– А что с ней? – нахмурился я. – У нее все отлично. Балашиха, дочь, муж, больница.

– Ладно, ладно, не кипятись, – поднял он руки, заметив в моих глазах угрозу. Я не очень люблю, когда вмешиваются в мою жизнь. В любые её области.

– А здесь-то ты кого ждешь?

– С утра помниться ориентацию не сменил, так что девушку, – расслабленно усмехнулся я, когда сменили тему. На самом вверху лестнице прозвучал взрыв хохота, и мы повернули головы.

Две девушки улыбнулись Олегу и лукаво взглянув на меня, процокали каблуками в сторону трамвайной остановки, почти сливаясь с уже темным городским ландшафтом.

Я почему-то вспомнил, что Аня на каблуках ходить не может, ноги в пуантах и без того адски болели.

– Слушай, у тебя вроде серая была Дска.

– Была, – вздохнул я и смел несколько налетевших снежинок с крыши машины. – Но один придурок на дороге решил, что она устарела, вот и влетел в меня на полной скорости.

– Оу, а я и не знал, – фальшиво опечалился он, а потом чуть наклонился ко мне и доверительно произнес: – Главное, что яйца как колеса не покатились, верно?

Я фыркнул.

– Твои яйца скоро могут отвалиться из-за других колес.

– Да, я ж почти завязал. У меня же работа. Спектакль скоро.

– И я очень рад это слышать, – неверующе ухмыльнулся я и попрощался с самым скотским и бл*доватым человеком, которых встречал в своей жизни. Одно радует, что студенток он пока не трогает. Первокурсниц точно.

Я взял телефон. Времени еще было шесть минут, и я сел в машину, включив приятный слуху ритм фортепианной музыки.

Я всегда считал, что слова только портят её, и что удивительно, Аня была со мной согласна, хотя в её плейлисте во вконтакте было много ритмичных треков. Сказать честно, Аня была во многом со мной согласна. И теперь желание затащить её к себе в логово, и узнать насколько она может быть послушной и услужливой, стало неодолимым.

Я ответил на звонок Новикова, тот был еще трезвым и сказал, что не выпьет ни капли, пока не увидит меня с моим птенцом.

Сегодня он за это даже не получит, больно настроение хорошее. Я даже не удержался и с улыбкой напомнил, что его птенец в штанах всегда с ним.

Когда время перевалило за шесть, я раздраженно посмотрел на закрытую двухстворчатую дверь старинного здания. На крыльце горел свет, что выделяло дверь ярким пятном. И я бы точно не пропустил Аню.

А нам еще за вином ехать через очередную пробку.

Я только собрался набрать девчонку, как мне пришло сообщение, разом понизившее отметку настроения почти до нуля.

«Рома».

«Я жду уже десять минут».

Не прошло и минуты, за которые я уговаривал себя не сорваться и просто не забрать Аню силком. Потому что понял, она не выйдет.

«Я не могу. Репетиция затягивается».

«Отпросись», – потребовал я, с силой вжимая пальцы в экран.

Хоть раз в жизни. Потому что я, бл*ть, всю неделю только и жил мыслью об этой долбанной пятнице. Ну же!

«Я не могу. Не сегодня».

Я резко выдохнул горячий воздух, создавая вокруг себя белое облако. В машине было холодно, а во мне полыхал жар гнева. Я сжал одну руку в кулак, а из другой выбросил телефон на заднее сидение.

Все. Хватит.

Это категорически неправильные эмоции.

Недостойные ни взрослого мужика, ни тем более опытного врача. Я не должен так переживать из-за неудавшегося свидания. Не должен. Не должен! Она всего лишь девчонка.

Таких вон, целый город! Бери любую. Слышишь, Синицына? Любую! И я возьму. Прямо сейчас поеду и найду Ленку или Марину. Нет, только не ее.

Сука! Никого, кроме Ани.

Я прикрыл глаза, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Не хватало еще раз машину менять.

Ты взрослый мужик Рома, а Аня просто не смогла отпроситься.

Просто не смогла.

И сейчас репетирует там со своим Веселовым.

Да хрень собачья! Пошло оно все!

Я завел двигатель и рывком развернулся. Нет, это ненормально. Я всегда был степенным водителем, а из-за Ани совершенно иррационально начал сходить с ума.

Новиков ждет. Хорошо, что хоть кто-то ждет, это позволяет не застывать в одной жизненной проблеме, а двигаться дальше.

– И я ей такой говорю, у меня с собой такой градусник, что мало тебе не покажется.

– А что она?

– А она потекла, как ртуть.

Заржали почти все, даже Новиков улыбнулся, хотя с беспокойством поглядывал на меня.

Я не был к месту на этом празднике черного юмора и пошлых историй о пациентах, врачах и медсестрах.

– И мне было стыдно сказать, что я гинеколог, так что я просто ляпнул, что работаю во внутренних органах, – хохотнул блондин.

Я его не знал. Шутка была забавная, хоть и устаревшая.

Я болтал лед в стакане с виски, к которому даже не притронулся. Я хотел поехать домой на своих колесах, а не брать такси. Но злость на Аню и ситуацию, в целом, пьянила не хуже сорокаградусного напитка в моей руке.

Где-то сбоку завибрировал телефон, и я явственно услышал, что это мой. Новиков забрал его минут пятнадцать назад, так как я безотчетно пялился в темный экран почти час.

Не отрываясь. Я все ждал.

Одно извинение, и я бы сорвался, и привез ее сюда, заставив сосать мне по дороге. Заставил бы насаживаться ртом на член, а потом бы выстрелил в горло. Наказал за испорченный день, а ей бы еще и понравилось.

Я вытянул руку.

– Дай, я посмотрю от кого.

– Да на репетиции твоя Аня, скоро закончит и позвонит, – улыбнулся Новиков и сделал глоток из своего бокала.

– Дай. Долбанный. Телефон, – рявкнул я, испугав Димона так, что он облил кристально белую рубашку.

На нас обернулось несколько человек, а гинеколог прервал даже очередную хохму.

– Вот ты псих, – недоуменно посмотрел на меня Новиков, но мне было уже плевать. Да и чужое мнение меня редко волновало.

– Мы поспорили, сможет ли он заставить меня облиться. Я проиграл, как видите, – махнул Новиков гостям и все вернулось на круги своя.

Кроме меня. И моего напряженного состояния. Нервов, по лезвию которых уже ходил Новиков.

Я не сводил с него взгляда, уже готовый вытрясти насмешливый дух и свой смартфон. Там наверняка написала Аня.

Димон все-таки достал мобильник, но не отдал, а открыл сообщение Ани Я четко видел ее имя в шапке. Судя по размеру, пришла фотография.

– Димон, сукин ты сын, отдай сюда.

Но тот лишь мгновение пялился в экран и тут же провел пальцем, очевидно перелистывая еще одно фото. Сколько их там пришло?

– Новиков, – уже встал я, но тот тоже вскочил и бросился от меня в сторону, снеся по дороге вазу с фикусом.

– Прекрати орать, а то я тебе валокардинчика выпишу.

Он отступал назад и начал искать кнопку, чтобы удалить файл. Тварь! Я уже совсем взбесился.

Резко толкнул его к стене, так что тот ударился об нее и скатился вниз. Я выхватил телефон и с хлопком закрылся в спальне Новикова.

Получив возможность открыть сообщения, я ею воспользовался… И… застыл, чувствуя сильнейший удар под дых.

Да, это были фотографии, и на них была сама Аня, и она танцевала.

Наверное, если смотреть в процессе, это красиво и одухотворенно, но мой мозг запечатлел лишь, как рука малолетнего сального щеголя застыла на груди Ани, пока она, откинувшись назад, висела на его бедрах, зацепившись ногами.

Именно так, как я трахал ее в последний раз.

– Что за х*йня? – процедил я сквозь зубы и перелистнул фото.

И снова Аня, и снова этот Артур.

Он держал ее на руках. Сильных, разумеется – одной обхватив талию, другую держа между ног, именно там, где должны быть только мои руки.

– Это что за порнуха?

Я смотрел балет и, хоть ножом режь, не помню такого. Вообще не помню, чтобы балет у меня вызывал хоть отголосок возбуждения, сейчас же я заполучил не только железный стояк.

Желание убить Аню и этого ее Веселова, который так лихо лапает мою женщину, было побольше моего немаленького члена.

Уже подъезжая домой, от греха подальше, я остановил машину, прямо перед подъездом и с огромным удивлением отметил белый солярис Афанасьева.

И в темноте салона, за полутонированным стеклом мелькнула голубая куртка.

Меня как током шандарахнуло.

Я не спрашивал себя, как эти двое оказались здесь вдвоем, и почему они вообще оказались здесь.

Я просто выскочил из машины и рванул выручать свою Птичку.

Глава 7. Аня

Когда репетиция подошла к концу, Артур, сегодня совсем распоясавшийся, конечно же ушел, со мной не попрощавшись. Ну, еще бы, в какой-то момент я просто столкнула его со сцены под громкий хохот остальных, когда он в который раз цапанул меня за грудь.

Впрочем, меня больше волновал молчавший телефон, с которого сидя на остановке, я не сводила глаз. Сама позвонить Роме я не решалась, даже включить приложение была не в силах.

В моем теле поселилась удушающая тяжесть, оно словно стало весить килограмм на десять больше. Руки просто крепко сжимали гаджет, впиваясь пальцами, наблюдая, как на него стекают слезы, почти мгновенно превращаясь в ледяные шарики. Они скатывались вниз, теряясь в грязном снегу, что так часто сменял кристально белый, утренний.

Вот так бы и сидела на холоде, с отмерзшей задницей, и лицом уже полностью залитым слезами, если бы не гудок автомобиля и знакомый, высокий голос.

– Синицына, ты нам здоровой нужна. Поехали подвезу.

Мне он не нравился. Этот Олег Вениаминович.

Ни его сальный взгляд, ни вечно искривленные в усмешке губы, ни волосы, которые он постоянно откидывал назад, словно припадочный. Но я замерзла, а у него наверняка работал обогреватель, и он наверняка мне ничего не сделает, боясь расправы ректора вуза. Но самое главное, он подвезет меня к Роме, потому что сама я не решусь сесть в такси.

Да, я поеду именно к нему. И буду сидеть в подъезде или возле, и ждать. Ждать, когда он, скорее всего пьяный, вернется домой. И буду оправдываться, и буду целовать, потому что не могу жить без надежды, пусть на редкую, но встречу.

Как бы я не хотела от него освободиться, собственные чувства давно загнали меня в капкан и теперь острые края не давали мне уйти, нанося кровавые раны. На сердце и душе.

– Синицына, ты еще с нами? – насмешливо поинтересовался Афанасьев, уже успев приблизиться и помахать перед моим лицом рукой.

– Конечно, – улыбнулась я, стирая последние слезы и чувствуя, насколько затекли ноги. Все-таки движение – жизнь. – Вам будет удобно меня довезти до дома?

Уточнять до какого я не собиралась.

– А ты из какого района? А, неважно, – махнул он ладонью и очень по-джентельменски открыл мне дверь своей чистенькой, синей мазды.

– С такой девушкой хоть на край света.

Это была настолько избитая фраза, настолько вялый подкат, что мне жуть, как захотелось закатить глаза. Но вместо этого я мило и ненатурально улыбнулась, почти что копируя его выражение лица, и залезла в машину. На улице и так было темно, а через тонированные окна почти не проглядывалась улица, и даже городское освещение.

– Нравится? – любовно погладил он приборную панель, на которой мигало сотни цифр, в которых я никогда не разбиралась.

– Очень, – все таким же болванчиком ответила я, но меня уже потряхивало от нетерпения. Когда мы поедем?

Я назвала адрес, и мы тронулись с места. И если Рома водил машину мягко, также, как ласкал руками, то у Афанасьева были явные неполадки в нервной системе.

Он все делал рывками. Говорил, танцевал, и вел машину. К середине пути у меня уже не было уверенности, что я увижусь с любимым, скорее с отцом. Вот так и попадают в аварии, гоняя на желтый свет и стартуя раньше, чем загорится зеленый.

– А знаешь, сколько она стоит? – вернулся к разговору о собственных достоинствах Афанасьев. Не удивилась бы, если он прямо сейчас достанет член, чтобы продемонстрировать размер. Немного покопавшись в интернете, я знала, что у Ромы все равно будет больше.

– Мне как-то неинтересно, – вежливо ответила и взглянула на проносившийся за окном ночной город. На то, как мелькали уличные фонари, яркие вывески магазинов и уже новогодняя иллюминация. Где-то там злился Рома, и мне не терпелось увидеть его, даже раздраженного, даже в гневе. Любого. Моего.

– Очень дорого. Я ждал три месяца, пока ее привезут. У нее полная комплектация и новый комплект…

У него не затыкался рот, отчего меня стало клонить в сон. Ну, сколько можно говорить о машинах. Достал! Лучше бы его последний спектакль обсудили, провальный, надо сказать. И я могу даже назвать причину такого результата. Расхлябанность. Как движений, так и поведения актерского состава. А кто виноват? Разумеется, руководство, перетрахавшее половину актеров. Причем была некая уверенность, что не только женского пола.

– Ты какие машины любишь?

Серьезно? Спрашивать про машины у балерины? Это как спросить у боксера, какие лыжи он предпочитает. Впрочем, была одна машина, которая мне очень нравилась. Трахаться в ней очень удобно, как оказалось.

– Ситроены.

– Французы, – фыркнул он, скривив лицо, сворачивая на нужную улицу. – В них, конечно, есть свой класс, но двигатели слабые, лошадок мало, а скорость они набирают, как черепахи из Тодеса.

Он рассмеялся своей шутке, а я лишь улыбнулась. Вежливо. Натянуто.

– Зато Ситроены надежные, особенно, если в них в аварию попадаешь.

– Здесь не спорю. Каталась, значит, на французах?

– Меня катали… – я резко умолкла, вспоминая те самые карусели, на которых меня прокатил Рома в своем ситроене. Лихо так, до детского восторга и крышесносного оргазма. А о плохом быстро забываешь.

Мы добрались до нужного дома и уже подъехали к подъезду, когда вдруг Афанасьев спросил:

– Так Веселов с тобой спит или с Губановой?

Такой резкий переход темы заставил застыть гипсом внутренности, и я чуть пододвинулась к выходу. Нащупав ручку, я потянула, но она так и не открылась. Блин.

– С Губановой.

– Как хорошо, а то я думал ты занята, – отстегнул он ремень и буквально вжал меня в дверь, потянувшись к моим губам. Вот это поворот.

– Что вы собрались делать? Я не хочу.

Я подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но рефлексы сработали быстрее и по лицу Афанасьева стало растекаться красное пятно. Пощечина не помогла, он только рассмеялся и снова наклонился ко мне.

– Ну давай же, я знаю, когда девочки меня хотят.

– Олег Вениаминович, но я занята, – толкнула я его сильнее, отворачивая лицо от его мокрых, причмокивающих губ.

– И кем же позволь спросить?

– Мною! – прозвучал знакомый, грубый голос в приоткрытое окно, а в следующий момент голова Афанасьева столкнулась с рулем.

– Ай! Сладенький?! Ты какого лешего здесь забыл? – крякнул Афанасьев, потирая затылок. Рома ничего не ответил, а только разблокировал двери и обошел машину с другой стороны.

Меня терзали два чувства. Бесконечное счастье от того, что я вижу любимого и страх. Рома застал меня в машине с другим. И вот теперь попробуй объясни этому безэмоциональному роботу, что бл*доватый режиссер просто меня подвозил.

Так, стоп?

– А откуда ты знаешь Олега Вениаминовича? – спросила я, пока Рома буквально вытаскивал меня из чужой машины и вел в сторону подъезда.

– Эй, эй! Рома, – в след нам бежал недонасильник. – Я же не знал, что Синицына с тобой.

– Как же здорово, что теперь ты об этом знаешь. Исчезни, Афанасьев.

Тот только взглянул на меня и улыбнулся. Очевидно, эта драматическая зарисовка его позабавила.

– До встречи на репетиции, Синицына. Извини, если обидел.

Ответить Рома мне не дал, буквально впихнув в дверь подъезда, а затем столь же неделикатно в лифт.

– Ай, Рома! Мне же больно, – стала потирать я плечо, которым ушиблась.

– Тебе ли не знать, Аня, что боль ведет к удовольствию.

– Это не…

– Закрой рот! – вдруг рявкнул он, от чего я обиженно насупилась.

Опять злится. И что он злится? Я же приехала. И он, вон, вроде и не выпивший. Несмотря на легкую тень ссоры, что пролегла между нами, я не могла на него насмотреться.

Впитывала образ, которым жила последнюю неделю, то и дело опуская взгляд к атрибуту, с помощью которого мне предстоит сегодня извиняться за сорванные планы.

Думаю, можно не говорить, что атрибут уже явно виднелся за ширинкой джинс, серьезно так их оттопыривая.

Когда мы вошли в квартиру, вокруг нас сгустилась напряженная тишина. Никто не произносил ни слова, в темноте снимая куртки и скидывая обувь с сумками.

Рома потянулся к выключателю, но передумал и медленно повернулся ко мне. Нависая, подавляя, заглядывая в глаза своими черными от темноты.

Вот прямо сейчас страх захватил меня целиком, легкой дрожью отдаваясь в руках, которые вмиг оказались в тисках его пальцев. В таком состоянии я его еще не видела и мне вдруг захотелось спрятаться, убежать.

– Рома, объясни мне…

– Нет, Аня. Это ты объясни мне, – прошипел, хватая меня за лицо.

– Тебе мало меня? Ты решила еще еб*рей себе завести?

– Что? – мое удивление было искренним, но Рома ни на грамм не поверил.

– Веселов. Афанасьев. Сколько еще поклонников ты мне покажешь, чтобы доказать, насколько ты дорого стоишь?

– Каких поклонников? Рома, ты несешь ерунду. Афанасьев просто подвез меня. Он просто…

– А ты просто дала себя полапать

– Лапаешь меня сейчас ты, – попыталась я вырвать руку, но проще было вырвать с корнем дерево. – Он ничего не успел, и, если ты помнишь, я влепила ему пощечину.

– Несильную, раз он только развеселился, – грубо напомнил Рома.

– Нужно было действовать как ты, и заставить целоваться с рулем?

– Все лучше, чем наблюдать, как целуется с ним моя… – он резко замолчал и вот тут меня понесло. Я даже мысленно не могла как-то назвать себя по отношению к нему. Я просто не знала. Не знала, как бы он представил бы меня свои коллегам и друзьям.

– Отлично, Рома, ты даже не знаешь, кто я тебе. А я скажу! Отпусти меня! – все-таки вывернулась я и отошла к двери. Я не хотела уходить, но готова была это сделать, если прямо сейчас ничего не изменится.

Нельзя обращаться с человеком, как с вещью, а потом уповать на судьбу, что она потерялась.

– Я скажу кто. Девочка по вызову. Любовница. Шлюха! – ткнула я в него пальцем.

Он дышал тяжело, в полумраке это ощущалось сильнее. Особенно сильно, когда он резким взмахом руки прижал меня к входной двери, больно ударив затылком.

– А кто спорит, малыш? Тебе с самого начала были известны правила этой недетской игры. Или я ошибаюсь?

Он приблизил свое лицо ко мне, вглядываясь и ожидая ответа. Признавать было больно, хотелось кричать и требовать уважения. Но против правды не пойдешь.

– Нет, не ошибаешься, – покаянно ответила я, но тут же воспарила духом. – Но это не дает тебе права…

– Это дает мне право знать, что ты танцуешь только на моем члене.

– Не груби. – отвернулась я и напоролась взглядом на зеркальную поверхность шкафа, в котором так хорошо были видны наши силуэты. Мой маленький, изящный и его высокий сгорбленный, чтобы лица были на одном уровне. Он повернул к себе мое лицо и спросил:

– И почему, скажи на милость, я мучаюсь всю неделю, сдрачивая каждый раз после твоего соблазнительно голоска, избегая на все готовых баб, а ты крутишь задом…

– Я не перед кем ничем не крутила, – моему возмущению не было предела. За кого он меня принимает?

– А ты считаешь, Афанасьев по доброте душевной юных девочек в машину сажает? Тебе рассказать, кто он?

– Я – не дура. Я все знаю. Рома, ты сдавил мне горло, – напомнила я, когда его рука с лица переместилась на шею и чуть сжала. – Он бы ничего не сделал… Не посмел бы.