Вечером в школьной столовой, выполняющей по праздникам роль актового зала, гремела музыка. Был полумрак, ребята стояли по углам кучками, дискотека как-то вяло набирала обороты. На сцене рядом с аппаратурой суетился диск – жокей Димка Овсянкин. Справа от сцены расположилась группа восьмиклассников – самых младших на дискотеке. Они оглядывали зал, привыкая к обстановке. Негласный закон дискотеки гласил: если ты приглашена мальчиком – не отказывай ему. В свою очередь, когда объявлялся «белый танец», ни один мальчишка не должен был отказывать пригласившей его девочке. Эти танцы, в отличие от быстрых, «кучных», танцевались близко, в обнимку, распаляя влюбленных и разбивая сердца тайных вздыхателей. Как правило, после медленных танцев, на дискотеке определялись пары, иногда доживающие до выпускного вечера. Но чаще привязанности заканчивались, как только приходил черед новой дискотеке. Временные содружества распадались и возникали вновь на недолгий срок, повторяя в малых масштабах смену премьеров на политической дискотеке страны.
– Добрый вечер всем! – произнес в микрофон Овсянкин, – начинаем нашу новогоднюю вокальную разминку. Сейчас перед вами выступит ученик девятого класса Михаил Мальцев. Майкл споет песенку о том, чему учат в ДОЛе. Перевожу для непосвященных: ДОЛ – это Детский Оздоровительный Лагерь. Слова Мальцев сочинил летом на мотив известной песни первоклассников. Встречайте!
Под недружные и неритмичные хлопки, на сцену вышел белобрысый худенький мальчик, поправил очки на носу, озорно улыбнулся и ударил по струнам:
Крепко лагерь свой любить, у «Терезы» пиво пить
Учат в ДОЛе, учат в ДОЛе, учат в ДОЛе.
Пайку поровну делить, всех «козлов» по харе бить
Учат в ДОЛе, учат в ДОЛе, учат в ДОЛе…
В зале раздался какой-то легкий шум. Слушатели оборачивались на дверь, расступались, пропуская группу старшеклассников. Мальцев невозмутимо продолжал петь. Он сознавал, что его выпустили для «разогрева» публики. Не смущаясь подобной ролью, сверкнул глазами на группу девушек, среди которых полненькая брюнетка Надя Лычкина из параллельного класса, приветствовала его правой рукой, держа пальцы в виде латинской буквы «v». Мишка кивнул ей и закончил песню отчаянным гитарным тремоло.
Под недружные крики сотоварищей он поклонился, снял с шеи гитару и спрыгнул со сцены в зал. Девчонки обступили его. Надя Лычкина отодвинула подружек и небрежным жестом схватила Мишку за вихор.
– Что за дела? Не мог причесаться?
– Зачем? – искренне удивился Мальцев, – в старости сама собою облысеет голова, – он застенчиво улыбнулся. Улыбка очень красила его неприметное лицо.
– Молись, чтобы до старости дожить!
– Доживу, так как с Нового года решил вести здоровый образ жизни: не пить, не курить и тэ дэ и тэ пэ.
– Не забудь про джентльменский набор.
– Что за джентльменский набор?
– Зубная щетка и презервативы.
– Если что, выручишь? – шепнул он ей.
– Исключительно по старой дружбе, – засмеялась она.
Со стороны входа, где толпились старшеклассники, в окружении свиты, как маленький король, прошествовал Слава Верхонцев. Он задел плечом Мальцева и презрительно произнес:
– Брысь от наших девчонок, «гитераст» несчастный!
– Ты что, приватизировал их? – огрызнулся Мишка.
– Я всю школу с потрохами приватизировал, – ответил Верхонцев, а «охрана» его, расправив плечи и, поигрывая бицепсами, оттеснила Мальцева в сторону.
– Лычкина, сколько раз тебе говорил, не заигрывай с «гитерастами»! – по – хозяйски проинструктировал Надю Верхонцев.
– Да пошел ты!
– Ну, вот и договорились.
Славка был на год старше своих одноклассников. Пока Димка Овсянкин с друзьями благополучно заканчивал очередной учебный год, Верхонцев – старший увез сына на греческий остров Тасос, где тот с февраля месяца отдыхал от пьющей мамы и ее любовников, купаясь в Эгейском море. Нынче ему пришлось повторять программу девятого класса еще раз. Зато он подтянул разговорный английский.
Димка объявил следующий номер. На сцену в облегающем зеленом платье, гибкая, как ящерица, вышла бывшая одноклассница Славки – Лена Субботина. Лена была секс – символом школы: хорошенькая, голубоглазая, с пышными светлыми волосами и пухлыми губами, она пользовалась фантастическим успехом не только у мальчишек школы, но и у большей части мужского населения города. Ее подвозили в школу на разных машинах. Цвет и марка машины зависели от того, кто из преуспевающих мужчин города в данный момент был увлечен ее прелестями. Лена Субботина кивнула Овсянкину, под вступительные звуки фонограммы вынула из стойки микрофон и подошла к самому краю сцены.
– запела она, скользя взглядом по залу. Остановив свой взгляд на Верхонцеве, Лена продолжила, обращаясь, будто лично к нему:
Ты в первый раз в любви признался мне
И называл меня своей принцессой,
А мне казалось, не настал мой час,
Что о любви еще мне думать рано.
Я отвечала, весело смеясь,
Что ты герой не моего романа.
Лена играла со Славкой. Ей нужен был «предмет» в зале, которому бы она пела эти слова. Верхонцев растянул в улыбке рот. Было приятно, что Субботина выделила его из толпы. Даже, если это не более, чем розыгрыш, все равно приятно. За то, чтобы Лена одарила вниманием, многие мальчишки отдали бы самое дорогое.
Когда Субботина раскланивалась под свист, аплодисменты и восторженное улюлюканье, Славка выстрелил из хлопушки, осыпав ее разноцветными конфетти с головы до ног. Лена весело засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.
– Она не только хорошо одевается, но и очень быстро раздевается, – заржал один из «телохранителей».
– Заткнись, амеба, – оборвал его Верхонцев, – не повторяй чужие шутки. Он прищурил глаза, наблюдая, как вертлявый одиннадцатиклассник по кличке «Дыня» подошел к сцене, как, картинно взмахнув рукой, помог Лене спуститься в зал. Овсянкин объявил «белый танец» и врубил что-то томно – тягучее. Cубботина неожиданно развернулась, оставив «Дыню», и пошла прямо к Верхонцеву.
– Привет, суслик, – сказала она, – пойдем, потанцуем? Верхонцев недоверчиво посмотрел на нее. Субботина, доказывая, что не шутит, положила на плечи Славке руки, чуть – чуть возвышаясь над ним. Славка зарделся, осторожно обнял ее за талию и стал неловко притопывать вправо и влево в такт музыке. Субботина, будто издеваясь, притянула Славку за шею ближе к себе, так, что его глаза оказались на уровне ее губ. Он, тяжело дыша, уставился на пухлые смеющиеся губы. От одной мысли, что Ленка рядом, кровь прилила к низу живота и плоть взбунтовалась. Славка отпрянул, пытаясь держать расстояние, но Ленка, входя в кураж, нагнулась к его уху и пощекотала губами. Сердце Славки оборвалось, он остановился, как вкопанный, сбросил руки с бедра Субботиной, пристально посмотрел ей в глаза, и спросил:
– У тебя что, глюки? Я ведь не папочка….
– А ты бы хотел поменяться с ним местами?
– Я бы хотел, чтобы ты нас не трогала…
– Вот такая я зараза, девушка твоей мечты, – засмеялась Ленка и снисходительно погладила Славку по голове:
– Катись, суслик, а то группа поддержки тебя заждалась! И не забывай трусы завязывать красивым бантиком!
Славка психанул, и выскочил из зала.
– Какой жестокий мальчик, – обратилась Ленка к подошедшему Дынину, – он всех обижает…
– Потом вообще может стать браконьером, – сострил «Дыня» и засмеялся своей шутке.
В зале появились дежурившие на этаже учителя, чтобы проверить, все ли спокойно на дискотеке.
– Любовь Александровна, – окликнул Любу одноклассник Славки – Алешка Тропинин, – вы че не танцуете? Смотрите, Анька щас Семена Федоровича в темный угол уведет, и не досчитаетесь одного из коллег.
– Ха – ха! Опоздала твоя Анька, ей не отколется, – хмыкнула Лычкина, – она повела глазами в сторону стоявшей в отдалении пары, – его Кружевница очаровала и, кажется, надолго.
– О-о, это потрясающе интересно! – нажимая на «о», оживился Тропинин, – у Семена сегодня счастливый день!
– Алеша, какой он тебе Семен? – одернула Люба Тропинина.
– А че такого, Любовь Александровна? Ваши предки, наши предки на одной сидели ветке!
– Пойди, остроумный ты мой, посмотри лучше, что там со Славой случилось?
– Так отыщи его, а то он кого-нибудь побьет, чтобы разрядиться.
– Я ему щас без надобности, вот, если бы Субботина от своего «Дыни» оторвалась, тогда другое дело…
– Алеша, это что, правда?
– Самая что ни на есть правда. Ленкины духи действуют на Верхонцева как нервно – паралитический газ.
Люба с сожалением посмотрела в сторону Субботиной, которая беззаботно смеялась очередной шутке Дынина.
Дискотека набирала обороты. По углам, где было темнее, парочки откровенно обнимались. Дежурные учителя растворились среди танцующих, не мешая интиму. Сибирцев совмещал необходимое (наружное наблюдение) с приятным (общением сразу с двумя прекрасными особами). Этими особами были: Кружевница, которая предпочла дискотеку домашнему одиночеству; и любимая баскетболистка Семена – Аня. Сибирцев, забыв про свою вчерашнюю страшную клятву – на женщин не смотреть, распускал перышки, как павлин. Флюиды обожания обволакивали его и томили душу неясными предчувствиями, соблазнительными и пугающими. Он еще не ощущал необходимости в кредите, но авансы были приятны ему. Впрочем, в глубине души он сознавал, что за это придется когда-нибудь расплачиваться. Кружевница стояла грустная, задумчивая, была чертовски хороша и поэтому нуждалась в защите от случайных посягательств великовозрастных балбесов. Семен охранял Кружевницу, почему-то сочувствуя ее печали. Он был неопытен, и не догадывался, что океан любви берет начало в болоте сочувствия.
Длинноногая Аня Гордеева считала за счастье постоять рядом с Сибирцевым, лишь бы ее не гнали прочь. Ради сегодняшнего вечера она поменяла имидж: волосы, затянутые обычно в пучок, чтобы не мешали на тренировках – свободно струились по плечам. Ходульные ноги, как правило, упакованные в джинсы, в колготках «Грация» смотрелись, будто ноги модели. Маленькое красное платье красиво обтягивало чуть округлившиеся бедра, и Аня, словно Золушка на балу, чувствовала себя другой девушкой, словно в ее тело вселился совсем незнакомый ей человек. Она осторожно присматривалась сама к себе, и ловила удивленные взгляды одноклассников. Тропинин подошел сзади и дернул ее за руку:
– Ты что, Гордеева, понты кидаешь, своих игнорируешь? Пойдем в кружочек, потопчемся!
– Утухни, дурак, не приставай, – отмахнулась Аня от него и преданно посмотрела на Сибирцева.
– Иди, Аня, веселись с ребятами. В этом платье ты такая красивая, грех стоять в темноте, где тебя никто не видит.
Глаза Ани вспыхнули неподдельной радостью.
– Вы разрешаете? – спросила она Сибирцева.
– И не запрещал никогда, ты сама себе в удовольствиях отказываешь. Считай, что танцы – это тоже тренировка.
– Тогда я пошла, – она скользнула ладошкой в ладошку Тропинина, а тот, держа ее руку как драгоценность, повел свою Золушку в центр зала. Сибирцев проводил их взглядом и снова остановил его на Кружевнице.
– Может, выйдем в коридор, там попрохладнее, – предложил он.
Ирочка согласно кивнула. Они остановились рядом с дверью в зал, чтобы время от времени контролировать ситуацию.
– Вот, жду, жду от мужа весточки, – грустно произнесла Кружевница, – а он ничего не сообщает о себе. Когда приедет? Жив ли? Здоров ли? Волнуюсь, как он там? Просто мука – это ожидание! Некоторые женщины спокойно относятся к командировкам своих мужей: могут веселиться, в рестораны ходить, с приятельницами общаться, а я идиотка какая – то. Ничего не мило без любимого. Мне говорят – ты не от мира сего. Не знаю, так ли это. Знаю одно: когда в жизни нет любви, в ней нет и жизни!
– Ирочка, это неверное представление. Жизнь – нечто более сложное, чем просто любовь. Часто любовь заманивает пряником, а в середине ее – стальной крючок, повесят тебя на него, и не пикнешь! – Сибирцев вспомнил строгий голос жены по телефону. – Важно в этом вопросе соблюдать меру. Это – как красный перец в супе. Добавишь чуть – чуть – свежо, остро, приятно. Ешь и балдеешь! Бросишь много – обожжешься, не сможешь проглотить. Ей – богу, не надо так растворяться в супруге, иначе волей – неволей выпадешь в осадок, – сказав это, Семен сам удивился своему необычайному красноречию. «Черт, что это со мной?» – подумал он.
– Я ничего не могу с собой поделать, мне скучно без мужа, я – чахну…
– Ирочка, не пугай меня. Представляешь реакцию мужа? Он приехал, а тебя нету, ты зачахла. Ау, где Ирочка? Нет Ирочки! Пойдем – ка лучше покружимся вокруг елки среди ликующей молодежи. Помнишь, в старом фильме?
Когда кругом ликует молодежь, то я уж сам уж делаюсь молож!
Кружевница рассмеялась и спросила:
– Что вы, в самом деле, на себя наговариваете? Только – только, наверно, возраст Лермонтова пережили?
– Я польщен, поскольку нахожусь в критическом возрасте Пушкина. Рекомендую заниматься спортом. Да, мы же договорились на «ты»! Надо, Ирочка, исправляться! – напомнил ей Сибирцев и повел Кружевницу в круг танцующих.
Люба непроизвольно зафиксировала ухищрения Семена. «По – моему, он уже стекает в ботинки от счастья» – подумала она.
В вестибюле школы Каржавин охранял вход от нежелательных «элементов» с таким же упорством, как Красная армия – Брестскую крепость. На дискотеку с пьяной настойчивостью рвался бывший выпускник школы Олег Черепнин, старший брат шестиклассника Сашки Черепнина – грозы местных окон и непревзойденного рисовальщика на стенах школьных туалетов. Однажды Сашку застали во время урока за исправлением надписи, весьма любимой начальниками жилконтор. Надпись гласила: БЕРЕГИ ТЕПЛО. Сашка уже счистил со стены первую букву в слове ТЕПЛО, отчего слово утратило ясный смысл, и вдохновенно принялся за исправление глухого «П» на звонкую букву «Б». Тут-то его и застукал сантехник, проверявший температурный режим батарей. Сантехника почему-то не обрадовал новый вариант текста. Он взял Сашку за ухо и отвел к директору. Директор был либералом, он слегка пожурил хулигана за порчу школьных стен и отпустил с миром.
Старший брат Сашки – Олег пытался выжить в трудных условиях любым способом. С работы его выгнали, когда он попался на продаже наркотиков. В школе знали о его подвигах, поэтому строго следили, чтобы между ним и учащимися никаких контактов не было. – «Береженого – Бог бережет», – говорил директор.
– Пустите меня всего на пять минут, – просил Черепнин, – мне кое с кем поговорить надо.
– Вы, кажется, пьяны, тут вам делать нечего, – отрезал Каржавин.
В это время из зала вышли Субботина и Дынин. Черепнин оживился и помахал Дынину рукой, чтобы тот подошел. Субботина, у которой разрядился мобильник, обратилась к Николаю Петровичу:
– Откройте, пожалуйста, канцелярию, мне нужно позвонить, чтобы меня встретили….
– Сейчас, только возьму ключи, – и строго сказал Черепнину: – стой тут, парень, не смей никуда ходить, если не хочешь неприятностей.
– Не бойтесь, я смирный!
Каржавин ушел. Черепнин осмотрел Субботину с головы до ног и ухмыльнулся:
– Красавица, у моего друга на рынке как раз по твоему размеру дешевые лифчики из ситчика есть, ты бы зашла примерить! Наладим психофизический контакт.
О проекте
О подписке