А В ОСТАЛЬНОМ, ПРЕКРАСНАЯ МАРКИЗА…

Жила-была дама, которая обожала мужчин. Знакомилась при каждом удобном и даже неудобном случае и всех приводила к себе в дом – переночевать. Ну, хотя бы раз. Вот так и шёл этот кудрявый поток – все разные, а скорее, одноразовые. Ну, как бумажные носовые платки, например. И так всю её долгую, цветущую жизнь – до восьмидесяти лет. Она называла это любовной лирикой.

А в остальном она была очень хорошим, нравственным человеком – учила детей в школе, как надо писать стихи. Её даже наградили за это медалью.

***

Жила-была дама, которая занималась ведовством и магией. Она считала, что ведьма – это хорошее слово. А Люцифер – это Ангел света, который помогает людям. И ей тоже помогает. Да так оно и было, и даже – за умеренную плату. Много ли стоит Душа? А в остальном она была очень хорошим верующим человеком и учила всех, как надо писать стихи и прозу.

***

Жила-была дама, которая считала себя гениальной писательницей и собиралась стать знаменитой после выхода на пенсию. Поэтому постоянно ездила в Москву, а потом давала интервью местному телевидению.

А в остальном она была хорошим и даже умным человеком и учила всех, как надо писать гениальные произведения.

***

Жила-была дама, которая считала себя гениальной поэтессой и пародисткой. При этом очень гордилась тем, что пишет письма одному знаменитому актёру. Находили они своего адресата или нет, неизвестно, но отблеск славы весьма кстати украшал даму-пародистку.

А в остальном она была добрым и даже правдивым человеком и учила всех, как надо жить и как следует писать стихи.

***

Жил-был джентльмен, который считал себя гениальным поэтом. Чтобы все могли это заметить, он вынужден был давить остальных гениев. Давил он их, давил, и добился, в конце концов, того, что гениальностью превзошёл всех.

А в остальном он был очень милым и даже добрым человеком и учил других, о чём нужно писать в стихах.

ЛЮБОВЬ – СТРАШНАЯ СИЛА

Всё лето – холод, дожди. Мало солнца, небо исчезло. Развалы туч на крышах домов лежат, словно мохнатые «персы». Заглядывают в окно на моём девятом этаже. На восьмом гудит «нанотехнология» – день и ночь варят наркоту. Растворитель, кислота, какие-то химикаты – всё это снизу летит в моё жилище. Идёт охота за моей квартирой. Сегодня обнаружила в почтовом ящике письмо из пенсионного фонда на имя неизвестного гражданина Арепьева.

Значит, мошенникам остался пустяк – убрать владельца, то есть, меня. После этого Арепьев поселится в моей квартире, ведь у него стоит штамп в паспорте с моим адресом. Женится. Они будут жить здесь долго и счастливо и умрут в один день.

Но они не знают главного – моя любовь к жизни сильнее их любви к моей квартире.

КАРТИНА, НАПИСАННАЯ РЖАВЧИНОЙ

Унылый белёсый дом напротив моего окна. Жестяные щиты балкона – картина, написанная ржавчиной. Потоки дождя и талые воды – два художника ваяли это полотно. На нём – семь ржавых человечков, худых и печальных, держатся за руки. Они идут куда-то – в неведомое. Знают что-то своё. Они молчат, заглядывая в моё окно. Они одиноки все вместе и каждый в отдельности. Я говорю им: «Привет! Как вы там, в вашей тайной жизни?»

Они зябко прижимаются друг к другу, колышутся и машут руками.

– Вижу, – говорю я. – Мне тоже рады в этом мире.

Мы понимаем друг друга, и дождь останавливается. Человечки уже не плачут, а я плакать давно разучилась. Нам не надо многого – только солнца и ветра. Вот этого побольше!

СВОБОДНЫЕ ГРАЖДАНЕ

Разрушенный кирпичный завод. Руины бывших цехов. На крышах растут тополя и берёзы. Окна зияют чёрными дырами. Что там, внутри? Или кто? Цивилизация бомжей и наркоманов. Она вызрела внутри нашего сообщества, как семечко в арбузе. Вон тропинка петляет в зарослях полыни, а по ней в сторону руин движется Некто – свободный гражданин свободной империи. За ним, не торопясь, болтая хвостами, идут задумчивые собаки. Они тоже свободные граждане на свободной территории.

Свобода здесь абсолютна. Все могут весь день лежать на солнце. Могут лежать в тени. Могут делать это неделю, две. Все свободны от забот. Могут умереть сегодня или завтра, через неделю или месяц. Никто не заметит этого. В этой империи живут в Истине, ибо нет более непреложного абсолюта, чем свобода смерти. И поэтому граждане её – вечны!

Но почему-то очень хочется освободить их ещё больше – дать им Свободу Жизни. Жаль, что я не волшебник.

ГОРОД КРЫШ

Есть города, стоящие на земле. Есть подземные города мёртвых – кладбища.

В нашем городе есть одно самое высокое здание – это десятиэтажка. Около сорока зданий – высотой в девять этажей. Остальное – пятиэтажные дома и жмущийся к земле частный сектор.

Поэтому из окна моего девятого этажа открывается просторный вид – это Город Крыш. Пустынный Город Свободы. В нём живут только птицы и я.

Крыши сверху похожи на палубы подземных лодок. Вот они поднялись из преисподней и застыли от удивления – оказывается, над толщей суеты есть небо и солнце! Есть другой мир. Он, действительно, другой. Это блистающий мир Природы, созданный Богом.

Он так сильно отличается от мира, творимого людьми – от этой душной возни, утопающей в жадности, зависти, злобе.

Мысленно шагаю по крышам, потом – по кронам сосен, по травам в степи, по вершинам гор. Здесь я могу быть Ангелом. Внизу Ангелам нет места. Мой город – это Город Над Городом! Приходите в гости!

ТЕОРЕМА ПОТОКА

Дано: Человек живущий, Поток материи-пространства-времени

Доказать: Бессмертие человека

Доказательство:

Шагает папаша в светлых джинсах – такой долговязый циркуль. За ним несётся мальчонка в красной рубашке и цветной кепке. Издалека он похож на круглый спелый фрукт, типа бегущего яблока. Мальчику года четыре. Он успевает погладить бродячую собаку, постоять возле кошки, присесть на клумбу и догнать папу.

Я смотрю на них сверху из окна. Они уходят, скрываются за углом. А мне так хочется завернуть за этот угол, бежать следом, войти с ними в их дом, видеть, как течёт жизнь. Хотя… она и так течёт. И я вижу этот поток. И чувствую. А как же иначе – ведь я его часть. Мне хорошо в этом необъятном.

Вот я закрываю глаза и слышу голос Потока: любимая мелодия – «Европа», первый альбом; многошумный ход автомобилей; лай собаки, крик сороки, гудок электровоза издалека; лязганье мусоровоза во дворе, вой пылесоса этажом ниже, детские голоса с улицы, журчащая песнь коршуна в полёте. Этих красивых птиц много в осеннем небе. Они нарезают круги над жилым массивом в поисках пищи.

Плотный Поток материи, звуков, красок, беспредельное число форм – Жизнь.

Есть что-то магнетическое в движении Потока. Может быть, это просто физика – Поток создаёт себе вакуумную оболочку. Проще говоря, увлекает всё близлежащее, затягивает в себя. А, может быть, и не только физика. Волшебство жизни. Всё живое создано так, что испытывает удовольствие, ощущая Поток Жизни. И поэтому стремится прикоснуться к нему, слиться с его течением.

Летит Поток. И я лечу вместе с ним – его часть, но неотделимая от него. А значит, я и есть Поток. И каждое живое существо – тоже. Мы едины со всем сущим. Это – доказательство бессмертия. Я доказала теорему Потока. Какую оценку поставит мне Учитель?

МИР ТВОРИТСЯ МЫСЛЬЮ

Ненавижу так называемую реалистическую прозу. Под этим ярлыком скрывается депрессивное видение мира. Одно пятно светлой краски (для приличия) – на бочку негатива.

Читаешь такие тексты и погружаешься в катакомбы, заполненные какой-то физиологической грязью. Хочется отряхнуться от липких ошмётков чужого больного сознания, не знающего надежды, блуждающего в тесных лабиринтах рассудка – бытового мышления.

Это голос ортодоксов-безбожников. Свой угрюмый мир мёртвых вещей и таких же вещественных персонажей они считают единственно верным, не подлежащим изменению.

Они не верят, что можно видеть иначе, жить в другом – гармоничном и светлом мире, где людьми правит Дух, а не плоть. Реалистическая проза агрессивно плодит бесовщину – и не только на страницах книг, но и в умах людей, а значит, материализует себя в мире.

Как вы думаете, почему Библия написана языком детей и поэтов, языком сказки? Всё просто. Дети, поэты и сказочники видят мир глазами Истины. В этом мире Добро всегда побеждает, Зло всегда бывает наказано. Это и есть Истина и Закон, на котором стоит мир Человека, Божьего создания.

Дети, поэты и сказочники – творцы настоящего, живого, духовного мира. В этом мире, и только в нём, место Человеку Божьему. Человек-бес или человек-животное устроен так, что больше всего боится именно Света Божьего, выражающего себя через Нравственность. Человек-животное всегда против Нравственного Закона. Он придумывает сотни формулировок, оправдывающих его позицию, например: нравственность ограничивает права человека. Но Нравственность всего лишь заставляет человека быть человеком, а не животным.

В одном из рассказов австрийской писательницы Ильзы Айхингер описан герой, который не снимал с себя верёвочных пут. Он так и жил связанным, так и зарабатывал на жизнь в цирке. Люди ходили за ним по пятам, каждый норовил потрогать верёвочные узлы, проверить их прочность. Но когда Связанный ночью победил волка, выбравшегося из клетки и напавшего на него, никто в это не поверил. А после того, как Связанный сбросил путы, все вообще отвернулись от него. Очень наглядная аллегория.

Человеку, переставшему быть животным, победившему в себе волка, во-первых, никто не верит. Во-вторых, человек, сбросивший с себя путы животного мира, Человек Духовный, ощущается миром бесов как нечто враждебное. Теперь он – другой, из другого мира, и с ним не о чём разговаривать. Хотя все уверены, что он просто лжёт, а на самом деле – такой же, как они. Можно быть уверенным, что ОНИ постараются доказать это. Они просто не знают, что Человек Духовный непобедим. Человек Духовный – ребёнок, поэт и сказочник, носитель Нравственного Закона на Земле. И да здравствует сказка!

Я НИКОГДА НЕ БУДУ БАБУШКОЙ

1.

Когда-то давно, в другой жизни, читала я книгу Александра Неверова «Ташкент – город хлебный». Начиналась она печальными словами: « Дед умер, бабка умерла, потом – отец. Остался Мишка только с матерью да с двоими братишками………. Мать с голодухи прихварывает. Пойдёт за водой на реку, насилу вернётся. Нынче плачет, завтра плачет, а голод нисколько не жалеет. То мужика на кладбище несут, то сразу двоих. Умер дядька Михайла, умерла тетка Марина».

Помню, как жалела Мишку, которого отец за хозяина перед смертью оставил. Сочувствовала Мишке – тяжела у него судьба, трудна дорога в город хлебный.

А вот теперь и у меня брат умер, тётка умерла, сын умер, мать, потом – и отец. Осталась я одна-одинёшенька, взрослая девочка, которой пора уже называться бабушкой. Но бабушкой стать мне не суждено. Бабушкой я не буду уже никогда.

И голода нет, а народ мрёт и мрёт. «То мужика на кладбище несут, а то и сразу двоих». Что же такое происходит? То ли продукты заграничные, то ли солнечная радиация народ валит? А то ли неизвестные «вирусы». Всё помаленьку, а в целом получается как в той забытой книге «Ташкент – город хлебный».

Только идти теперь Мишке было бы некуда, разве на Луну улететь. А мне и тем более податься некуда – вот и сижу там, где сижу, и думаю, что же с нами происходит.

Великая криминальная революция 90-х ввела в обиход единую меру всего и вся – деньги. Душу деньгами не измерить. Отмерла Душа за ненадобностью. Исчезла родственная любовь друг к другу, не говоря уже о ближнем. Деньги вынули Душу у народа.

Ещё по привычке газеты вопят: Пушкин в ХХ1 веке, Пушкин – это наше всё! Но Пушкина никто не читает. Вообще никто ничего не читает – кому оно надо! Вирусы, конечно, своё дело делают, но Душу вынули. А без неё живой человек – не жилец. Другое дело – мёртвый, бездушный от рождения. Вот таким сейчас самое время.

Я поспешила, когда сказала, что Мишке некуда было бы податься. Станислав Говорухин в поездке по стране нашёл такого «Мишку» десяти лет. Так вот этот «Мишка» – крупный асс по вагонам. Как и весь город Забайкальск. Занимается «Мишка» грабежом железнодорожных составов, идущих из Китайской Маньчжурии. Он курит по две пачки «Мальборо» в день, помогает больной безработной матери, купил себе японский мотоцикл.

Вот здесь, в деревне, где жили мои родители, есть местный «Мишка». Он пьёт в свои три года пиво и «красное», курит и помогает матери варить наркоту.

Так что вопрос мой «Что с нами происходит?» задавать некому, только себе самой. Отвечать на него страшно, но я же большая девочка. Мать звала меня в детстве – Лю. Так я и сама себя зову.

В эту самую минуту нахожусь в пустом родительском доме. Жить здесь в одиночку нельзя. Одиноких грабят и убивают. Так что дорога мне предстоит дальняя. Я должна перевезти дом моих родителей в город. Вернее, не дом, а дух его – старые вещи, фотографии и память о прежней жизни. Перевезти память… И самое печальное, что кроме меня сделать это некому.

Рассматриваю фотографии. На них куски далёкой и прекрасной жизни, когда все были живы. Когда мир сиял от солнца, улыбок и цветов. Всё это исчезло, растворилось во времени. Остались только вот эти солнечные драгоценные кусочки.

Вот так – в пустом молчаливом доме началась одиннадцатая жизнь Лю. Жизнь в одиночестве. Но так думать не правильно. Одиночества нет. Человек остаётся один на один со своей Душой. А Душа – живое создание, это ребёнок, который живёт в каждом, кто не потерял совести. Ещё с человеком остаётся Ангел-хранитель, остаётся при любых условиях. Так что Лю, единая в трёх лицах, вступила в свою одиннадцатую жизнь с помощниками, лучше которых и придумать нельзя.

2.

Вы спросите, почему эта жизнь одиннадцатая? Потому, что до неё Лю прожила десять разных жизней. Настолько разных, что казалось – каждый раз переселялась на другую планету.

Детство – огромная счастливая солнечная жизнь на зелёной планете, где весной цветут в горах лохматые дикие пионы, оранжевые огоньки, похожие на маленькие розы, и лиловые кукушкины слёзки.

Школьные годы в родительском доме – тоже долгая, весенняя жизнь. Сиреневая, черёмуховая.

Университет, студенческие годы.

Возврат в родительский дом, работа в школе.

Работа в НИИ, учёба в аспирантуре.

Самая длинная и тяжёлая жизнь – шестая, семейная. Болезни сына, которые следовали одна за другой. Страх его потерять.

Седьмая жизнь – трагические годы перестройки, безработицы, безденежья. Закончилась она потерей мужа и единственного сына. В это же время погиб младший брат.

Параллельно седьмой, Лю успела прожить ещё одну короткую, но тоже трагическую, восьмую жизнь, когда уехала ухаживать за больной тёткой в другой город..

Девятая жизнь – болезнь матери, её смерть.

Десятая жизнь – наедине с больным отцом, и его уход навсегда.

Сколько жизней ещё в запасе? Что там записано в программе по имени «Судьба»? Этого не знаю. Но одну вещь знаю абсолютно точно – никогда не буду общаться с носителями негатива. Эти чёрные дыры съедают чужую жизнь.

3.

И вот тихо, незаметно подкатила к воротам родного дома моя одиннадцатая жизнь. Для начала обернулась она маленьким грузовиком – зелёная кабина, плоский параллелепипед кузова. В его тесные границы должен был войти мой дом. Я пыталась сопоставить несопоставимое – спичечный коробок кузова и мою жизнь в родительском доме. Поэтому казалось, что ничего не получится – моё детство, юность и зрелость, жизнь сына, родителей, братьев никогда не уместятся в этот крошечный грузовичок.

Но произошло невероятное. Вещи, а с ними и наша история, любовь к родительскому дому, наш труд, желания, время – всё вдруг стало уплотняться, сжиматься. И, в конце концов, превратилось в маленькую кучу. Из неё удивлённо выглядывала наша жизнь. Но брезент, натянутый сверху, закрыл её. И уже было трудно что-либо узнать сквозь его серое полотно. Это катастрофическое сжатие нескольких жизней до размеров коробка, потрясало и убивало сознание. Оно отказывалось верить в происходящее.

Я уселась в легковую машину рядом с водителем, и мы отправились вслед за грузовиком. Он резво уносил мой дом от собственных ворот. Всё это казалось абсурдом, но в то же время было самой реальной из всех возможных реальностей. Я смотрела и не могла насмотреться на этот убегающий вдаль коробок, заполненный прошлой жизнью.

Теперь осталось только настоящее, сиюминутное – размером с цветочное семечко. Оно висело где-то глубоко внутри меня, словно звёздочка в огромной галактике, и могло легко потеряться. Но так же легко способно было дать росток и даже расцвести.

По мере того, как дом мой убегал, я гналась за ним и не могла поверить, что всё это случилось со мной.