Глава 8
Заказчик недоволен

Герман Николаевич хохотал от души.

– Никогда бы не подумал, что человек с фамилией Рабинович может быть экспертом в культурологии.

– Да почему? – удивлялась Евгения. – И вообще, что вы привязались к Рабиновичу?!

– Я? Привязался? – От смеха у него выступили слезы.

– Хорошо, пусть Рабинович, это смешно, правда, почему, не понимаю. А Лотман – вам не смешно? Он тоже по национальности как Рабинович, и у него целый ряд исследований по декабристам, Пушкину, Лермонтову.

– Вот не попал бы с вами в плен, госпожа Шумская, не обогатился бы знаниями о Лотмане и Рабиновиче. Тихо!

Евгения замерла. Ключ в замке гаража поворачивался едва слышно, тоненький лучик света, как лезвие бритвы, прорезал тьму, и в помещение вошли трое. Антон был среди них, и выражение лица у него было тоскливое. Евгения, еще сомневавшаяся в том, тот ли это студент, что не сдал ей культурологию, уверилась окончательно – он.

Она хотела было спросить: «Антон, что ты тут делаешь? Что все это значит?», но вовремя зажала себе рот рукой.

Двое других мужчин были явно старше Антона, но держались отстраненно, словно пришли выполнять рутинную работу.

– Ну, что, граждане, расскажете? Как ваша температура? Как ночной сон? Что беспокоит? – Архипов говорил так спокойно, будто действительно вел прием больных.

– Вы с ума сошли? – зашептала Евгения. – Зачем вы их злите?

– А может, им и правда медицинская помощь нужна? – так же тихо ответил Герман.

Антон и двое мужчин молча прошлись по гаражу, словно высматривая, не проходит ли там пограничная полоса. Бывший студент старался не смотреть в сторону пленников и разговаривал только с мужчинами.

– Ну что, пакуем? Отец сказал доставить в целости и сохранности.

– А у нас есть варианты?

– Машину подгоняйте.

Архипов и Шумская поняли, что их сейчас куда-то повезут.

– Может, попробовать кричать? – шепнула Евгения и посмотрела на Архипова, он приложил палец к губам.

– Не надо. Сделаете только хуже.

Мужчина, что был ростом повыше, подошел к пленникам, заклеил им липкой лентой рот, завязал глаза, а потом только отцепил наручники от батареи.

Евгению вывели из гаража, посадили в машину, машина мягко тронулась.

«Ну, попала! Попала! Что же делать? – лихорадочно размышляла Шумская. – Интересно, полиция нас уже ищет? Родные должны подать заявление в полицию, в розыск. Да и на работе потеряли. И Архипова тоже должны хватиться. Зачем мы преступникам? Зачем им я? А вдруг потребуют выкуп?»

Денег у Шумской не было, они жили скромно. Единственный, кто в семье не экономил, – это сын.

Неожиданно Евгении вспомнилась статья о наскальных рисунках, обнаруженных на плато Тассили в Сахаре, где были изображены таинственные человекоподобные существа и большой сферический объект. Все находки указывали на то, что существа из другой реальности брали людей в плен, и больше пропавших никогда не видели. Тогда она приняла статью за очередную фантастическую гипотезу, которыми наполнен творческий мир. Все происходящее сейчас тоже казалось глупым и чудовищным вымыслом, хотелось верить, что машина через пару минут остановится, их с Архиповым освободят, и люди вокруг будут аплодировать, смеяться и кричать, как это бывает по телевизору.

– Розыгрыш. Программа «Розыгрыш»!

Но ничего этого не произошло, машина ехала долго, и в салоне все молчали. Евгения слышала только шум двигателя, похожий на рокот.

– Все, приехали, – наконец сказал один из мужчин.

Кто-то схватил ее за плечо и куда-то потащил. Снова появился запах медикаментов, и она поплыла, поплыла в розовый туман, чувствуя, как наконец освободили рот и глаза. Последнее, что Евгения помнила, – это вопрос, который ей хотелось задать то ли себе, то ли похитителям. «Где доктор Архипов?» Но сформулировать вопрос вслух не было сил.

Конечно, ни Шумская, ни Архипов не видели, что происходило в одной из комнат загородного дома, куда их привезли.

В высоком кожаном кресле сидел мужчина. Он был очень сердит и кричал так громко, что слюна, вылетавшая из его рта, разбрызгивалась вокруг.

– Вы идиоты? Нет, скажите, вы действительно идиоты? – градус его возмущения зашкаливал, и, казалось, даже кольцо с голубым камнем на мизинце вспыхивает нездоровым светом.

– Не кипятись, уважаемый джан. Мы все уладим. – Мухабу не нравилось настроение заказчика.

– Что ты уладишь? Как?

– Нет безвыходных ситуаций.

– Безвыходных? Да это полная задница! А из задницы только один выход – слиться с дерьмом. Ты теперь дерьмо, ты это понимаешь? Шуму будет на весь город.

– Главное, ты не шуми, дорогой.

– Я за что платил? За что ты получил аванс? Ты сделал работу? Нет. Возвращай деньги, я найду других исполнителей. – Мужчина плеснул себе в стакан виски, отпил и поморщился. – И виски у тебя дерьмо!

– Не надо обижать хозяина, джан, – Мухаб не сдавался.

– Это я тебя обижаю? Да тебя надо было сделать на голову короче, а не выяснять отношения! Я о чем тебя просил? За что деньги платил? – Он еще долил в стакан виски, добавил в него льда, выпил и развязал на рубашке галстук. – Жарко.

– Жарко – это хорошо. Здесь, в Сибири, всегда холодно, я мерзну, хоть летом отогреваюсь, – проговорил Мухаб. – Ты не беспокойся, мы свою ошибку исправим.

– Ошибку? Ты это называешь ошибкой? Я тебя просил доктора не попугать хорошенько, а убить. Убить и не церемониться. А с трупом пусть бы следствие повозилось. А что сделали вы? Притащили его в гараж, да еще и бабу какую-то в придачу. Зачем бабу приволокли, идиоты? Бабу тоже надо кончать, она слишком много видела. Я за бабу платить не собираюсь.

– Неувязка вышла. Следили за доктором месяц, как ты велел. Все его маршруты изучили и вчера решили действовать.

– Решили они! Это я вам сказал, что он с утра в университет идет, а там, на стоянке, в это время никого не бывает. Надо было вколоть ему лекарство, вывезти в лес и там пристрелить. Нашли бы останки через год, да и вряд ли опознали. А теперь и доктор живой, и баба какая-то при нем.

– Она вышла его проводить, понимаешь, никто этого не ожидал. Лекарство ему вкололи и собирались в машине в лес, все как договаривались. А баба закричала, когда увидела, что он на земле сидит, на помощь стала звать. Зачем нам лишние глаза? Вот ее и пришлось тоже сначала уколоть, а потом вместе с доктором повезти в гараж.

– Зачем? Зачем вы ее потащили?

– Что обсуждать то, что произошло? Как говорят у меня на родине – «первый камень криво в землю врос, вся стена пошла наперекос».

– Что делать будем? Ты эту кашу заварил, ты накосячил, ты и расхлебывай! – Мужчина хотел было еще налить виски, но передумал и отодвинул стакан. Стакан качнулся и упал со столика, разлетевшись на мелкие осколки. – Ну, Мухаб, у тебя даже стаканы с перекосом.

– На стакан внимания не обращай. Стаканов у меня много. А работу надо до конца доводить. Ночью сегодня доктора вывезем в лес и все сделаем.

– А бабу?

– И бабу живой оставлять не будем. Нельзя. Но и лишнюю смерть на себя тоже брать не хочется. Аллах не простит.

– Да брось мне рассказывать про Аллаха! У тебя грехов столько, что его карандаш устал записывать. В общем, чтобы все свои проблемы решили сами и завтра мне сообщили, что все закончено. Мне по телефону не звонить, я найду тебя сам. И провожать меня не надо. – Мужчина встал, пнул осколки разбитого стакана.

Исмаилов проводил взглядом уходящего мужчину. Неверные, они и есть неверные, их не изменить. Но если Аллах и Мухаммед, пророк его, распорядились, что на одной земле живут и неверные, нужно с этим примириться.

– Антон! Ахком! – он называл сына и по-русски и по-таджикски.

Мухаб считался с традициями той страны, где живет, но и своими принципами поступаться не собирался. Он привык организовывать устранение людей руками тех, кто был клиентами его игральных автоматов. Должники хотели отдать долг, но только запутывались еще больше. Вынуждены были делать все, что Мухаб попросит. А свои грехи он всегда отмаливал, иначе среди неверных не выжить.

Но вот этот единственный заказ в силу его важности он поручил братьям Ионовым и сыну, которому пора становиться настоящим мужчиной. Это была его проверка, и мальчик оказался слаб.

– Сынок! Я не буду тебя ругать, если ты расскажешь мне правду. Что-то произошло, я хочу знать что? Почему ты не выполнил то, что я тебе сказал? Заказчик остался недоволен, но это полдела. Он требует назад аванс, а это посерьезней.

– Отец, я не знаю, как сказать тебе правду.

– Набраться мужества и сказать. Где Борис и Радик? Почему они не помогли тебе? Что случилось? Не заставляй меня гневаться.

– Они сейчас на кухне.

– Я не про сейчас, я про вчера, когда вы с доктором вместе взяли какую-то женщину. Я не приложу ума, что с ней теперь делать.

– Я ее знаю, отец.

– Кого?

– Эту женщину, которую пришлось забрать вместе с доктором.

– Знаешь? Это только ухудшает дело.

– Понимаешь, отец, мы выполняли твое поручение хорошо. Мы знали, куда и когда направляется доктор, и когда пришло время «ч», все сначала, казалось, шло нормально. Но преподаватель пошла его провожать. Она могла узнать меня. Она учила меня, и зачет я ей сдавал, но не сдал. Я даже помню, как ее зовут – Евгения Олеговна, умная тетка. Что мне было делать? Убегать с телом доктора? Но женщина начала кричать.

– Ты решил, что она нам пригодится? Зачем?

– А нужно было ее оставить там как свидетельницу?

– А где были твои и мои доблестные помощники братья Ионовы? Почему они не помогали? Почему ты начал рискованное дело без прикрытия?

– Отец, я не хотел тебе говорить.

– Они были пьяны до такой степени, что не могли двигаться?

– Ну не до такой, просто перебрали накануне. Радику вдруг стало плохо, его тошнило, Борис бросился выручать брата, а доктор в это время вышел с преподавательницей во двор. У меня не было выбора, отец.

– Хорошо, что ты мне все рассказал. Я буду думать. Убери спиртное на кухне подальше от этих идиотов.

– А это что? – Антон показал на осколки разбитого стакана.

– А это заказчик нервничал и имел полное право. Мы сами хороши, подставились. Иди к себе. Я буду думать. Наши предки говорили так: «Нет такой хитрости, которую бы нельзя было перехитрить».

Глава 9
Версия Вадика Тымчишина

Полуденное солнце палило так невыносимо, что казалось, выгорают все яркие краски лета: зелень травы менялась на золотистую охру, присыпанную грязно-белым тополиным пухом. Дыхание жары томило, от этого стучало в висках.

– Вадик, это машина Архипова. Это его машина! – повторяла Юля.

– Юль, ну что ты волну гонишь?! – успокаивал ее Вадик. – Может, они вышли с занятия, обалдели от жары и решили поехать искупаться на наше озеро. Я бы сейчас не отказался прыгнуть в воду прямо в одежде и в туфлях. Может, рванем, охладимся, чем стоять перед чужой машиной и истерить?

– Вадик, ты можешь идти, купаться, загорать, а я останусь здесь. У меня нет никакой истерики, я спокойна. Я теперь точно знаю, что на мой личный номер звонили не зря. С Германом что-то случилось.

– Ну уж нет, подруга, я тебя не могу здесь оставить. Ты без меня обязательно во что-нибудь вляпаешься.

– Я все-таки еще раз позвоню и Архипову, и Шумской.

– Зря ты паникуешь! На пляже они, мороженое едят, а ты тут машину его зазря стережешь. А телефоны сели от жары, такое бывает.

– Сразу оба телефона? Ты сам себя слышишь?

Юля вытащила из сумки телефон и еще раз набрала номер Архипова. Может, и правда от неимоверной жары разыгралась фантазия, и Вадик прав: люди после лекции решили охладиться молочным коктейлем? А она просто паникерша. Сейчас ей ответят, и она попадет в дурацкую ситуацию. Но телефон Архипова по-прежнему был вне зоны, и номер Шумской так же не отвечал.

– Нет, оба недоступны.

– Слушай, Сорнева, ты только не ори, а послушай мою версию. Вот ты веришь в любовь?

– Тымчишин! Ну а любовь тут при чем?

– Нет, ты сначала ответь! Ты веришь в любовь с первого взгляда? Когда хоп – и все, крышу снесло, и ты без нее даже дышать не можешь. У тебя так было?

– Я верю в любовь и с первого взгляда, и с десятого.

Она не собиралась перед Вадиком «вытряхивать душу», несмотря на то что они друзья. У Юли уже сносило крышу, когда после длительной переписки молодой человек по имени Кевин приехал к ней из Америки, они были счастливы. Нет, наверное, все-таки не они, а она, потому что, когда пришлось выбирать: Америка или Юля, Кевин выбрал свою родину, а она осталась здесь одна^[2]. Юля понимала, что любовь, как орден, нельзя заработать упорным трудом, и заставить полюбить тоже невозможно, как ни старайся. Человек просто принимает твою любовь, заботу, помощь, благодарит, заботится сам, но любить не начинает. Любовь случается сама, либо ее нет, либо есть, и ничего тут не поделаешь. Как говорил барон Мюнхгаузен: «Мой лучший друг меня предал, моя любимая отреклась. Я улетаю налегке».

Так и Юлька сейчас, налегке, и надо с этим жить и что-то делать. И перестать морочить голову хорошему парню Юре Тарасову, который ходит за ней по пятам и на что-то надеется. Она выдохнула:

– Вадик, я верю в любовь.

– Ну вот, Сорнева, значит, не все потеряно. Значит, ты поверишь в мою версию? Они просто влюбились друг в друга.

– Кто?

– Ну как кто – Архипов и твоя Шумская.

– Ты совсем от жары свихнулся?

– Нет, она только что сказала, что верит в любовь, и такой облом! – возмутился Вадик. – Они ведь раньше не встречались? Ты сама говорила, что именно ты договаривалась с Архиповым.

– Ну и что? Я всего лишь у него спросила, как Герман отнесется к тому, чтобы встретиться со студентами.

– А он?

– Мне показалось, что он даже обрадовался, сказал, что устал от ремонта стационара, поэтому с удовольствием пообщается с молодежью.

– Повторяю вопрос: Шумскую он раньше не видел?

– Нет, они не были знакомы.

– Сорнева, продолжай следить за моей мыслью! Он влюбился в Шумскую, твой доктор, потерял голову, офонарел от любви. Она ведь красивая женщина, я ее знаю. Очень красивая, мужчины на таких внимание обращают.

– Красивая и умная, – согласилась Юля.

– Архипов пообщался со студентами и не мог так просто распрощаться с Шумской.

– Бредовая у тебя версия, Тымчишин!

– Не перебивай! Она пошла его провожать, и по дороге он осознал, что расстаться с ней невозможно, и предложил продолжить общение.

– Вадик, я тебе только что сказала, что Евгения Олеговна не только красивая, но и умная. У нее сидят в аудитории студенты, заседание кафедры, она бы вернулась и что-то объяснила в деканате. Она этого не сделала, значит, ушла с Архиповым спонтанно? В бреду? Глупо получается. Сбежала от студентов и от деканата? Зачем? Все это можно было сделать, не вызывая подозрений.

– Ты не услышала окончания моей версии.

– С тобой не соскучишься, Вадик.

– Шумская тоже влюбилась, страсть вспыхнула, как порох. Они оба не смогли с собой совладать и решили немедленно уединиться.

– И дальше Вадик, дальше. Куда они могли уйти?

– Ну, вот тут у меня слабое место. Они должны были сесть в его машину и уехать куда глаза глядят. Но машина Архипова брошена во дворе. А у Шумской есть машина?

– Не знаю.

– Узнай. Это нам поможет. Если у нее есть машина, это все объясняет. Они уехали на ее машине, а куда, уже не важно. Они решили, что им нельзя расставаться, по крайней мере сегодня. Ну что ты молчишь? Вполне разумное объяснение.

– Знаешь, Вадик, я о чем думаю, что ты зря «сидишь» на спортивной теме. В тебе погиб поэт. Тебе надо срочно переквалифицироваться и писать очерки, там твой талант выдумщика пригодится.

– Ну вот, обломила! А я старался, между прочим, и картинка была реальная.

Они стояли в институтском дворе, спасаясь под тенью старого тополя.

– Ты заметил около машины Архипова два свежих окурка? – вспомнила вдруг Юля.

– Ну, валяются там окурки, что с того?

– Архипов не курит. Его ждали около машины один или двое, не знаю, но ждали. Но он до машины не дошел почему-то, – она задумалась. – Давай все-таки еще раз в деканате поговорим, твоя мысль про машину Шумской мне показалась интересной, хочу уточнить.

– Ну, вот видишь, я кое на что сгодился, – гордо отметил Вадик.

– Сгодился, сгодился. Такой полет фантазии – Пушкин отдыхает.

В деканате было прохладно, секретарша в коротких шортах лениво перебирала бумаги. Вадик посмотрел на нее, не выдержал и усмехнулся:

– Слушай, а почему девчонки на работу в трусах ходят? Это так студентов нынче на учебу заманивают?

– Тымчишин, ну что из тебя сегодня прет?

– Да я просто представил, как Мила Сергеевна пришла бы в трусах на работу. Заурского бы сразу удар схватил.

– Отстань! Мы тут с тобой по делу! – Юля обратилась к секретарше: – Скажите, а Евгения Олеговна не появлялась?

– Не-а.

– А вы не волнуетесь, что у вас преподаватель исчез?

– Вы о чем, девушка? Занятия закончились. Скорее всего, она ушла домой. Приходите завтра.

– Скажите, а у Шумской есть машина, ну своя личная машина?

Секретарша пожала плечами.

– Не знаю. Откуда мне знать?

«Правда, откуда?! У таких, как ты, все знания только в трусах!» – сердито подумала Юля, но говорить ничего не стала, зато Вадик, прощаясь, не вытерпел:

– Девушка, милая, а вам никто не говорил, что ходить на работу в трусах нельзя?

Девушка фыркнула и презрительно посмотрела в его сторону.

– Слушай, Сорнева, а мне хочется о ней написать, о девочке-секретарше, которая ходит на работу почти в нижнем белье. Неудивительно, что она ничего ни про кого не знает.

– Вадик, не время, давай потом, а сейчас поехали в больницу. Может, Архипов на работе?

В машине Вадима было душно, сиденья нагрелись. Юля села и поморщилась.

– Терпи, Сорнева, терпи, – усмехнулся Вадик. – Представь, что это тайский массаж горячими камнями.

До здания больницы они доехали быстро. В приемной у главврача толпился народ, секретарша Галина Ивановна объяснялась с посетителями спокойно.

– Герман Николаевич на сегодня отменил все совещания и уехал в область по срочному делу. Поэтому все, кто не попал сегодня, завтра звонят в приемную и решают все свои вопросы.

Женщина была настоящим секретарем, профессионалом своего дела, что можно было понять и по внешнему виду: всегда одета с иголочки, в туфлях на высоком каблуке. Сдержанная, собранная, элегантная.

– Здесь другие стандарты и трусами нас не встретят, – многозначительно заметил Тымчишин.

– Ну что ты городишь! Галина Ивановна – ангел-хранитель, человек образованный и интеллигентный.

Посетители из приемной постепенно расходились, и Галина Ивановна увидела Юлю.