Фотогеничная Мандолина, обаятельный Владимир Вельзевулович! Не хватало лишь щедрых и готовых на подвиги заказчиков. И они, конечно, появились. Правда, никто их воочию не видел – слишком далеко они проживали. Для человека, не сведущего в географии скажем лишь, что заказчики обнаружились где-то за Полярным Кругом, где много оленей, снега, льда и ещё больше брусники и клюквы. Из них-то на своём будущем мини-заводе и должны были выжать соки и сделать лечебные экстракты «Брусничку» и «Развесистую клюковку» научные сотрудники – теперь уже специалисты по мини-заводам.

Заказчики по договору выделили не малую, а очень даже солидную сумму на монтаж будущего мини-завода. Об этом с чувством глубокого удовлетворения, вернувшись из Заполярья, сообщил респектабельный, импозантный Владимир Вельзевулович.

Начался первый этап большого пути!

6.

– Елизавета Одихмантьевна, – улыбаясь проворковал в трубку Владимир Вельзевулович, – принесите, пожалуйста смету, да-да, сейчас.

Дверь отворилась и вошла Елизавета – вся в бежевом. Подсев к Мандолине, начала тыкать пухлым пальчиком в бумаги. Оживлённому обсуждению сметы на протяжении пятнадцати минут благоговейно внимали присутствующие на совещании научные сотрудники.

– Ну, как? – обратилась к ним Мандолина. – Как вы считаете, смета реально отражает расходы на строительство завода?

– Можно я? – вызвался Кустанайский.

– Да-да, прошу вас, – улыбнулся Владимир Вельзевулович, глядя на Елизавету, стоящую у освещённого окна, на фоне которого особенно хороши были её бежевые бёдра. Елизавета (в обиходе – просто Лиза) улыбнулась ему в ответ приподняв носик и поправив пухлым пальчиком очки.

Явственная молния проскочила, щёлкнув в сухом воздухе, и соединила на миг горячий взгляд Владимира Вельзевуловича с синтетическими бёдрами Лизы.

_ Если исходить из реальных расходов на материалы и трудозатраты, – бормотал Кустанайский, – то расходы на монтаж оборудования отражены реально. Но мне кажется – недостаточна сумма, выделенная на освоение технологии, ведь именно эта сумма пойдёт разработчикам не только на зарплату, но и на воспроизводство.

– Что ж, мы учтём ваше пожелание, – сказал плотоядно улыбаясь и глядя по-прежнему на Лизу, Владимир Вельзевулович. – Но я призываю всех быть как можно экономней.

– Чтоб ты подавился, старый развратник! – подумал про себя Кустанайский. – Как работу изображать, так – мы, а как деньги брать, так только ты со своими бабами.

– Сверкнув глазами на Елизавету и Мандолину, тем не менее, Кустанайский произнёс: «Я вас понимаю – вы печётесь о благе общества».

– Мы все обязаны об этом думать, – благолепно глядя на Лизу сказал Владимир Вельзевулович.

Тут совершенно неожиданно и как всегда невпопад вскочил Нитроэфирский:

– Но мне кажется, мне кажется, что смета страшно раздута, – выкрикнул он дрожащим голосом. – Тем более, что все эти горшки из нержавейки, все эти самоделки, они давно списаны и не стоят уже ничего. И если разобраться, кому принадлежат все эти материалы? Ведь они государственные! Разве не так? И какое мы имеем право продавать это как пищевое оборудование?

– Мне кажется, – мягко перебил его Владимир Вельзевулович, – что вы многого не понимаете. Мандолина Одолеевна, я поручаю вам разъяснить вашему сотруднику особенности сметы. Я думаю, после беседы вы всё поймёте. За работу!

7.

Николай уже несколько раз прошёлся, пролетел мимо двери ненавистного ему кабинета. Наконец, взялся за ручку и повернул её.

– Разрешите? – спросил он как можно приветливее.

– Да-да, прошу вас, – пропела Мандолина. – Что вы хотели? – осторожно поинтересовалась Одолеевна.

– Вы знаете, меня волнует один вопрос…

– Так-так, очень интересно, – одобрила Мандолина.

– Я уже несколько дней не вижу Нитроэфирского. Не можете ли вы сказать мне, где он?

– Ах, это… Всё очень просто. Он сослан.

– Как? – поразился Николай.

– Я не так выразилась. Он послан в Заполярье и занят монтажом оборудования, а потом займётся и запуском производства. Так что до появления первой упаковки «Бруснички» и «Развесистой клюковки» мы его не увидим. Может быть, вы хотите ему помочь?

– Разве это возможно? – печально сказал Николай.

– Я запомню ваше пожелание, и когда будет нужно, вы смените Нитроэфирского. Кстати, не приходилось бывать за Полярным Кругом?

– Приходилось, – опрометчиво вымолвил Николай, ведь он мог перемещаться в любое место Земли и Космоса по своему желанию. – Извините, я пойду.

– А где, где вы были и когда? – железным тоном спросила Мандолина.

– Да так, по случаю, у родственников, – ответил Николай, ругая себя за длинный язык.

Мандолина посмотрела прямо в глаза Николаю и улыбнулась. Он содрогнулся от этой хищной улыбки, и пробормотав ещё раз: «Извините», – вылетел за дверь.

8.

И вспомнилось ему, как два года назад, когда Мандолина с помощью своего покровителя пришла к власти, заставила она Николая писать некролог на смерть погибшего сотрудника Юрия Белого, а потом самолично отредактировала текст, выбросив слово «талантливый». Долго тогда в недоумении раздумывал об этом Николай и никак не мог понять, как можно пожалеть доброго слова для умершего человека, тем более, что был человек, действительно, талантлив.

Просто Николай не знал ещё, с кем имеет дело. Теперь же… Надо срочно проверить, где находится Нитроэфирский.

Взобравшись на крышу девятиэтажки, Николай – Чудотворец прислушался к живым сигналам эфира, отыскал знакомую ноту Нитроэфирского, и, оторвавшись от плоскости, полетел в найденном направлении.

Сияло солнце, но очень быстро, словно в ускоренной съёмке, оно скатилось к горизонту и скрылось за его чертой – Николай летел на северо-восток в направлении Петропавловска – Камчатского, то есть навстречу ночи.

Незаметно вышла Луна, засверкали звёзды. Слева от Николая, вдалеке – где-то за горизонтом, переливаясь как разноцветное полотно, зажглось северное сияние. Сигнал всё ярче, ярче – вот он, посёлок – маленький, несколько домов…

– Где же завод? – поискал глазами Николай, но ничего похожего не нашёл. Спустившись на землю, постоял в раздумьи, снова поймал знакомую волну и пошёл, словно по пеленгу. Уткнувшись в дверь какого-то полуразрушенного сарая, Николай открыл дверь и вошёл внутрь. Было уже восемь часов вечера по местному времени.

– Да, это здесь, – понял он, увидев знакомые химические реакторы, выдаваемые Мандолиной за последнее слово пищевой промышленности.

– Эдик, где ты, – крикнул он.

– О, ты откуда? – выглянул Эдик из-за громоздкого реактора. Был он в каких-то огромных валенках, явно не своего размера, в чёрной телогрейке и в своей маленькой шапке-ушанке.

– Здорово! Ну, как ты тут? Монтаж продвигается?

– Пока не очень. Прилетели два сварщика и монтажники и все свалились с температурой под сорок – так идёт акклиматизация. Я тоже неделю провалялся, еле жив. И вообще, всё, что мы делаем, действительно, авантюра. Вельзевул деньги взял, огромные, между прочим, забросил сюда эти горшки служебным самолётом и пару-тройку мужчин – как хотите, так и монтируйте. А я – за технолога. Вот и весь мини-завод.

– Да-а, – только и сказал Николай, оглядывая сарай. А как заказчики, как они на это смотрят?

– Ну, посмотрели они на наши горшки, поудивлялись. Они-то представляли себе, что это будет цех, похожий на финские пищевые цеха. Это со слов Вельзевула. Поудивлялись, посмеялись и потеряли интерес к этому делу.

– А деньги? Они же потеряли деньги?

– Вот это они не смогут доказать. Я всё равно должен смонтировать всё это и получить первые партии «Бруснички» и «Развесистой клюковки», иначе не смогу вернуться домой – уволят.

– Да-а, – снова протянул Николай, – вот тебе и мини-завод! Хороши же наши боссы!

– Ну, ладно Вельзевул, он авантюрист. Но Мандолина, она ведь женщина…

– Она не женщина, – сказал Николай.

– Как это? – удивился Эдик.

– Дьяволица, я сам видел – у неё рога и хвост.

– Иногда и мне казалось, что я вижу это. Значит, так и есть. Что же нам делать? Как жить? – опустил глаза Эдик.

– Не паникуй! Монтируй тут, что сможешь, приезжай домой, а там видно будет.

– Слушай, а как ты здесь оказался? Тебя тоже Мандолина послала?

– Я проездом, – бросил Николай первую попавшуюся фразу.

– Ничего себе! – удивился Эдик, – куда же ты ехал? Или летел?

– Да к тётке на Камчатку, – правдивым тоном сообщил Николай.

9.

– Господи, спаси и сохрани! Все мы, почти безработные научные сотрудники – просто орудие в руках мошенников. Под этот научный коллектив и его якобы возможности Вельзевул берёт с несведущих людей деньги и весьма немалые. Затратив жалкие крохи на переброску списанных горшков и трёх-четырёх человек – рабочих, кое-как сляпав кустарное сооружение, наши боссы считают задачу выполненной. Рассовав крупные суммы по карманам, они вновь ищут простаков, а точнее, новых жертв для обмана.

Так думал печальный Николай после своего полёта за Полярный круг. Конечно, ничего нового он не открыл, просто увиденная своими глазами картина так ярко показала истину с её уродливым лицом, что Николаю стало плохо.

Теперь он просто не мог смотреть на бодрую походку и хищную улыбку Мандолины, а её нудный голосок свистел в ушах как ультразвук. И хотя при встречах Николай здоровался с Дьяволицей, как будто ничего не произошло, но она своим дьявольским чутьём прочла все его мысли. Кроме того, Николай знал, что когда он рассуждал сам с собой вслух, обговаривая и обдумывая всё происходящее, его подслушали и донесли Мандолине. Сделал это, конечно, её правая рука, услужливый, словно бес, Лакейкин.

Со дня на день Николай ждал решительных мер с её стороны, и дождался. Увидев на доске объявлений новый приказ, он понял, что это касается и его. Да, вместе с несколькими другими сотрудниками Николай был отправлен в вынужденный отпуск.

– Моя работа здесь закончена, – сказал себе Николай. Было невесело, потому что он жалел людей, которых использовали, грабили и унижали несколько примитивных, но хищных и хитрых мошенников.

10.

Нитроэфирский, вернувшись из Заполярья, заболел. По странному стечению обстоятельств его дочь в это же время попала под колёса автомобиля и сильно пострадала.

Мандолина издала ещё один приказ, где наряду с другими сотрудниками, появилась и фамилия Нитроэфирского. Его тоже отправила в вынужденный отпуск недрогнувшая рука начальницы, хотя заполярное задание он выполнил.

Нитроэфирский зашёл к Николаю попрощаться. Николай понял, что прощание это надолго, и не ошибся. Нитроэфирский так и не выздоровел. Он как бы зачах, засох, завял. Хоронили его летом. Стояла изнурительная жара. Мандолина по-хозяйски ходила вокруг могилы, собственной рукой бросила горсть земли.

Николай уже совсем не мог смотреть на её двоящееся лицо и основательную фигуру. Он знал, что смерть Нитроэфирского – это результат чужих действий, хладнокровных и целенаправленных. Николай знал, что теперь Господь отверз его уста и вложил в ладонь меч.