Единственным, что он позволил, видя, как страдает господин от обычной пищи Ордена, это предложить ему хотя бы сырое коровье мясо с кровью. Деметреш пошёл на такую уступку, чтобы быть в состоянии продолжать дело Великого отца.

Деметреш был не дурак. Он ясно осознавал, насколько изменился и где пролегла грань между ним и обычными людьми. Всеми людьми.

Он выдрессировал сам себя, приучил общаться с людьми как они общаются друг с другом. И все же человек оставался для него объектом непостижимого, запретного желания…

5

Крепостные стены вросли в город как железное кольцо – в плоть дерева. Какие-то их части сделались частями новых построек, какие-то – жилыми домами, а одна из старых коренастых башен – таверной.

Она стояла, чуть накренившись, словно прилегла на крутой холм, на вершине которого рос старый дуб. И с холма, и с башни открывался прекрасный вид на окрестности, за что таверну-в-башне так полюбили художники. Собирались здесь и студенты, и любители древности.

Но циркачи!.. Это было слишком.

Даже для дня Ткачих судьбы, когда люди особенно любят пробовать их полотно на прочность.

Перед отрядом всадников Ордена, возглавляемом Деметрешем, почтительно и благоговейно расступались, а возле самой таверны часть толпы и вовсе пустилась наутек. Даже кто-то из циркачей. Но чего же эти глупцы ожидали, придя в город?

– Именем светлых богов остановитесь! Немедленно! – приказал Деметреш.

И те, кто не успел разбежаться, замерли. Даже юноша на натянутом между бойницей старой башни и дубом канате. С пылающим с обоих концов шестом в руках. Смуглый юноша, лет семнадцати, с волнистыми волосами, схваченными на затылке, весь в черном, единственная яркая метка – алое бархатное сердце, неровно вырезанное и заплаткой нашитое на левую часть груди.

Он стоял, держа в руках пылающий шест, наслаждаясь изумлением всех, даже братьев Ордена, замерших и взирающих на него. Стоял, словно посреди улицы, нимало не беспокоясь, хотя расстояние его от земли отделяло немалое – должно быть, в два его роста.

«Такой простой, такой обычный мальчик…» – пришло Деметрешу в голову.

Юноша обозрел новую публику в чёрных мантиях, чуть пристальней поглядел на Деметреша, единственного Старшего брата, подмигнул ему и провозгласил:

– Что ж, погодите, пока закончу свой номер, добрые братья, тогда и сможете арестовать меня. Иного выхода для всех нас я не вижу.

И он сделал следующий шаг.

Но один из младших братьев, услыхав подобную дерзость, вспылил. С криком «Ах ты, отродье!» он соскочил с коня и кинулся к дубу. Под общий хохот толпы он толкнул вековой ствол. Дерево, разумеется, не шелохнулось.

Однако вместе с толпой засмеялся и сам юный канатоходец.

Как неосторожно было с его стороны!

Казалось, будто канат взбрыкнул под ним – так пошатнулся юноша, так он вздрогнул, такая горькая досада промелькнула на его лице. Шест, выпав из его рук, кувыркнулся солнечным диском и упал на землю.

Люди бросились прочь.

Раздались испуганные возгласы.

Все смотрели на пылающий шест.

А сам канатоходец между тем уже лежал на земле, на пологом склоне холма, спускающемся к старой башне.

6

В тот вечер в замок Ордена привели вереницу пленников. Хозяйку таверны, троих циркачей, старую цыганку-гадалку и студента духовной академии распивавшего вино под выплясы посланцев тёмных богов. Деметреш настоял, чтобы в замок забрали и тело разбившегося канатоходца.

Мальчишка и вправду разбился насмерть. Может быть, умер от боли удара.

Корвилл, конечно, поинтересовался, зачем в замок принесён труп человека, который не является жертвой происков тёмных, но его вполне удовлетворило объяснение, что для расследования дела этот покойник необходим. В конце концов, Деметреш всегда был вполне разумен.

Корвилл только спросил, проверил ли Деметреш покойника на непричастность к темным силам.

– Конечно, проверил, – отмахнулся Деметреш.

Простейшая проверка была водой из священного источника. Но к чему было её тратить? О чем было тревожиться? Деметреш нутром чуял – это самый обычный мальчишка, которого он когда-либо встречал…

Мальчишку унесли в холодный погреб, остальных увели в подземелье. Особенно убивалась хозяйка таверны – причитала, что не звала этих исчадий, что побоялась их прогнать, ведь всем известно об их дурном глазе. Студент академии просто рыдал. Циркачи сыпали проклятиями, и только старая гадалка молчала.

– На эту пусть Горш обратит особое внимание, – заметил Деметреш Корвиллу.

Тот кивнул.

– Передам.

Горш всегда первым из братьев допрашивал пленников – ранним утром после ночи в холодном подземелье.

Деметреш поднялся к себе.

Альтци ждал и, судя по его печально блестящим верным глазам и по запаху настойки в комнате, он тихо отмечал печальную дату…

Деметреш бросил слуге мантию и прошел в спальню. Ему вдруг захотелось сказать:

– Сегодня схватили нескольких бродячих циркачей. Странный люд… Один мальчик разбился насмерть. Действительно совсем мальчик. Знаешь, я только сейчас понял, что с ним было не так. Я смотрел на него и не чувствовал привычного человечьего жара. Быть может, дело в том, что он держал в руках горящий шест и стоял далеко… Совершенно обыкновенный мальчик. Увы, его больше нет. Но, быть может, я начинаю привыкать? Быть может, грехи предков перестанут терзать меня?

– Прошу вас! – выпалил Альтци, появившись на пороге спальни. – Прошу, не смейте так говорить о вашем славном семействе. Они были благороднейшие из тёмных. Они избавили мир от большего числа паразитов, чем весь этот Орден за всю свою историю. Род Черовитов был славен и ещё светел, когда этого Ордена не существовало.

– Замолчи! – тут же велел Деметреш, горько жалея о том, что разоткровенничался перед стариком. – Не желаю слушать твой пьяный бред. Более не смей являться мне в таком непотребном виде. Убирайся!

Альтци безропотно ушел.

Деметреш сам стянул сапоги, бросил их на пол у кровати. Он засветил от одной из свечей канделябра светильник над кроватью, а из ящика прикроватного столика достал книгу. Последний подарок Великого отца. «Размышления о природе богов», составленные храмовниками еще до появления Ордена. И под печатным названием – надпись убористым строгим почерком отца: «Следовать разуму, но не сердцу».

– Спасибо, отец, – прошептал Деметреш и вновь открыл книгу.

Он прекрасно знал содержимое, он просто листал.

Светлые боги… У высшего бога нет лица, а если есть, то оно непредставимо для человека. У старших светлых одно лицо, у средних – два, у младших – четыре.

Существует ереси, утверждающие, что есть и серые боги, живущие на земле. Они бывают добрые или злые по собственному желанию. А лиц у них пять: четыре смотрят с четырех сторон головы, пятое помещено на груди. Но это – ересь.

Однако всем известно, как коварны, порочны и многолики темные боги. Их лица могут находиться и в срамных местах, и быть скрыты волосами…

Описывались в книге и церемонии, в ходе которых люди издревле славили светлых богов. Описывалось и как темные боги извращали природу людей, чтобы создать себе своих слуг…

7

Несколько раз Деметреш задремал за чтением. С каждым разом света становилось всё меньше – свечи постепенно гасли.

Наконец он заснул особенно крепко, и очнулся от того, что чья-то рука закрыла книгу у него на груди.

И чья-то голова легла ему на плечо…

Не многовато ли шуток? Вторую ночь подряд…

Деметреш открыл глаза. Свечи догорели, но в стрельчатое высокое окно светила полная Луна. Теперь он точно не уснёт.

Надо будет все же высказывать своё недовольство братьям более внятно и устроить выволочку Альтци. В конце концов, сюда бы никто не проскользнул, если бы старый дурак не напился пьяным…

Деметреш повернул голову и взглянул налево и чуть ниже… и вздрогнул всем телом. Первым, что он увидел, было алое пятно бархатного сердца. Потом из сумрака проступили очертания гибкого, словно кошачьего тела, затянутого в тугие черные одежды, тоже сплошь из заплат… только черных, всех до последней.

Мальчишка поднял голову от его плеча. В свете Луны блеснули его глаза и длинные белые зубы, и выступавшие из ровного оскала улыбки.

– Я знал, что ты заберёшь меня. Поэтому и растянулся у всех на виду. Я спрыгнул очень аккуратно. Как удачно, что все смотрели на шест. Мне так хотелось услышать твою историю! Как тебе удалось обрядиться в шкуру служителя Ордена, братец?

Деметреш глядел на руку, перебирающую пальцами по обложке книги. Длинные пальцы, словно бы вырезанные из дерева… Ладонь, чтобы не скользила, перетянута лентами из тонкой кожи.

Это рука не снится, она наяву.

Мальчик просто лежит рядом и это не отзывается в Деметреше ни желанием, ни ужасом. И это всё объясняет.

Это просто мальчик.

Деметреш никогда не встречал таких.

Таких же…

– Как ты меня нашёл?

– Как?.. – мальчик приподнялся на локте. Он будто был смущён вопросом. – Я не искал тебя. Мы просто пришли в этот город. В соседний город другой цирк приехал вперёд нас, а тут… Мы не думали, что кому-то будет до нас дело. Так чтобы всерьез…

– Я не про город. Как ты нашёл мои покои?

– Ах это… Не знаю. Обыкновенно. Как мы находим своих? Замок не такой уж большой. Я просто знал, где ты. Тебя трудно не почувствовать, не услышать. – Рука с книги соскользнула Деметрешу на грудь. – Ты просто излучаешь боль. Так замёрз, так голоден. Ради чего ты терпишь эти муки, брат?

Рука была чуть теплее кожи Деметреша, как дерево бывает теплее мрамора, и прикосновение её через ткань рубахи было даже приятно.

– Я не твой брат.

– Но кто ты? Я только слышал об ужасном Ордене. Так меня им пугали!.. И первый, кого я встретил – дальний родич. И ты породистый, это сразу чувствуется…

– Замолчи!

Деметреш оттолкнул мальчика от себя. Тот вместе с книгой полетел на пол.

Деметреш вскочил с кровати, выхватил спички из ящика, чиркнул первой, выругавшись и бросив на пол её обломки, – второй. Неверный трепещущий свет тронул комнату.

Длинная узкая кровать, оплавленные свечи, на полу коврик из шкуры, сапоги, смятое покрывало и книга. Дурной сон – и только…

Деметреш зажег несколько новых свечей и попытался найти успокоение в молитвах богам.

То и дело он оглядывался. Ему казалось, что мертвый циркач вновь появится как само собой разумеющееся и его присутствие не будет ни капли пугать.

Нет, это был лишь сон! Несчастный мальчишка лежит в холодном зале подземелья, в третьем, вечно пустующем.

Вдруг Деметреш почувствовал, как мурашки пробежали вдоль позвоночника.

Он ведь не знает, куда положили мальчишку. Почему именно в третий зал?

Несколько раз Деметреш успокаивал себя мыслью о том, что эта идея просто пришла к нему в голову, как могла бы прийти идея втором или о первом…

Но вопрос неизменно возвращался. Откуда он знает, что именно в третий?

Наконец, глянув в окно на башню с часами и поняв, что впереди еще половина ночи, Деметреш решил, что лучшим исходом будет просто пойти и проверить, что мальчишка лежит вовсе не в третьем зале, а в любом другом. А если и в третьем, то просто тихо лежит без намерения шастать по замку и приставать с расспросами.

Деметреш вновь натянул свои сапоги, взял канделябр с тремя новыми свечами и отправился. Альтци всё ещё похрапывал на своей кровати в нише в прихожей…

8

Стражник на входе в подземелье подобрался и вытянулся по струнке, когда Деметреш приблизился. Разумеется, ни о чем не спросил, только покосился на дверь. Странно, что поставили только одного стражника…

Подземелья этого крыла предназначались для хранения покойников, а также требующих особой температуры веществ и снадобий, которые были необходимы при расследованиях. Здесь хранилась и коллекция зелий Ольгельда.

Всего пять залов в одном подземелье.

Пятый забит древними препаратами. Открывали его только когда делали опись имущества Ордена. Содержание первого и второго всё время менялось, третий и четвёртый обычно стояли пустые.

Деметреш подошёл к третьей двери, открыл её одним толчком. Холод, темнота, всё тот же Лунный свет.

Два каменных стола. На одном из них – укрытое тканью тело.

Переводя дух, уже всё-таки успокоенный Деметреш подошел к столу.

Стыдно старшему брату Ордена шарахаться от собственной тени, словно баба…

Деметреш отдернул покров с покойника. Перед ним лежал мертвый стражник.

В глазах ещё блестел ужас, кровь на разорванном горле не успела стянуться. Только что…

Конечно, стражников было двое.

Капля крови упала с потолка и шлепнулась на камень стола.

Деметреш медленно поднял голову и увидел всё того же проклятого циркача, преспокойно лежащего на потолке, как если бы под ним был пол. Он улыбался, и с его зубов капала кровь. Следующая капля упала прямо на лоб Деметрешу. Тот спешно утер её.

Циркач перекатился в сторону по потолку, оттолкнулся и, сделав в воздухе сальто, приземлился на пол. Легко подскочив, сел на край свободного стола и стал, все так же улыбаясь, растягивать завязки на вороте, а затем на груди своей облегающей куртки. Он раскрыл ее как кожуру, как скорлупу стручка, и бархатное сердце словно отвернулось в сторону.

– Теперь я кажусь тебе более желанным? Я решил, что нам обоим стоит восстановить свои силы, старший брат…

Да, жар самой жизни теперь бежал по телу мальчишки, стекал по его шее, бился в груди, там, за разошедшийся кожурой куртки…

– Что ты медлишь? Ты не убьешь меня, даже если очень захочешь…

Деметреш подошел, дрожащей рукой поставил канделябр на край стола, словно припечатав. Он приблизил лицо к шее мальчишки и почувствовал, как его кожи коснулся жар. Что же дальше? У Деметреша ведь не было клыков. Они так и не выросли, хотя часто болели. Он и эту боль принимал как данность.

Что если они появятся сами, в процессе укуса?

Деметереш склонился к шее юноши, потом схватился зубами за кожу. Нет, клыки были обычными, тупыми. Человеческими.

Циркач тихонько засмеялся. Ему было щекотно.

Деметереш отпрянул от него, поглядел гневно и изумлённо. Тому сделалось еще смешнее. Он зажал свой окровавленный рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.

Деметреш почувствовал, что его охватывает ярость. И боль. Боль в желудке, в висках, в зубах…

– Молчать! – велел он, схватив мальчишку за подбородок. – Маленькое глумливое отродье! Не смей! Слышишь? Я Деметреш Черовит!

Циркач и вправду замолчал, словно подавившись своим смехом.

Деметреш впечатал его в стол, сам навалился сверху и, наконец, впился зубами в жилу на его шее. Мальчишка издал только короткий сдавленный вскрик.

Деметреш пил жадно. Жадно, как пили пленники Ордена, которым не давали порой воды по нескольку дней.

В конце концов, мальчишка, не в состоянии молить о пощаде, отчаянно вцепился в его сутану.

Раздались шаги из коридора. Страж все же решил проверить, куда делся и его товарищ, и Старший брат Деметреш.

Деметреш слышал, что он подходит, подходит все ближе и каждую долю секунды думал: «Сейчас я остановлюсь!».

Он остановился, но уже когда страж остолбенел на пороге.

Деметреш поднял голову и с его оскаленных в ярости зубов капала кровь.

Страж шарахнулся назад, в коридор.

Циркач вырвался из ослабевших объятий и настиг того в один прыжок. Он вновь был очень голоден, и его слегка трясло от страха. Он повалил стража раньше, чем тот успел издать хоть звук, разве что предсмертный хрип – сразу после лязга доспеха об пол.

Деметреш сел на каменные плиты. Он проводил языком по губам, утирал лицо и облизывал пальцы. И он дышал – мерно, с наслаждением. Ему хотелось застонать от удовольствия.

Покончив со стражником, мальчишка вернулся к Деметрешу, сел на пол рядом, а получив в ответ на кроткий взгляд улыбку как дозволение, растянулся, положив голову Деметрешу на колени.

– Это правда? Ты из Черовитов?

– Правда.

– Я думал, вас не осталось.

– Я последний. Меня унес и спрятал здесь Великий отец Ордена.

– Зачем?

– Не знаю…

Мальчишка хотел сказать или спросить ещё что-то, но Деметреш коснулся его губ пальцем, веля молчать. Он впервые ответил на этот вопрос честно для самого себя. Зачем?.. Только ли от того, что Великий отец был добр? А разве был он добр?

Единственное проявление доброты, что Деметреш помнил, это как его, совсем дитя, унесли из комнаты, где лежали его обезглавленное родители. Тридцать лет назад…

В четырнадцать он сделался старшим братом…

Корвиллу сорок шесть…

Такая простая математика. Почему прежде эти цифры не ложились рядом так легко, как счётные палочки перед школьником?

Он всегда жил согласно разуму. Калечному разуму, слепому от жажды.

– Я знаю, кто знает. И, пожалуй, настало время спросить. Ты поможешь мне?

– Да. А ты освободишь моих друзей и бабушку? У неё нет своих внуков. Она любит меня…

– Мы все освободимся и уйдём отсюда. Как тебя зовут?

– Меня по-всякому звали. Ле́лек, Руджик…

Деметреш не стал дослушивать до конца

– Лелек. Мне нравится. Пойдём…

9