Бессонница и мысли о работе – что может быть неприятнее ночью! А днем все это превращается в головную боль и ощущение незатихающей внутренней разбитости. Но работать было нужно. И непросто работать напоказ. Дело это чем-то привлекало Владимирова. Он чувствовал, что перед ним необычный преступник и далеко не рядовое преступление. И чем-то все это было связано с театром, который стал непросто местом преступления, но и местом начало какого-то жизненного сюжета, который майору нужно было распутать, чтобы докопаться до истины.
Но также было важно раздобыть побольше информации о самой Подколесиной, которая, по всей видимости, была знакома с теми людьми, которые совершили или заказали данное преступление.
Поэтому Владимиров попросил Егора Левина разузнать как можно больше информации о Подколесиной в министерстве. Он знал, кому поручить такую работу. Егор слыл балагуром и обаятельным холостяком, который был способен разговорить практически любую женщину, а уж всезнающих секретарш из министерства тем более.
Сам же Владимиров – хоть и занимался этим делом как следователь, призванный больше времени уделять кабинетной работе, получая нужную ему информацию от оперативников – все-таки решил сегодня нанести два визита. Первый из них был, скорее, его интуитивным порывом. Поэтому он никому ничего про него не докладывал. Второй визит официальный. В театр. Для уточнения деталей позавчерашнего преступления.
«Детский театр „Созвездие“» – набрал он в Яндексе. Посмотрел координаты, время и место работы. Этот театр располагался во Дворце детского творчества в Ясенево. «Далековато, – подумал майор, но съездить стоит. Тем более что метро мне в помощь».
Владимиров приехал к зданию Дворца после двух часов дня. На вахте спросил о театре.
– Вы за ребенком своим пришли? – недоверчиво спросила его пожилая полная вахтерша. – Так они еще на репетиции.
– Нет, – ответил Владимиров. – Хотел дочку к Вам определить, решил с педагогами познакомиться.
– Что-то вы поздно с дочкой-то. Разве что теперь на будущий год. А педагогов-то там было-то всего двое, а теперь вот пока одна Ольга Владимировна. Но вы зайдите. Спросите ее. Сейчас как раз будет перерыв.
Владимиров поднялся на третий этаж и пошел по темному коридору к указанному на вахте кабинету. Двери его распахнулись, и навстречу майору выбежала вереница детей разных возрастов, но не старше лет четырнадцати.
Он заглянул в класс. Это было что-то среднее между кабинетом и залом. Окна задрапированы темной тканью, небольшая сцена, занавес из той же темной ткани, полукруг стульев на несколько ярусов.
Владимиров вошел во внутрь.
Спиной к нему стояла миниатюрная женщина с распущенными темно-русыми волосами. Она обернулась.
– Ольга Владимировна? – вежливо спросил майор.
– Да, – ответила женщина.
На вид ей было около тридцати пяти лет. Искусственное освещение зала подчеркивало мягкие черты ее лица. Трудно было назвать эту женщину красавицей, однако что-то в ней, несомненно, привлекало. Особенно выделялись серые глаза – живые и выразительные, отражающие душу человека тонкого и творческого.
– А я пришел познакомиться с Вашим театром, – начал Владимиров. – Такие отзывы о Вас. Дочка у меня любит театр.
– Приводите, мы всем здесь рады, – улыбнулась ему женщина.
– А я слышал, что Вы места занимаете в областных конкурсах, лауреатские. Вас начальство ценит.
– Да что Вы, – отозвалась женщина. – Дипломы – это больше для Дворца. А для нас главное, чтобы дети себя в этом находили. У нас, конечно, есть отбор при поступлении, нужно еще конкурс небольшой выдержать, а сколько Вашей дочке лет?
– Двенадцать, – ответил Владимиров. – А вы знаете, я бы еще хотел фотографии театра посмотреть. На сайте не все есть…
– Фотографии есть, они сейчас в фойе висят на первом этаже, – как-то рассеянно ответила Ольга. – Простите, сейчас вернуться дети с перемены. Мы должны продолжить.
– Да, конечно, – отозвался Владимиров.
Он спустился на первый этаж. Фотографий, действительно, висело много. Театр был успешный. Для детского объединения такого уровня гастролировал много, тут же висели и дипломы. Владимиров обратил внимание, что кроме Ольги Владимировны Соловьевой на фотографиях был изображен другой человек – мужчина ее возраста. И тут он остановился. На одной из фотографий вместе с детьми из театра и педагогами гордо возвышалась в полном боевом параде Светлана Петровна Подколесина.
О своем открытии во Дворце детского творчества Владимиров никому не сказал. Он молча вышел из фойе, спустился в располагавшееся поблизости метро. Сидя в вагоне, он думал, тщательно взвешивая каждую деталь.
Его размышления прервал звонок Егора Левина. Владимиров, глядя на экран смартфона, поморщился. Опять эти разговоры в общественном транспорте. Тем более что Егор всегда говорил много. А громкую связь майор включать не любил, даже если людей рядом было мало.
– Ну, в общем, так, – начал Егор, что свидетельствовало о том, что полезной информации он накопал не одну тонну. – Подколесина дамочка еще та. Крупный зверь. Но по порядку. Родом из провинции, из районного городка. В Москву приехала учиться, вуз окончила с красным дипломом. Была замужем. Сын умер от почечной недостаточности в четыре года. Карьеру делала стремительно. Уже в тридцать лет занимала серьезные должности. Бескомпромиссна и резка. Подчиненные ее боятся и ненавидят, сплетничают за спиной еще как. Да есть о чем. У Подколесиной есть слабости: дорогие наряды, украшения и молодые мужики. Обычно приближает к себе мужчину лет на 10—20 себя моложе. Играется с ним год-два, от силы три. Потом находит нового. Кого смог из ее кавалеров, записал, сейчас тоже есть такой один, ее помощник. Парень смазливый, недавно кандидатскую по экономике защитил, сказали, она все для него пробила. Обещала похлопотать насчет должности хорошей.
Владимиров слушал Егора, ощущая в себе какое-то неприятное чувство, ему невольно вспомнился его последний разговор с Подколесиной, ее нелепые попытки произвести на него впечатление. «Похоже, что у этой женщины явно какие-то особенные комплексы. Дедушка Фрейд был бы в восторге от такой пациентки», – усмехнулся про себя Владимиров.
– Слушай, – обратился он к Егору, – а что враги? Явные враги были?
– У такой женщины, да как тут бы врагов, – не без уважения ответил Левин. – Но ты знаешь, у меня сложилось впечатление, что она хоть над подчиненными и измывалась, но так без подлости особой. Больше самоутверждалась. Мол, цените меня, уважайте, комплименты говорите. Начальство ее и ценило. Покровители высокие у нее есть, что ли. Далеко не глупая женщина. И никогда себе ничего особенного публично не позволяла. Этакая принципиальная львица…
– Понятно, – отозвался Владимиров.
Через полчаса он вышел на нужной ему станции. Теперь минут двадцать предстояло пройтись пешком. Путь майора юстиции лежал в настоящий театр.
Конечно, это могло быть простым совпадением. Преступник мог схватить первую попавшуюся фотографию. И чем могли быть связаны между собой Подколесина и эта женщина-педагог? У той должность замминистра, у этой маленький детской театр на окраине города. «Пазлы» совсем не складывались, нужна была дополнительная информация.
Между тем он уже пришел к зданию, построенному лет 30 назад и имевшему несколько вычурное название «Театр современной пьесы». Тогда в моде были новые архитектурные решения. Странная конструкция из бетона, стекла и металла выглядела несколько нелепо. Около театра бил фонтан с масками и разнообразными мифологическими персонажами. Про себя Владимиров отметил, что за этим фонтаном совсем не разглядеть стоянку для служебного транспорта. Именно это обстоятельство не дало им с Петром в вечер преступления рассмотреть человека, который сел в автомобиль Подколесиной.
Размышляя об этом, Владимиров вошел в театр. Было около пяти вечера, спектакля в этот день не намечалось, поэтому театр был пуст. Однако гостя из полиции ждали. Около пустых вешалок в гардеробе несколько насупившись, сидели две пожилые женщины, ожидая опроса. Директор театра – Яков Михайлович встретил Владимирова с характерным для него радушием, которое, впрочем, показалось майору несколько наигранным.
– Дорогой, дорогой Дмитрий….
– Александрович, – подсказал Владимиров.
– Да, дорогой Дмитрий Александрович, – а мы Вас ждем. – Все сотрудники, которые дежурили тогда, собрались. Вот, правда, актеры не все, что были, но Вы должны нас понять. Актеры – люди занятые, у многих есть еще занятия. Преподают, играют, выступают. Несут свет искусства в массы.
– Яков Михайлович, я хотел бы поговорить с Вами и гардеробщицами. Этого пока достаточно, тем более что особо занятых мы можем пригласить к нам официально.
– Конечно, конечно, – заторопился Яков Михайлович. – Давайте пройдем в мой кабинет.
Немолодой грузный директор поспешил отвести Владимирова в кабинет, располагавшийся на первом этаже. Кабинет представлял собой, скорее, каморку папы Карло в семь метров шириной и пять метров длиной. Там каким-то чудесным образом размещался шкаф и довольно-таки массивный стол. Все стены были увешаны фотографиями и наградами. На видном месте красовался довольно точный дружеский рисунок-шарж на самого Якова Михайловича. «А это весьма неглупый человек с хорошим чувством юмора», – заметил про себя Владимиров.
Однако разговор с директором ни к чему существенному не привел. Яков Михайлович кратко пересказал события того злополучного вечера. В кабинет он свой не спускался, провел все время за приготовлениями к банкету, который происходил на третьем этаже в малом репетиционном зале.
Светлане Петровне уделял внимание чуть больше, чем другим гостям, взялся ее проводить. И тут такое.
На вопрос о том, как бы он мог характеризовать саму Подколесину, Яков Михайлович уклонился от прямого ответа.
– Вы понимаете, – ответил он. – Мы ее давно уже знаем. Она для театра многое сделала. Помогла деньги на ремонт получить в прошлом году. Ну как тут без уважения к масштабу личности… так сказать. Женщина она серьезная, деловая… Не без характера, конечно, но это вообще черта настоящих русских женщин…
Владимиров вдруг подумал, что сам Яков Михайлович даже сейчас Подколесину боится. У него, наверное, совсем другая жена. Умная, тонкая, образованная, возможно, так же, как и он, живущая искусством.
– А наши сотрудницы из гардероба ждут Вас, – продолжил Яков Михайлович. – И все-таки согласитесь, неприятная для нас эта история. Ее бы как-то разрешить. Мы даже можем подумать о том, чтобы вернуть Светлане Михайловне часть суммы за манто. Вы поймите, мы ее очень уважаем.
Майор поднялся, чтобы побеседовать с гардеробщицами. Яков Михайлович в это время схватил что-то со стола и стал совать в руки Владимирова какие-то небольшие бумажки.
– Это пригласительные, – быстро объяснял он, – на любой наш спектакль. Мы Вас тоже очень уважаем. Хотим, чтобы и сотрудники наших органов правопорядка приобщались к искусству, так сказать.
Владимирову пришлось нехотя сунуть в карман две бумажки, остальное он взять категорические отказался. Впрочем, Яков Михайлович на этом и не настаивал.
Майор поспешил в пустой гардероб. Встреча с его работницами тоже поначалу ничего не дала. Женщины категорически не соглашались с тем, что хоть ненадолго в течение того рабочего дня покидали гардероб. Даже в туалет ходили по очереди, когда шел спектакль. Да и женский туалет располагался тут же, буквально в трех шагах от гардероба.
– Но, может быть, кто-то к Вам подходил поговорить? – уточнил Владимиров.
– Чужих никого не было, – отрезала одна из гардеробщиц (она была посмелее и чуть помоложе второй). – Зрители вещи отдавали, номерки получали, шли потом в зал. После спектакля номерки сдавали, вещи получали.
– А много осталось вещей после спектакля?
– Верхней одежды штук десять, это тех, кто на банкете, значит, – отозвалась вторая гардеробщица.
– Да, они на банкет идут, а нам их жди, – добавила первая. – Просила я Якова Михайловича, ну пусть эти – особенные гости – у Вас раздеваются, а он куда там. Ему, видите ли, некогда. А мы что сторожа вещей этих приглашенных гостей. Ведь они даже за билеты не платят…
– Ну, может быть, кто из своих мимо проходил, может, поздоровался только с Вами? – настаивал Владимиров.
– Ну, – отозвалась вторая гардеробщица, – и поздоровались они, что же теперь обязательно украли что ли?
– Никого особенного не было, – добавила первая, – суеты было много, все-таки премьера, а вот здоровалась только Ася.
– Что за Ася? – заинтересовался Владимиров.
– Актриса наша. Она прямо в гриме перед выходом на сцену к нам забежала.
– А что ей было забегать? – быстро спросил Владимиров.
– Да так, по делу пустяшному, – нехотя отозвалась вторая гардеробщица.
– Знаете, если бы не кража большая, то и говорить не стали, – почему-то рассердилась первая гардеробщица. – Ася по личному делу приходила, платье она свадебное принесла.
– А платье-то зачем? – еще больше удивился Владимиров, вернее, сделал вид, что удивился.
– А вот для чего, – откровенно призналась вторая гардеробщица. – У сына моего младшего свадьба намечается. Они уже долго живут вместе, вот теперь пополнение ждут, надо все оформить по закону. А у них долги, ипотека. Денег особых нет, вот Ася и решила отдать свое платье свадебное, красивое, она сама себе его шила, бисером украшала.
– Ну и что платье-то взяли? – спросил майор.
– Нет, не стали, хоть и красивое очень и по размеру должно было подойти, – вздохнула вторая гардеробщица.
– А почему?
– Много вы хотите знать, гражданин начальник, – вдруг совсем взъерепенилась первая работница. – Муж у нее умер, вернее, повесился, не захотели мы платье брать от такой свадьбы, вроде, как примета плохая.
– А… понятно, – отозвался Владимиров. – А кого Ася-то в спектакле играла, я смотрел: у Вас актрис с таким именем нет.
– Играла в каком-то эпизоде что-то там из массовки. Вы не думайте, она актриса стоящая. При мне еще стольких переиграла. А вот приехал новый режиссер, и теперь она редко на сцену выходит по-настоящему, – более спокойным тоном отозвалась первая гардеробщица. – А Асей я ее с детства зову, я с ее матерью знакома была, в театре-то служу уже 45 лет. Отработала заведующей пошивочным цехом, а на старости лет в гардеробщицы подалась. А так по паспорту она Ольга.
– Ольга Соловьева? – спросил Владимиров, чувствуя некоторое волнение.
– Да, так.
– А ее муж? Как его звали, кем он был?
– Муж был актер тоже. Игорь Королев. А она фамилию никогда не меняла.
– А что с мужем-то случилось? Поподробнее можно?
– Там история сложная была, – заметила женщина со вздохом, – они учились вместе в театральном, свадьба была студенческая, но жили хорошо, правда, без детей. Все для сцены, играть стали ведущие роли почти сразу. Прямо в звезды выбились от молодых ногтей. А потом новый худрук у нас появился, что-то оборвалось прямо как. А вы знаете, когда наверх-то поднимешься, падать очень больно. Ася она покрепче была. Театр создали детский, стали ребятами заниматься, в конкурсах участвовать, даже побеждать. Игорь с ней был. А потом что-то у него случилось. Вот он и решил так вот… уйти…
Владимиров почувствовал, что женщина что-то явно скрывает, но настаивать на своем не стал, он и так узнал о многом. «Пазлы» стали складываться, и хоть некоторых деталей пока не хватало, майор понял, что смог ухватиться за какую-то важную ниточку, которая приведет его в процессе предварительного следствия к разрешению всех противоречий, накопившихся за последние дни.
О проекте
О подписке