Это не нормально. Не должно взрослого мужика так крыть из-за какой-то малолетки. Не должен он улыбку ее вспоминать, как на поцелуи отвечала, как устроила истерику после оскорблений.

А ведь могла и спасибо сказать. Спас ее считай. Не трахнулись бы мы, ну обменялись телефонами. А дальше что? Отношения на расстоянии. Или к себе ее забрать?

И надолго бы меня хватило?

Это с Ингрид у нас давние отношения, а остальных я воспринимаю лишь как разовые объекты. Так что, пусть спасибо скажет. Спас ее честь считай для какого-нибудь полудурка ровесника. Который неумелыми руками будет грудь трогать, с презервативом долго возиться.

Вот зачем я себя накручиваю? Что за нездоровая хрень?

Я даже в сторону отъехал, потому что перед глазами туман встал. Задыхался. Сжимал руль руками, пытаясь в себя прийти. Ладно, это временно. Надо плотнее делами заняться и не будет больше возможности думать о той, чье тело словно фарфоровое требует особого отношения. Ласк более опытных. Чтобы не отбилось желание заниматься сексом в дальнейшем.

Но я несколько раз вдохнул, выдохнул и погнал в аэропорт. Хватит уже здесь придаваться нелепым страданиям.

Вот только в Домодедово сразу воспоминания нахлынули. Словно в прошлое вернулся в тот момент, когда Миру Распутину ждал двадцать лет назад. Ту самую.

Вот здесь пил кофе.

Вот здесь ходил по кругу, как зверь раненный.

И все надеялся меня выберет. Что не зря я два года возле нее кружил, терпел закидоны. Мы ведь даже поженились. Громко, с шиком. Отец мне потом долго припоминал несколько потраченных миллионов.

А потом выяснилось, что мой лучший друг и ее брат ей совсем не брат. Не родные они.

И Мира поплыла. Но я верил, верил, что она придет. Что выберет меня. И она пришла. Не было приделу моей радости. Но разочарование было столь же стремительным, болезненным, загоняющим иглы под ногти.

С ней пришел и мой лучший друг Ярослав. Тоже Распутин. Как удобно.

Ковылял на одной ноге, за Мирославу держался. Он в момент нашей свадьбы в аварию попал, вот тогда правда и всплыла, когда ему переливание потребовалось. И он конечно ее не отпустил. Глупо было надеяться. Да и она не особо ко мне рвалась. И, наверное, случись это позже я бы поборолся, а тогда я дал им жить. Подписал все необходимые бумаги и уехал в Канаду в хоккей играть.

Это потом я взялся за бизнес отца, потому что тот плох стал, а я единственный наследник. Обязательства мать их.

– Вам кофе сделать, мужчина? – неформальная бариста меня уже третий раз спрашивает, но я отворачиваюсь.

– Нет, спасибо.

Я не пил капучино много лет, так же много, как не видел эту пару. Бывшую жену и бывшего лучшего друга.

Все их звонки и попытки встретится напрочь игнорировал. Закрыл ту страницу и выбросил книгу.

Но каждый раз, прилетая в Россию я боюсь найти ту книгу, заглянуть туда, куда нельзя.

Ингрид звонит перед самым вылетом, интересуется как съездил, нашел ли то, что искал.

Нет и не буду искать. Глупо было.

Я отвечаю почти без эмоций, а сам думаю, может и правда жениться на ней. По крайней мере когда состарюсь она никуда не денется, слишком сильны в ней те же порывы к заботе, как и у матери моей. Даже о муже, который гуляет. Мать к отцу вернулась, когда тот с раком слег. И ухаживала до последнего. Сделала бы это одна из тех шлюх, которых он подарками задаривал, да вряд ли.

Я ожидал, когда войду в вип зону для первого класса, когда меня откликнули.

Мою фамилию и имя знали в Европе. Там в каждом углу знают мосты Фогеля, дороги, автомагистрали. Но в Россию я только недавно решил прийти со своим бизнесом. Особенно касательно дорог и мостов. С этим здесь всегда были проблемы.

Но в России меня никто не знает, кроме случайных знакомых, которых я не видел двадцать лет.

Если только. Нет. Бред. Нельзя на такой большой территории получить от судьбы удар. Выстрел из прошлого. Но чем ближе раздавался голос, тем острее я хотел рвануть вперед.

И тут же себя ругаю. Что я как пацан. Ну Мира. Ну Распутина. Ну любовь первая. Времени то сколько прошло? Отболело давно.

– Ник! Господи! Думала не ты. Как же я рада! – буквально налетает на меня и к себе прижимает. А я запах ее ловлю, пытаюсь прочувствовать что-то. Но сердце, только что рвавшееся от страха их груди успокаивается, а руки спокойно ее отстраняют, даже не желая не отпускать.

– Ты изменился. На самом деле кажется возраст тебе к лицу. И плечи шире стали, волосы потемнели. И вообще.

– Время творит чудеса.

Она хлопает глазами, а я морщинки в уголках глаз рассматриваю, и чуть возле губ, там, где мышцы работают при улыбке.

– Хоть бы комплимент сказал.

– Ты почти не изменилась.

Мира смеется. И мне кажется, что впервые ее смех меня раздражает. Раньше нравится вроде. И глаза нравились. Голубые. И волосы русые. Теперь они темнее намного.

Она все такая же стройная, но все равно полнее. Грудь больше, бедра раздались. Хороша, но меня больше к ней не тянет.

– Вот же ты лжец. Но спасибо, всегда приятно слышать такое от мужчины. Особенного такого как ты.

Я оглядываюсь, изображая испуг.

– Ты меня подставить хочешь? Или Яр уже сзади с ружьем у моего затылка?

Она снова смеется, а я морщусь. Ну что такое. Что вообще мне в ней нравилось. Она обожала комплименты, внимание, подарки, дорогие места, успех. Наверное, не будь для нее это все данностью, не будь она наследницей самой богатой семьи в стране я бы даже сказал, что она жадная до денег.

Но нет. В ней всегда было тщеславие, но никогда жадности.

– Яр дома остался. А я с мамой. Помнишь ее? – точно. Нина. Мне она нравилась, хотя и очень давила на дочь. Я вежливо поцеловал руку, когда услышал посадку на свой рейс. Не то чтобы я хотел сбежать, но и желания находиться с ними у меня не было.

– Мне пора. Рад был встрече, – чушь.

– О, а наш самолет только через пол часа.

– В Европу? Выступаешь? – ну и зачем?

– У меня подопечная летит. Соревнования юниорские в Талине. Вон она с матерью стоит. Эллина Березовская, еще услышишь это имя. – Показывает она на девчонку. – Жаль только дочка моя не поехала. Я бы вас познакомила. Знаешь, Яр долго надо мной подшучивал что она твоя.

Она улыбается, а у меня внутренности холодеют.

– Между нами ничего не было.

– Конечно нет. Ну шутил он. Ревнует. Знаешь ведь его.

– Знал, – отрезаю – Давно было, Мир. Был рад встрече.

Почти кланяюсь ее матери и ухожу к карману своего самолета. Киваю симпатичной стюардессе, и она заливается краской. Кажется, полет пройдет не так скучно.

– Ник.

Ну что еще.

Оборачиваюсь, когда рядом оказывается Мира. Её все знают, даже задержать не попытались.

– Ты отдалился от нас. Совсем. – вот те на. Улыбки долой, рубим правду матку.

– Были причины. Но это все в прошлом, сама понимаешь.

– Точно? – она приподнимает фигурную бровь, складывая руки на груди. А я пытаюсь возбуждение почувствовать, хоть отголоски того, когда хотел быть с ней. Но спокойно встречался два года, общаясь интимно только с рукой. – Может ты все еще…

– Нет, Мира. Думаю, с тебя одного одержимого чудика вполне хватило.

– Тогда может на нашу свадьбу приедешь?

– Свадьбу? Вы что, не поженились?

– Мы расписались. Тогда еще. Но быстро как-то, тайком. А мне хочется…

Понятно. Внимания.

– Как у нас было, с пышком, с президентом в первом ряду.

– Ну да. Мы уже все подготовили. Девятнадцатое августа. Яр был бы рад тебя увидеть.

– Точно? А не думаешь, что это не нормально приглашать бывшего мужа на свадьбу?

– Нет. Не чужие же, – пожимает она тонкими плечами и это движение кажется мне странно знакомым. Даже под ложечкой сосет. – Ну, так что?

– Давай я ничего обещать не буду.

– А ты в России зачем был.

– Не из-за тебя, – уже раздражает ее уверенность, что каждая собака должна до гроба ее любить. Как она карьеру то фигуристки оставила, вообще парадокс.

– Как же ты стал… Ну ладно. Действительно двадцать лет очень много.

– Господин Фогель, – уже заканчивается посадка.

– Ты все равно приезжай. Я тебя с детьми познакомлю.

– Тоже мировые звезды, – уже идти надо, а я стою, пытаюсь понять, что за внутренний дискомфорт в груди образовался. Я не люблю ее. Да и не любил. Скорее мне хотелось разделить тот мирок дружбы, который был у них с Ярославом. Стать частью чего-то настоящего. Но я словно пазл в голове рассыпал сейчас и собрать пытаюсь. И скорее всего соберу и отпущу эту историю окончательно там, на их свадьбе.

– Где будет мероприятие?

– В Усть – горске! В нашем доме!

– Ладно. Приеду.

– Отлично! – засияла она, улыбнулась, а я уже отвернулся и пошел к самолету.

Мне кажется ничего отличного в этом нет. Мне кажется я себе сейчас удавку на шею кинул и сам затянул.

Только почему, сам не понимаю.

Глава 9. Настя

Все – таки мне всегда здесь нравилось. Не смотря на гнет успешных родственников, подколы Платона и пристальное внимание к моей персоне деда, мне здесь нравилось.

Огромный дом со множеством комнат, территория по которой я совершенно спокойно могу гулять ничего не опасаясь, и даже ледовый дворец где я почти каждый день круги по льду наворачиваю. Без давления мамы и бабушки делать это гораздо интереснее. Хотя немного гложет, что я разочаровала их. Мама может об этом не говорить, может даже не показывать. Вон как она общается со своей подопечной Березовской, с которой планирует поехать на юношеские соревнования в Европу. Буквально гордость ее берет, когда та четверные прыгает.

Я даже учиться на них не стала.

– Как покаталась? – спрашивает мама, когда ее тренировка закончена и мы собираемся домой.

– Да, хорошо. Народу немного, можно и погонять.

– Ты готова?

– Да.

– О, вон нас Ярослав встречает, – действительно папа. И как он на маму смотрит. Мне даже неудобно становится.

Вообще последний месяц все как будто сговорились. Бабушка с дедушкой кажется вообще не стареют в этом плане. Им лет много, а все взгляды горячие друг на друга бросают. Платон девушку свою очередную привез, и она теперь с него почти не слезает. Ну он хоть от меня отстал. Да даже близнецы и те дружат с близняшками со своей площадки спортивной.

Каждой тваре по паре. Может я поэтому с Машей больше общаться стала. Она как и я одна.

Просто какой-то рай для влюбленных этот Усть – Горск. На восьмое июля праздник готовят, прям крупный с салютом и конкурсами.

Но я решила не идти на него. У меня нет никого, кому бы я была верна и кого бы любила. Хоть и мог такой человек появиться, но очевидно Николас не из тех, кто верность хранит.

Я сижу на окне и смотрю за огнями, что за деревьями красивые блики бросают на верхушки. Там народ вовсю веселится, а мне и одной хорошо. И пусть о Нике я думаю слишком часто, но и это пройдет. Совсем скоро я не буду вспоминать первый поцелуй, терпкие губы, язык чуть шершавый, что меня с ума сводил. С ним казалось я в машине на огромной скорости, и сама сломала тормоза, чтобы разбиться. И ведь именно он ручник поднял, гадости заговорил, словно предостерег от роковой ошибки.

К такому выводу я конечно пришла не сразу. После долгих обид и череды проклятий в его сторону пришло понимание, что мужчина так просто не отказался бы от сладенького в виде глупой невинной овцы, какой я тогда предстала. Буду честна с самой собой, если бы не те его слова, я бы пошла. С утра бы страдала, но уверена, что пережила бы незабываемую ночь. А если уж с кем и лишаться девственности, то с таким как Николас.

С сильным, уверенным в себе, опытным.

Была даже идея найти его, просто посмотреть, как живет. Но я быстро топила в занятости такие порывы. Незачем душу бередить.

Может быть реально стоит на кого-то другого переключиться, как советует Светка. А Света Пугаева плохого ведь не посоветует. Она одна их тех, кто после очередного расставания спокойно переключается на другой объект. Клин клином как говорится. Ну у нее парни с самой юности спокойно менялись. Почему же мне так сложно забыть дурацкий эпизод, словно нет в мире больше мужчин.

Есть и я им нравлюсь. На катке вон двое хоккеистов из местной команды на свидание звали, даже зная кто мой отец и дед. Смелые, симпатичные. А мне не нравятся. Я все думаю, что общаются они как-то по-хамски. Нет в них стержня как у Ника. Да и просто не тянет меня к ним, что уж лукавить.

Это уже не нормально. Нужно как-то проблему решать, а то до старости буду вспоминать глупое свидание.

Еще до прихода парочек я легла спать. В мою комнату по очереди заглядывали. Отец, мать, бабушка. Я лежала без движения чтобы не выслушивать, как им было весело.

Через неделю мы провожали маму с бабушкой в Москву, где она сядет в Аэропорт и полетит в Талин. Девочка эта Эллина. Мне нравилась. Не было в ней того высокомерия, которое очень часто встретишь в фигуристах. Она была простая и всегда общалась с улыбкой.

– Ты сама то хочешь участвовать? – спросила я ее, пока наши мамы чай пили в местном аэропорту. Вертолет уже был готов к вылету. А мы болтали, попивая кофе. Эллина худенькая, чернобровая, но что интересно блондинка. Очень интересный тип. Необычный.

– Конечно! Я с детства об этом мечтаю. А тут еще заграницей побывать. Из глуши нашей вырваться. Ты-то наверное там частый гость.

– Не без этого, – не стала продолжать я. Интересно, а судьба дала бы мне шанс, если бы я поехала в Европу? Увидела бы я Николаса?

– Насть, точно с нами не хочешь?

– Нет, да и уже билет не взять.

– Я договорюсь.

– Знаю, мам. Но давай в следующий раз. Я лучше дома побуду. Да и я хотела научиться блинчики готовить.

– Это конечно важнее. Ладно, – целует она меня. – На связи, Настюш. Не шали.

– Ты тоже, – смеюсь я, киваю Березовской с ее матерью. Иду обратно в машину. Здесь нас возит только водитель. Дед вообще против того, чтобы я за рулем сидела.

Он как обычно на заводе. Порой мне кажется, что это его единственная страсть. Помимо бабули.

Дома я сразу иду на кухню. Маша уже выставляла на стол яйца, муку, молоко, сахар.

– Проводила?

– Ага. Ну давай, рассказывай, что делать.

Вообще мне не стыдно, что готовить я не особо умею. Маме никогда не было нужны учиться, а бабушка Машу обижать не хочет. Но я почему-то вспомнила как-то, что у Ника любимое блюдо блины с разными начинками. И конечно решила, что одно блюдо я могу научиться приготовить.

Глупо конечно, мне никогда не придется для него это делать, или щеголять в его рубашке, как в самых смелых фантазиях. Да если быть честной, то мне даже встретить его вряд ли удастся.

Но это как обычно, если я себе втемяшила в голову, что буду уметь жарить блины, то не отступлю.

– Хватит намешивать, Насть. Добавь чайную ложку соли и немного подсолнечного масла.

Я выполняю все, как она говорит, а зачем ставлю сковороду на комфорку индукционную. Маша приготовила сливочное масло, чтобы смазывать блины после жарки. Да, калорий в них вагон, но забываешь о них, когда на вкус пробуешь.

Маша кивает, нахваливает, а я вдруг думаю. Ну и говорю сразу.

– Маш, а почему у тебя своих детей нет?

– А кто же вас будет нянчить?

– Ну все равно. Неужели не хотелось? – смотрю я на нее. Она очень симпатичная. И полнота ее совсем не портит.

– Ну так для детей мужчина нужен, а когда мне его заводить, когда я на кухне всегда.

– А раньше? Ну, до работы на деда.

– Ну был один. Красивый такой, на заводе нашем работал. Бегала к нему, обеды таскала каждый день. Правда я не одна у него была. Но узнала я об этом, когда в тюрьму к нему пришла, передачку принесла, – она рассказала, что его посадили за крупную кражу с завода. С такими не церемонились.

– Боже… А что потом?

– А потом мама заболела, и я совсем соплюха сюда пришла. Буквально заставила Бориса Александровича взять себя горничной. Да так и осталась. Была кстати единственной, кто в штаны ему не лез, – смеется она, а я улыбаюсь.

– А почему? Не хотелось?

– Ну, мало ли что мне хотелось. Он выкидывал сразу из дома, если девка его соблазняла. И я знала об этом. А у меня мама. И я поняла, что работа лучше удовлетворения чего-то там. В общем маме сделали по его навету операцию дорогостоящую и она прожила еще лет пять, а потом все. А я так и осталась здесь. Потом Нина появилась, потом Мира. В общем не до личной жизни.

– И тебе не одиноко? – хочется плакать от того, насколько эта женщина на самом деле несчастна.

– Я работой себя развлекаю, знаю, что вы все меня любите. Мне нравится считать себя частью семьи, но мне бы не хотелось, чтобы ты мою судьбу повторила.

– В смысле?

– Ну обидел тебя кто-то, вижу же, – я переворачиваю уже шестой блин. – Не стоит из-за одного всех судить.

– Да нет, – смеюсь я неловко. – У нас и не было ничего. Просто погуляли, поцеловались. Он хотел развлечься, о чем и сообщил мне.

– Он идиот и просто плохо знает тебя.

– Ему не этого хотелось, – играю я бровями, а Маша смеется. И тут в кухню заглядывают близнецы, а за ними и Платон.

– Настя и блины? А я думал ты только запахами питаешься.

– Ну да, не чета твоей сочной подружке, – надуваю я щеки, за что меня по заднице бьет Маша. – Ну что? Согласись, ей бы скинуть.

– Не всем мужикам доски нравятся, – усмехается Платон. – Так что, когда блины будут? Я готов пожрать.

– Ну раз готов, завари чай, – командует Маша, а Платон за сердце хватается.

– Я?

– Ты. Если конечно блинов хочешь.

Он неспешно подходит к столешнице и вздыхает.