Студенты

В чарку с вином,

Ласточки, не уроните

Глины комок.

Басё

Утро в лаборатории начиналось по-домашнему. Студенты собирались часам к десяти, переобувались в пластмассовые шлёпанцы, вешали куртки в шкафчики, стоявшие тут же, в студенческом зале, общих гардеробов в университете не полагалось. Каждый имел в лаборатории свой шкаф и свой стол. Но прежде, чем приступить к работе, ребята заворачивали на кухоньку, устроенную в углу студенческого зала. Здесь была раковина, газовая печь и тумбочка с кастрюлями, ложками, поварёшками, палочками и большой сковородой на случай больших торжеств. А на каждый день на тумбочке стоял вечно кипящий электрический чайник-термос. В шкафчике на стене всегда хранились растворимый кофе и сахар. Раз в месяц студенты скидывались и пополняли запасы. Был тут и зелёный чай, но его пили редко, только когда кончался кофе. Чай употреблял только один человек в лаборатории – сэнсэй Кобаяси. Но он предпочитал чай чёрный, английский, сам покупал его. И чашку имел собственную. А студенты брали на сушке возле раковины чашки общественные. В холодильнике они всегда держали свой любимый соус – американский огненный Табаско. Ребята чувствовали себя в университете, как дома. Они платили за обучение, а университет их баловал – устраивал по последнему слову техники лаборатории, строил автостоянки, теннисные корты, бейсбольные поля… Каждому студенту полагался свой компьютер. Возле него ребята и проводили свои дни, бегая пальцами по клавишам быстро, профессионально. Неумех не было. Неумехи кончались на младших курсах в огромном зале, где стояло около сотни терминалов, связанных с машиной преподавателя. В физические лаборатории, поражавшие бедностью на фоне компьютерной роскоши, студенты заходили редко.

Обычно день начинался с утреннего кофе. Но сегодня стол был занят – Хидэо раскладывал на нём свои статьи, перекладывал вновь, стараясь устроить покрасивее. Научные труды перемежались фотографиями, сделанными на международных конгрессах – профессор Кобаяси улыбался в окружении знаменитых иностранных коллег. Притащив откуда-то лестницу, Хидэо взобрался на неё, чтобы собственноручно развесить по стенам плакаты, отражающие свои самые эффектные научные достижения. Он не доверил эту работу никому. Младший персонал был послан чистить и мыть лабораторию до блеска. Суета охватила не только лабораторию Кобаяси. По коридорам сновали нарядные секретарши с кипами ярких буклетов. Помощница сэнсэя Сато тоненькая Томоко, сгибаясь, тащила кипу брошюр с миниатюрными механизмами на обложке. Буклеты, которые несла хорошенькая секретарша профессора Такасими, были украшены фотографиями сэнсэя на фоне суперкомпьютеров. Аспиранты Кумэды запускали на полянке возле факультета образец нового робота… Весь факультет в волнении готовился к чему-то важному. Наверное, ожидалось высокое начальство.

– Сегодня придут студенты, старые традиции. – буркнул Шимада, бочком пробираясь среди суеты.

Произойти должно было событие для начала учебного года заурядное – в первых числах апреля всегда устраивали день открытых дверей для студентов, которые придут учиться на третий курс. Часть ребят, получив после второго курса диплом бакалавра, уходила работать: многие фирмы предпочитали брать их в таком виде, более учёный народ им не требовался. Желание учиться ещё два года на мастер-курсе, чтобы получить полное высшее образование, ребятам приходилось подтвердить – сдать вступительные экзамены. Чуть ли не четверть соискателей сквозь это сито не проходила и тоже вынужденно отправлялась работать. Оставшиеся имели право выбрать в какой лаборатории проходить мастер-курс. И тут сэнсэи открывали настоящую охоту на студентов. Среди профессоров существовала иерархия. О фаворите говорили: к нему стремятся попасть лучшие студенты! Аутсайдера пригвождали: к нему студенты не идут! Каждый сэнсэй старался привлечь как можно больше студентов – это укрепляло репутацию его лаборатории и её бюджет. Популярные среди молодёжи профессора получали почёт и дополнительное финансирование – гранты. Гранты позволяли сэнсэю ездить на международные конгрессы, приглашать иностранных учёных, покупать новые приборы…

Факультет стал похож на ярмарку, где продавцы, стараясь перещеголять друг друга, выставляют напоказ свой товар. Наведя в лаборатории окончательный лоск, Хидэо, облачённый в парадный костюм, занял позицию у дверей своих владений. И Такасими, улыбаясь ослепительнее, чем обычно, вышел встречать студентов. Сегодня улыбался даже строгий Сато. Ребята, робко озираясь, стайками ходили по прибранным лабораториям, глазели на приборы и пышущих энергией сэнсэев.

– Студенты только кажутся растерянными, – хмыкнул Шимада, явившись в компьютерный зал за кружкой кофе. – На самом деле они заранее знают, куда пойти. Больше всего желающих будет у Сато на микромашинах, у Такасими на суперкомпьютерах и на роботах у Кумэды – выпускников этих лабораторий охотно берут крупные фирмы с большой зарплатой. Но модные лаборатории смогут взять человек по семь-восемь, не больше. Остальные спустятся вниз, к чему-то непрестижному вроде нас. Число студентов рассчитано так, что кое-что достанется даже самым последним.

Хидэо очень волновался – студенты к нему шли неохотно, хотя дело было тут не в нём, а в несовременном слове "физика" в названии лаборатории. Не особенно надеясь на свои научные достижения, он разложил на столе толстые альбомы вроде семейных, куда сам вклеил накануне фотографии: лабораторный пикник на берегу моря, прогулка в горах…

– Битва за студента не заканчивается днём открытых дверей в апреле, а продолжается весь учебный год, – говорил Шимада. – Разочаровавшись, студент может уйти в другую лабораторию, а потому его важно не только заполучить, но и удержать. Сэнсэю Кобаяси приходится оплачивать коллективные вечеринки из фонда лаборатории, а то и из собственного кармана. Конечно, так делают все сэнсэи, но тем, к кому студенты идут неохотно, приходится тратить больше… Слава о щедрости сэнсэя и весёлой жизни в лаборатории помогает привлечь новобранцев…

Студенты были свободны выбирать.

– Не вполне свободны, – поморщился Шимада. – Во-первых, популярные лаборатории возьмут тех, кто лучше других сдал вступительные экзамены на мастер-курс. Во-вторых, факультет должен поделиться с научно-исследо- вательским институтом. Туда мы стараемся отдать студентов похуже, оставив себе способных.

Шимада усмехнулся. Институт числился при инженерном факультете, но жил отдельно, в центре города. Университетские считали его чужим. Институт был новый, прекрасно оборудованный. Наверное, способным ребятам тоже хотелось поработать там.

– А сильные студенты не возражают, когда вы не пускаете их в новый институт? – удивилась она.

– Мы выбираем способных, но тихих, не склонных к энергичному поиску места на стороне! – Шимада снова усмехнулся.

Способный и сговорчивый одновременно – такое возможно разве что в Японии…

Как Вы думаете?

Красная луна!

Кто владеет ею, дети,

Дайте мне ответ!

Исса

Хидэо повесил в лаборатории расписание еженедельных семинаров – каждый студент был обязан сделать научный доклад. В день первого заседания техник Ямазаки открыл большую аудиторию, включил проектор, опустил висящий над доской экран. Всё было в порядке и всё на высшем уровне. Студент-докладчик Кубота, красивый, как киноартист, разложил на стекле проектора прозрачные копии рисунков – яркие, чёткие – факультетский ксерокс работал отменно, японская плёнка была отличного качества. Полная коробка такой плёнки всегда стояла в лабораторном шкафу, и студенты могли брать оттуда сколько угодно. Плёнка была дорогая, но студенты брали её бесплатно. Семинар обходился недёшево: проектор, ксерокс, листов десять плёнки и целая кипа бумаг… Кубота раздал всем пятнадцати участникам семинара текст доклада.

– У нас всё, как на международном конгрессе, – гордо сообщил Хидэо.

Держался Кубота прекрасно – стоял удобно, не загораживая экрана, говорил спокойно и внятно, двигался правильно и плавно – профессионально. Красный луч лазерной указки ярким пятном скользил по красивой картинке на идеальном экране. Не каждый русский профессор видел то, что имел японский студент! Кубота говорил по-японски. Правда, для неё он приготовил английский вариант. Специально перевёл на английский язык длинный текст своего доклада! Она была тронута такой заботой. Темы докладов в расписании указаны не были, но на экране замаячило что-то знакомое. Она перелистала свой текст. Перед ней лежала известная работа американского коллеги. Стало быть, английский вариант, приготовленный для неё, не потребовал от Куботы больших трудов – он просто скопировал журнальную статью. А то, что он теперь произносил, был её японский перевод. Но для студента и это совсем неплохо – разобраться в такой сложной работе!

– Как Вы думаете, почему происходит это явление? – она задала вопрос только потому, что захотела поддержать прилежного Куботу, похвалить.

Аудитория оцепенела. Кубота замер. Шимада, мирно дремавший на соседнем стуле, проснулся. Хидэо склонился к её правому уху, зашептал сердито:

– Вы забываете, это же студент! Ему же не положено! – по скулам сэнсэя разливались неровные красные пятна.

Она не поняла, что не положено студенту: знать – почему? или думать? А, может, и то, и другое? Кубота растерянно смотрел – не на неё, а на сэнсэя Кобаяси. Должно быть, он впервые в жизни услыхал вопрос "как Вы думаете?" И не знал, что отвечать.

Резкий голос Хидэо прервал нехорошее молчание. Он говорил по-японски, нацелившись пистолетом лазерной указки на экран. Красный луч плясал по строчкам.

– Сэнсэй считает, что для перевода одного из терминов Кубота использовал неправильный иероглиф, он предлагает заменить его другим, более точным, – перевёл Шимада, склонясь к её уху.

Студенты озабоченно зашуршали страницами доклада, внося исправления, сделанные шефом. Кубота, успокаиваясь, послушно закивал. Значит, задачей Куботы было просто перевести английский текст, отпечатать его, размножить и пересказать, не вникая в суть, своими словами? Или заученными наизусть? Кубота говорил гладко, не глядя в текст.

– Я каждый раз удивляюсь, как бодро наши студенты щебечут о том, чего не понимают! – зашептал Шимада. – А анализировать они не умеют. Они только сравнивают – то как это, а это, как то…

– Но они должны учиться думать…

Начала она и осеклась – глаза Шимады закрылись. Он уснул. И студенты спали. Едва Кубота нажал кнопку возле проектора, притушив свет в аудитории, ребята падали головами на сложенные руки. Председательствующий Танабу спал, сидя прямо, прикрыв глаза. Только бедный доктор Чен, которому выпало несчастье сидеть рядом с боссом, покорно слушал то, что шептал ему на ухо сэнсэй Кобаяси.

Кубота закончил, зажёг свет. Студенческие головы как по команде поднялись.

– Поблагодарим Куботу за отличный доклад! – провозгласил Хидэо.

Студенты зааплодировали, привыкая вести себя, как положено на международном конгрессе. Докладчик поклонился, улыбаясь удовлетворённо. Он добросовестно справился с работой.

– Можно задавать вопросы!

Председательствующий аспирант Танабу обвёл взглядом аудиторию. Желающих не нашлось.

– Спросите Вы! – обратился Хидэо к Митико.

Девушка не удивилась, не обиделась, что её принуждают, не растерялась. Она перелистала текст и начала свой вопрос словами:

– Страница такая-то, строка такая-то…

И все присутствующие принялись переворачивать листы, отыскивая указанное место – обсуждались детали перевода.

– А теперь давайте послушаем комментарий нашей русской гостьи по этому вопросу!

Хидэо вызывал её к доске. Как школьницу. Он имел право руководить любым сотрудником своей лаборатории. Чувствуя себя двоечницей, не выучившей урока, она вышла, произнесла нечто, едва относящееся к делу. Но сэнсэю её спич понравился.

– Мы счастливы услышать столь квалифицированный комментарий!

Семинар катился как по маслу. Сымитировав с помощью приказов положенную по сценарию дискуссию в виде вопросов и выступлений, Хидэо велел перейти ко второму докладу. Тема его резко отличалась от темы первого – говорить о какой-то общей физической проблеме семинара не приходилось. Да никакой физики и не обсуждалось, только перевод. Докладчик, самый молодой студент Ода, наизусть свой доклад не выучил, а стал читать его по бумажке, сбиваясь и путаясь.

– Ода-сан – неважный студент, – шепнул ей на ухо Хидэо. – А Кубота-сан – студент хороший!

Он защищал Куботу, незаслуженно обиженного странным призывом думать. А для Оды сэнсэй Кобаяси определил наказание – перевести ещё одну статью на тему, совсем отличную от его сегодняшней работы. Понять, по какому принципу Хидэо подбирал статьи, было невозможно. Он словно выдёргивал их наугад. Впрочем, некая система всё-таки была. Две работы принадлежали американским авторам, третья – самому сэнсэю Кобаяси.