть, Курица!

Стало так тихо, как будто класс был пустым. Агата давно заметила: кто умеет громко кричать, тот умеет мгновенно замолкать. Только чириканье воробушка в школьном дворе доносилось в открытую форточку.

Литераторша Курица обвела всех непримиримым куриным взглядом. Агата пригнулась за партой, сейчас Курица начнет мотать нервы: «Я задавала на дом выучить стихотворение „Парус“, гениальное произведение великого поэта». Агата не дышала, про себя твердила: «Не вызывай меня, Курица, ну что тебе стоит? Вызови кого-нибудь другого. Например, Барбосова».

Курица молча оглядывала класс. Вгляделась в Олю, потом в Леху, Варвару. Агата одним глазом украдкой следила за литераторшей.

Агата умеет видеть учителей насквозь, но сегодня литераторша вела себя непонятно: слишком уж долго молчала. Агата на всякий случай продолжала сидеть пригнувшись. Ну вот сейчас Курица наберет в грудь воздуха и заведет обычную волынку о домашнем задании, о гениальном поэте, о том, что свои обязанности каждый должен выполнять и не отлынивать.

А Курица? Она набрала в грудь воздуха, как перед долгой нотацией, и вдруг сказала:

– Надо говорить правильно: «Метр с кепкой, на коньках, в прыжке с парашютом».

Класс изумленно ахнул.

– Во дает! – Барбосов выразил общее удивление.

– Вас было слышно даже во дворе, – сказала Курица, – вы кричали громко и не совсем правильно. Надо, как я сказала: «Метр с кепкой в прыжке с парашютом».

Класс смотрел на ее строгое лицо. Значит, шутить с Курицей нельзя? Агата пыталась найти ответ на этот важный вопрос. Курица вечно борется за чистоту родного языка, поэтому шестой «Б» считает ее нудной. Агата вспомнила, как Курица недавно сказала: «Терпеть не могу ваш жаргон, какое-то уродство. Особенно меня выводит из себя слово „тусовка“. Ну что это такое!» – «А что ужасного? – наивно спросила тогда Агата, наивность была немного притворная. – Тусовка и тусовка. Общение, разговоры умные и глупые. Зачем вам расстраиваться?» – и посмотрела на Курицу немного насмешливо, немного сочувственно.

А литераторша не сдавалась: «Возмутительное словечко! Можно же сказать по-человечески – „вечеринка“, „встреча“, „праздник“, „день рождения“! Понятные слова. Приличные люди не тусуются, а встречаются! Я лично никогда не употреблю это слово! Хоть стреляйте в меня!»

И вот сегодня Курица поразила шестой «Б». «Метр с кепкой»! Смешно, но ведь точно – неинтеллигентно! Агата перестала прятаться за книгой, поставленной на парту. Она во все глаза смотрела на Курицу и решила: «Учитель тоже человек». Агата даже сказала это вслух, но тихо, услышал только Леха, он сосед по парте. Леха кивнул и улыбнулся – мысль ему понравилась.

А Курица, видно, решила в этот день окончательно поразить класс. Она стояла выпрямившись и молчала, все вспомнили про стихотворение и стали шелестеть страницами учебников. Сейчас вызовет! Паузу Агата давно считает способом учителя изводить своих беззащитных учеников. Учитель хочет подчеркнуть, что он главнее. Но сегодня Курица не стала бестактно напоминать про домашнее задание. Она сказала:

– Я видела сейчас такую тусовку!

– Стрелять? – невинно спросил Леха.