Когда богиня страсти и любви,
В его объятья с неба отпускалась,
То радуга, горевшая вдали,
Цветами страсти их переливалась.
Ярился муж, обманутый в ночи,
И молнии метал в леса густые,
Но страсти не унять и высоты,
И вот они в порыве том забыли,
О том, что тайны вечные хранит
Переливаясь разными цветами
Там Лады пояс, и опять горит,
В слепой ночи ее звезда над нами.
Звезды в небе сияли в ту лунную ночь, когда Перун бросился к своей вечной возлюбленной Ладе.
И не нашел ее в чертогах. Она же только что говорила с Мокашью. Сурова в тот миг была богиня судьбы.
– Он любит тебя, да и как тебя не любить. И Арес любил Афродиту, у них там война с любовью всегда рядом шли, но у нас совсем другой мир, и подумай хорошо, прежде чем в объятьях Перуна оказаться. Стоит ли страстью вашей множить не только любовь, но и вражду. Тебе ли не знать каков он.
– А если я откажу ему, что будет? – вопрошала ее Лада.
Слова богини судьбы и для нее были решающими.
– Ничего хорошего, – согласилась она, только хуже не будет, чем тогда, когда ты согласишься быть с ним.
Это и стало той последней каплей, переполнившей чашу Сварога, когда они смотрели на воду в ней, и только после этого принимали решение.
Решение было и на этот раз принято.
И прежде с тоской и горестью взирала Лада на Велеса – вечного возлюбленного всех богинь. Когда-то в ярости его не просто сбросил Перун на землю, но заставил весь день в медвежьей шкуре ходить. И только ночь, когда не могли красоты его видеть женщины на земле, и богини на небесах, только тогда и позволял он ему до рассвета от шкуры той избавляться.
Знала о том чародействе Лада, как не знать. Но когда Мокашь позволила ей быть с ним, или, если не позволила, то и не противилась, тогда и закружилась от восторга Лада, что-то сказала Лелю, развязала свой разноцветный пояс и на небеса его закинула. И быстро, стремительно сбежала в лес заповедный по этой радуге, где и обитал красавец -медведь уже успевший человеческий облик принять. Он готовился отправиться к хороводу, чтобы на молодежь полюбоваться, но задержался, когда радугу в небесах узрел, только смотрел на нее и поверить не мог, что это она, наконец, решилась к нему на землю ступить.
А серебристый плащ Лады уже мелькал между деревьями, и, сбросив его на ходу, она бросилась в его объятья, плакала и смеялась, и говорила обо всем сразу. А он только молча вытирал ее слезу на щеках, и любовался ею.
Какие тут слова. Да ради такой ночи он готов был и шкуру и все остальные наказания терпеть, никогда не понять воинственному сопернику его, что такое страсть, пусть и на земле, и в заповедном лесу.
Но он даже и не понял- этот грозный Перун, когда на землю его бросал, что только здесь он и сможет почувствовать и насладиться ею в полной мере.
На небесах, среди туманов и великолепия ничего такого не пережить.
А она уже горела от нетерпения, и все дальше его увлекала. И тела были обнажены, и объятий никакая сила не разорвет.
В тот момент и прошмыгнула где-то рядом первая молния Перуна. Осветила ее прекрасное тело в миг соединения, так, что Велес замер от восторга, да и пропала. И только по тому, как визжали девицы с одной стороны леса, а черти выскакивали из своих омутов с другой, и понятно было тем, кто ничего не видел и не слышал, что шуму Перун натворил немало.
Беспечны и веселы были они, и разноцветный пояс ее сверкал на звездном небе. Какая беспечность. Но когда и о чем влюбленные задумывались?
№№№№№№
Какая беспечность, подумал в тот миг бог влюбленных Лель, когда увидел тот пояс, и молнии, в беспорядке метавшиеся. Сначала он сорвал и спрятал пояс, а потом и к Перуну направился.
– Сварог отдыхает, смотри, новые молнии не скоро получишь, а что ты без них делать станешь, как чертей и людей пугать будешь.
И хотя Лель разозлил его еще больше, но он здраво рассуждал, потому и остановился Перун. Сначала думал он, что у него в глазах потемнело, а потом понял, что это просто радуга на небесах пропала, пока этот хитрый тип заговаривал ему зубы, ее стащил кто-то.
Сначала он решил, что это Лада вернулась, но чертоги ее были по-прежнему пусты. Тогда стал он ее на земле искать, ведь плащ ее светился во тьме, но там столько костров полыхало в разных местах, что попробуй, рассмотри, где и что, нет, без радуги он точно ее отыскать не сможет.
Лель и не знал, что делать, если бы бог всех ветров Стрибог не пролетал мимо, и не рассмеялся громко.
– А что творится у вас тут, что это молнии мечутся, как угорелые, уже и черти замертво падают от страха.
– Ты бы все о чертях пекся, что с ними сделается, там Лада.
И вдруг лицо его осветила тусклая луна, и он понял, что делать нужно.
– Ты вовремя сюда пожаловал, что бы я без тебя делал, усыпи Перуна, окутай его ветрами своими, пусть забудет он о том, что было этой ночью.
– А зачем мне это, не многого ли ты хочешь.
– Ты богиню любви готов ему на растерзание отдать?
Лель всегда умел уговорить, убедить, заставить.
Свистнул по-молодецки Стрибог, ветры буйные со всех сторон налетели, им давно хотелось с Перуном посчитаться, и закружился он, и погрузился в сон-забвение, так, что и не помнил ничего, кое-какие молнии ветры собрали и принесли Лелю, чтобы пропажа была не так велика. А тут и рассвет наступил.
Взглянула еще раз Лада на Велеса, еще раз к прекрасному телу его прильнула, пока в шкуру медвежью он не обрядился, в тот момент радуга на небесах и загорелась снова.
Поднялась она по ней в Ирий свой, и сразу же с Лелем встретилась. Он не стал ее ни в чем упрекать, видя, как она счастлива, только потребовал, чтобы она слово дала, что не станет ночью спускаться к Велесу.
– А днем он не сможет отыскать тебя. Попроси у Яги, чтобы на время ваших свиданий расколдовывала она его. Старуха не так слаба, как кажется на первый взгляд, она сможет если захочет.
– Если захочет, – задумчиво произнесла Лада.
Она вспомнила, как Ясуня когда-то любила Велеса, только когда это было, да и кто его не любил, но все меняется в этом мире, теперь пришел ее черед.
Так оно и случилось, только днем по радуге своей к своему любимому теперь спускалась Лада, и назад она до темноты еще возвращалась.
И метался ревнивый Перун, да нигде они их отыскал не мог, и был уверен в том, что в это время остается вечный соперник его по его велению в медвежьей шкуры.
Никто не осмелился Перуну сказать о том, что в тот момент когда на небесах радуга, а Лада в его объятьях, что как плащ ее серебристый, и шкура его валяется в высокой траве, а юные и прекрасные тела льнут друг к другу.
Плохо земля с небес видна, не мог такой мелочи разглядеть грозный Перун, да и не надо было ему всего этого знать, ведь когда мы знаем меньше чужих тайн, то и живется нам спокойнее. А грозному богу во все времена покой только снился, потому и не волновали его особенно другие духи, никто ему это тайны так и не открыл, вот в неведении он и оставался.
А Лель смотрел на радугу и улыбался. И вся природа торжествовала и улыбалась вместе с ним.
Но чтобы он ее не отыскал,
Красавец -Лель тот пояс ночью прячет,
И где-то там, в бездонности зеркал,
О дивной страсти снова ветер плачет,
И счастлив Велес, и летит во мрак,
Стрела той ревности, но в ней ли сила
И радуга с рассветом в небесах
Сияет, и она идет счастливая,
Все остальное только миражи,
Но страсть и нежность в небе торжествуют
И радуга прекрасная дрожит.
И вся природа дивная ликует.
Только месяц осветит дорогу
в этот дивный таинственный лес,
И идем мы по тропке во мраке в
это царство стихий и чудес.
Нас ведет она, Старая, снова,
чтобы мы не плутали вдали.
И пути не хотели иного,
в лес Надежды, Мечты и Любви.
Мы уходим от шумного мира,
прикасаясь к сказаньям и снам.
Как нам стало и пусто и сиро,
только с нами Яга и Луна.
На опушке нас Леший встречает,
и русалки давно заждались.
Сколько дивных историй и таинств,
все послушать опять собрались
И кота Баюна и Кикимор,
и лениво нас встретит луна.
В этом мире, навеки любимом,
никогда я не буду одна.
И в тени заповедного леса,
вечно духи и сказки живут.
И сегодня расскажет про это
Кот Баюн. Разместился он тут
плут известный, и дивный сказитель,
Он явился, чтоб нам передать,
от богов свой наказ и в обитель
заповедного леса позвать….
Пусть красивые сказки и лики,
будут с нами в тиши до утра.
Не забуду любимые лица,
и в тиши освещает луна
Этот мир, он в душе остается.
Он проснется внезапно от сна
Сказки вязь и слепящее солнце.
Возвращаться сюда я должна
Старуха ковыляла по тропинке. Она про себя усмехалась, вспомнив, что именно ей люди добрые и недобрые приписывали полеты в ступе, и какие-то там еще чудеса.
Может, и было такое, только она позабыть успела и шла на своих больных ногах, потому что была стара и немощна, и была самой настоящей Ягой.
И шла она к избушке на курьей ноге. А та вот именно, к лесу задом, а к человеку передом проворно поворачивалась. Только тогда и можно было войти в нее и расположиться поудобнее, свежих блинов отведать, а они всегда у Яги в запасе были, с пылу с жару, потому что без блинов не то, что дела никакого не делалось, но и сказка не сказывалась никогда, да и просто беседы получиться не могло.
Старуха род свой вела от племени великанов, во что сейчас было трудно поверить, но это так, Они хранителями мира и оставались во все времена. И единственное, что требовалось от нее, это сохранить те самые предания, которые и были великим даром и огромным богатством, с ним никакое золото и серебро сравниться не может. Только не ценили люди этого, они вообще ничего не умели ценить, ничем не интересовались особенно, и только небылицы про нее сочинять и горазды были. И все только чтобы серость свою да убогость оправдать.
Но Яга не сердилась на них, она давно на них не сердилась. Вот ведь нашелся один, тот самый, кому можно доверить все ее сказки и предания. Она помнила те времена, хотя со счета сбиралась, когда это было и быть могло, когда сама вот так отправилась к дракону, уже каменевшему от старости, чтобы послушать и запомнить все, что он ей рассказывать станет. А то, что рассказать не успел, прочитала она на камнях высеченных, потому что научил он ее читать, знал, что всего рассказать не успеет. А потом хранила она все, что узнать и понять сумела. Ему -то что, он записать может, да еще и размножить, а вот она столько веков подряд готова была все оставить, чтобы только не затерялись, не пропали бесследно, не исчезли сказания те. И уселась старуха около перепутного камня – того самого, который на перекрестке всех дорог лежал, только здесь можно было перенестись в то время, какое тебе надобно, и увидеть то, что было тогда и как это было в те времена. Ведь слово всего не передаст, да и память запутать все может. А вот если коснуться ладонью камня, то это совсем иное дело. Люди догадывались о таком, только знать и применить на деле не могли. Недаром они восклицали :
– Если камни могли говорить, а они не только говорить, но и показывать все могут, что вздумается.
Сначала пожаловал кот Баюн, куда без него в лесу заповедном, и уселся с ней рядом. Это был Баюн, тот самый кот ученый, о котором еще поэт много лет назад сказку сочинил, да где он тот поэт, а кот живехонек и целехонек, да и что ему сделаться может, он еще всех тут переживет. Да и пусть сказки свои сочиняет и рассказывает, это важнее всего на свете.
О проекте
О подписке