Аисты

Есть такое поверье: если аисты поселились, значит, в этом месте всё будет хорошо. Эти птицы приносят счастье.

Этим летом Мила с Павлушкой отдыхали на Псковщине. Красивые там места, заповедные. Как же много там аистов! Видишь гнездо на столбе или на крыше, и сердце стучит чаще, радость на душе неописуемая.

Мать с сыном ездили в эти места уже в пятый раз. Всё время их привлекал один хутор в стороне от деревни Печки́. Большой сад с развесистыми яблонями, высокими вишнями и сливами. Кусты чёрной смородины стояли ровными рядами. Ближе к забору – заросли малины. Одноэтажный добротный домик со спутниковой антенной на крыше, сарай и колодец. Небольшое поле с картошкой, а прямо посередине него – столб с гнездом.

В этот год, как и в предыдущие, гнездо заняла семья аистов. Мила с сыном заехали туда полюбоваться птицами. Когда же проезжали в следующий раз, увидели, что один аист находился рядом со столбом на земле, будто сидел там.

Приехав в отель, ни Мила, ни Павлик не могли забыть эту сидящую под гнездом птицу. Она просто завладела их мыслями.

Утром они опять отправились на хутор. Там увидели хозяйку, пожилую женщину лет семидесяти. Валентина жила в этом месте полвека, и на её памяти аисты всегда прилетали сюда. Эти необыкновенные белые птицы прибывали из жарких стран на Благовещение – 7 апреля. А улетали они на Преображение Господне – 19 августа. Всегда в одно и то же время.

В этом году семья птиц вывела четверых птенцов. Обычно было двое, максимум трое. Они превратились в красивых молодых аистов. Но только трое из них летали, а один всё время сидел в гнезде. Вчера утром Валентина обнаружила птенца-подростка сидящим на земле возле столба.

– Им ведь улетать скоро. Вот, видать, слабого и выбросили из гнезда, – сказала хозяйка.

– Как же так? Выбросили? Своего ребёнка? – со слезами на глазах спросил Павлик.

– Да, сынок! Так уж у них заведено. Если вдруг не хватает корма или птенец совсем слабый, то от него избавляются. Так природа придумала.

– Но ведь этому-то можно помочь, – кивнул Павлушка в сторону лежащего аиста.

– А чем ему поможешь? Воды я поставила. Сын накопал червей. А близко к нему не подойдёшь. Вот, смотри, как он меня клюнул, – протянула покрасневшую отёчную руку Валентина.

– Может быть, позвонить в МЧС, и они подскажут, куда обратиться? В Пскове наверняка есть орнитологическая служба, – проговорила растерянно Мила.

– Ага, в МЧС. А то у них делов поважнее нет! – засуетилась Валентина и стала прощаться. – Нет, не надо звонить. Мы сами позвоним и вызовем кого надо.

Мила с Павликом распрощались с женщиной и уехали.

На следующий день Павлушка настоял на том, чтобы навестить аистёнка. Приехав на хутор, они увидели через сетчатый забор на земле птицу. Она лежала, распластав крылья. Голова была безжизненно закинута назад, клюв приоткрыт. Около ограждения остановилась машина, из неё вышел мужчина.

– Эх, погиб, бедолага! – с сожалением произнёс он. – Не вызвала, значит, бабка никого. Я же предлагал ей помощь, телефон дал, куда звонить, свой номер оставил, если вдруг деньги понадобятся.

– Мы тоже предлагали помощь. Надо было самим звонить, – надрывно выдавил Павлик.

– Да, понадеешься вот так на человека, а он… – махнула рукой Мила.

– Парень, а ты знаешь, почему у аистов концы крыльев чёрные? – спросил мужчина. – Слушай легенду. Давным-давно в одну деревню испокон веков каждый год прилетали аисты. Однажды, когда хозяева были на работе в поле, в доме начался пожар. Птицы волновались, ведь там спали маленькие дети. Аисты спасли детишек. Они вынесли их из горящего дома. Но крылья птиц опалились и почернели, а лапы и клювы покраснели от ожогов.

Мужчина потрепал Павлика по голове, попрощался и уехал. Мила с сыном постояли немного и тоже поспешили покинуть это место.

Есть очень много различных историй о том, как люди помогали раненым аистам, выхаживали птенцов, устраивали зимовку. А потом благодарные птицы возвращались из жарких стран к своим спасителям много раз. Некоторые и вовсе не могли улететь, так и оставались жить с теми, кто их приютил.

Пусть у читателей не возникают негативные чувства к Валентине. Пятьдесят лет в её двор прилетали аисты, не одного подбитого она выхаживала. Видимо, в этот раз ничего нельзя было сделать. Уж за столько лет она точно знала, какие порядки у аистов, можно помочь или нет. Надеюсь, что следующим летом красивые белые птицы опять поселятся в её дворе.

Тимур

Август в этом году стоял жаркий. Хотелось отправиться в лес или на речку и окунуться в прохладную воду, а потом плюхнуться в горячий песок и барахтаться там как воробей – легко и беззаботно.

Дмитрий приехал записать своего сына в художественную школу. Все нормальные люди прошли кастинг в июне, и лучшие юные художники были уже зачислены. А вот у него вовремя не получилось. Но мужчина был спокоен.

«В нашей стране всё продаётся и покупается. Дам бабла – запишут. Ванька рисует отлично, мне стыдно не будет», – думал он. Анатолий Максимович, директор школы, попросил подождать немного, а чтобы не было скучно, предложил Ивану пройти в класс, где стояли мольберты, и выполнить задание, которое было на кастинге.

Минут через двадцать появился молодой человек восточной внешности. Он въехал в класс в инвалидной коляске.

– Знакомьтесь, это Тимур Сергеевич Морозов, ваш учитель и руководитель курса, – сказал директор школы.

– Карташов Дмитрий Павлович, отец Ивана, – представился Дмитрий и приветственно протянул руку.

Внутри у Тимура всё сжалось, в глазах мелькнул злобный огонь. Он с силой сдавил подлокотники инвалидки – на кистях рук проступили вены. Видно было, что молодой человек очень напряжён.

Дмитрий, здоровенный дядька с накачанными бицепсами, почувствовал себя гномиком под тяжёлым взглядом инвалида. Он переступал с ноги на ногу и облизывал пересохшие губы. Казалось, что он пытается что-то вспомнить, но это ему не удавалось.

– Тимур, у тебя всё нормально? – спросил Анатолий Максимович и протянул парню стакан воды.

– Спасибо, всё хорошо. Что-то голова закружилась. Видимо, от жары.

– Тимур Сергеевич, посмотрите работы этого мальчика, – сказал директор. – Он, к сожалению, не смог прийти на кастинг в июне. Так сложились обстоятельства. Ваня отлично рисует, и я надеюсь, что он будет учиться у вас в классе. Вы оставайтесь с Иваном, а мы с Дмитрием Павловичем подождём у меня в кабинете.

Мужчины вышли из класса и прошли в кабинет директора. Анатолий Максимович пригласил Дмитрия сесть, потом включил чайник и начал хлопотать с кофе.

– Анатолий Максимович, а этот молодой учитель в коляске… Что с ним случилось? – мужчине было неловко спрашивать, но любопытство взяло верх.

– Дмитрий Павлович, давайте расскажу. Время у нас есть. Тяжёлая судьба у этого парня.

И директор школы начал свой рассказ:

– Мать Тимура, Мухарам, родилась в узбекской советской семье в Москве в 1967 году. Её родители тоже были москвичи и уже совершенно обрусели. Мухарам почти не говорила на узбекском. Все её звали Маруся. Закончила школу, поступила в пединститут, а в 1989 году устроилась на работу учителем английского языка. Замуж вышла за русского парня. Он был старше на десять лет. Через год родила мальчишку. Тимур рос хорошеньким, смышлёным мальчиком. Очень был похож на мать.

Всё, казалось, было хорошо: сын, квартира, работа, любящий муж. Но болезнь не щадит никого. Тимуру было восемь, когда Сергей, его отец, умер. Воспаление лёгких. Как-то так получилось, что просмотрели. Организм не справился. Маруся осталась одна с ребёнком. Трудно, но жить надо. Хотя бы ради сына. Однажды они возвращались с дачи. Ехали в электричке, и случилось несчастье.

Рейд скинхедов под названием «Белый вагон». Бритоголовые здоровые качки в чёрных джинсах, камуфляжных куртках без воротников и здоровых ботинках – гриндерах с белыми шнурками. Их было человек семь. Подвыпившие или обкуренные, а может, всё сразу. Они были возбуждены. Рейд проходил плодотворно. Их девиз: «Бей чурок!» За эту ходку в электричке было жестоко избито несколько вьетнамцев и таджиков, попался один грузин. Эти ублюдки были удовлетворены уловом. Но тут один закричал:

– Ты смотри-ка! Баба чуркская со своим выблядком! Вытаскивай её!

Один из бритоголовых схватил Марусю за волосы и начал тянуть к выходу. Она прижимала Тимура. Тут мальчик закричал:

– Не трогайте маму! Не смейте!

– Закрой пасть, тварь! – прорычал в ярости самый здоровый.

Люди все съёжились, кто-то побежал в другой вагон. Заплакала маленькая девочка, сидевшая на руках у бабушки. В лицо Тимуру полетел здоровенный кулак. В глазах у него потемнело. Из носа хлынула кровь. Потом последовали новые удары, ещё и ещё. Мальчишка обмяк и повалился на пол. Маруся визжала. Её за волосы втащили в тамбур и начали бить ногами, руками. Мальчика добивали в вагоне. Казалось, что бьют уже мёртвое тело.

Электричка остановилась. Двери открылись, и бритые животные выскочили, а в вагон вошли милиционеры. Как всегда вовремя. Марусю и Тимура отвезли в больницу на скорой. Оба были без сознания. У Маруси разрыв селезёнки, множественные переломы. Нужны были операции. У Тимура – переломы позвоночника, рук, костей черепа. Мать и сына отвезли в разные больницы, и началась для них борьба за выживание.

Дмитрий начал сильно нажимать на пальцы, и они захрустели. Мужчина был очень взволнован, даже дышать стал чаще. Анатолий Максимович приоткрыл дверь в кабинет, чтобы сделать хоть небольшой сквознячок, налил кофе и продолжил рассказ:

– Мир не без добрых людей. Все помогали Марусе и её сыну. Родителям сообщать не стали. Они уехали на родину, да и возраст пожилой. А вот бабушка Тимура по отцовской линии дежурила в больнице день и ночь. Сначала ей приходилось разрываться между Марусей и внуком.

Тимур провёл в больнице полгода. Несколько операций, реабилитация. Да ещё подольше подержали его там. Дали возможность матери встать на ноги и чуть окрепнуть. С работы Маруся уволилась. Да и кто стал бы её терпеть с инвалидностью и больным ребёнком на руках? Но жить-то надо. Без денег невозможно. Бабушка переехала к ним, свою квартиру сдавать стала. Маруся устроилась на работу уборщицей. А сил-то нет совсем.

Дмитрий плохо себя почувствовал. Его так тронула история, рассказанная директором школы, что разболелась голова.

– Вы извините, пойду я покурю, – сказал он.

– Давайте закроем дверь и курите в окно, – сказал Анатолий Максимович и поставил на стол пепельницу.

Дмитрий схватил сигарету как спасательный круг, закурил, с жадностью затянулся и выпустил дым через нос.

– Продолжайте, пожалуйста. Очень интересно. Как Тимур стал художником?

Директор продолжил:

– Однажды Маруся увидела, как женщина из соседнего дома, её звали Мила, подошла к мусорке и положила какой-то солидный свёрток. Падал снег. Женщина с грустью посмотрела по сторонам и медленно пошла прочь. Она плакала. Маруся подумала, может, в этом свёртке умершая кошка или собака. Очень уж печальная была соседка. Хотелось скорее узнать, что же там. Надорвав бумагу, она увидела кисти, холсты и что-то ещё.

Тимур был счастлив. Мама принесла такое богатство. Отличные краски, кисти, растворители, рамы, холсты на подрамниках, бумага. Это был подарок судьбы. Мальчик начал рисовать. Дима опять закурил и спросил:

– А что это за женщина? Почему она выбросила такие хорошие вещи?

– У Милы умер муж. При жизни он рисовал. Вдове приснился сон, в котором покойный просил отнести краски и всё, что с этим связано, на мусорку у соседнего дома.

– Мистика прямо какая-то!

– Трудно поверить, но это факт.

– Интересно, как дальше разворачивались события.

– Тимур рисовал, а Маруся продавала его картины. Однажды она принесла этюды сына в клуб, в котором подрабатывала уборщицей. Я там руководил художественной секцией и увидел эти рисунки. А дальше – конкурсы, учёба, поступление в Суриковское училище. Тимур очень талантливый парень. Учёба давалась ему легко. А я уже не бросал их семью. Помогал чем мог. Устроил парня после окончания училища в нашу галерею преподавателем.

Анатолий Максимович встал, потёр руки и сказал:

– Пойдёмте, Дмитрий Павлович. Заговорились мы с вами. Нас, наверное, заждались художники.

– Грустная история. Спасибо, что рассказали.

Мужчины пошли в класс.

Когда директор увёл Дмитрия к себе в кабинет, в классе воцарилась тишина. Только слышно было, как муха билась о стекло. Художнику казалось, что она камнем долбит его голову.

Тимур молчал. В его памяти пронёсся целый вихрь событий. Слёзы навернулись на глаза. Это лицо он помнил и мог узнать из тысячи, хоть прошло шестнадцать лет. Он рисовал его много раз. И не только в мыслях, но и на бумаге. Хотелось прыгнуть и разорвать качка Дмитрия на куски. Избить так же, как он его избивал когда-то. По его вине он, Тимур Морозов, сейчас сидел в инвалидной коляске, а его ноги были как две тряпки. Он не мог ходить. Мама так и не воспряла духом после случившегося.

Как много раз Тимур представлял себе эту встречу! Ему хотелось всё высказать уроду, по вине которого он не мог ходить. Хотелось, чтобы он увидел, узнал, что Тимур не сдался, а добился многого, что в мире не только такие злые и ограниченные люди, что добрых и чутких – намного больше.

И вот этот бритоголовый скинхед привёл своего сына, которому сейчас столько же, сколько тогда было Тимуру. Десять лет. У молодого парня в душе творилось что-то страшное. Это была не буря, не ураган. Состояние можно было сравнить со страшнейшим землетрясением, извержением вулкана, цунами – всем вместе взятым.

Тимур смотрел, как сын Дмитрия аккуратно выводил линии карандашом и на белом листе появлялось изображение снежного барса. Белобрысый, голубоглазый, худенький парень помогал себе кончиком языка, который прикусывал, убирал и снова зажимал между губами, водил им из стороны в сторону. «Нет! Я не посмею отыграться на парнишке. Он тут ни при чём. Вон как старается. И ведь хорошо получается. Надо посмотреть его работы», – думал Тимур.

Учитель и юный художник стали беседовать, рисовать, пробовать. И так увлеклись, что не заметили, как пробежало время. Прошло уже больше часа, когда в класс вошли директор и отец Вани. Тимур немного успокоился и больше не испытывал ярости. Общение с Иваном подействовало на художника умиротворяюще. Мальчик был тем водопадом, который погасил адское пламя, бушующее в душе инвалида.

Ваню приняли в художественную школу, все были довольны. Но недосказанность между Дмитрием и Тимуром повисла огромным шаром, который был готов в любую минуту лопнуть и разнести всё вокруг. Отец предложил сыну пройтись по музею и попросил Тимура остаться в классе и поговорить.

– Мы с вами когда-то были знакомы или у нас были общие дела? – первым разговор начал Дмитрий.

– Нет. Знакомы мы не были, да и дел общих не было, – Тимур побледнел и стиснул зубы. Его руки опять вцепились в ручки кресла.

– Но я чувствую, что ты испытываешь ко мне ненависть. Это невозможно скрыть, – Дима перешёл на ты. – Скажи, это важно для нас обоих! Что? Что всё это значит? – глаза мужчины налились кровью, желваки на скулах заходили.

– Шестнадцать лет назад. Тёплый августовский вечер. Электричка. Молодая узбечка с мальчиком и группа бритоголовых ублюдков.

– Это был ты?

– Да, мы с мамой возвращались с дачи. Ехали спокойно, никому не мешали. И тут появились вы, крутые ребята с рейдом «Белый вагон». Я запомнил именно твоё лицо, потому что кулак, который прилетел в мой нос, принадлежал тебе.

Дима мялся. Он не знал, что сказать. Внутри всё разрывалось от эмоций. Казалось, ему мала собственная кожа.

– Прости, братан. Глупо всё получилось. Я ведь тогда в первый раз с пацанами пошёл. И в последний. Уверен был, что тебя убили. Места себе не находил. Мы же тогда по составу прошлись и многих побили, а вы последними подвернулись. Я же все эти годы думал о тебе, в монастырь ездил в Сольбу к духовнику. Батюшка сказал, чтоб молился о тебе и матери твоей, хоть и иноверцы вы. Для Бога мы все равны. Но я этого не понимал. Дурак молодой был. Я тогда не о Боге не думал, не о себе, не о том, что меня мать родила, а не волчица.

– Прости братан, говоришь? Не братан я тебе. Прости! А знаешь ли ты, что у мамы был разрыв селезёнки, и её удалили? Ушиб головного мозга, сломаны два ребра, нос. Она после этого на инвалидности. А у меня оскольчатый перелом поясничного позвонка с повреждением корешков спинного мозга. Перелом предплечья, плеча со смещением. Тяжёлые травмы головы. Да что там! Ты же сам видишь, во что я превратился.

Тимура трясло. Он рыдал. По щекам текли ручейки слёз и капали на рубашку и на руки. Художник продолжил:

– Мама после случившегося не могла работать в школе. Надо было за мной ухаживать. Спасибо добрым людям, что не дали умереть с голоду, помогали кто чем мог. Бабуля остаток своей жизни посвятила нам. Время-то какое было, сам понимаешь. Врач-хирург очень хороший человек оказался, помог выбить бесплатные операции. Я же сирота. Мой отец умер. Доктор сделал несколько операций, собрал мои руки на металлические стержни. А вот позвоночник восстановить до конца не удалось. Ноги безжизненные. Спасибо ему, что я не в памперсах. Возился со мной, как с родным сыном. И в больнице меня долго держали, чтобы мама окрепла хоть немного.

Оба молча плакали. Это была душераздирающая сцена. Вдруг Дмитрий упал на колени и стал просить у Тимура прощения. Он говорил сбивчиво, быстро, но его пылкая речь шла от самого сердца. Это был крик души. Художник просил его подняться, даже начал успокаивать:

– Давай, Дим, не будем уже ворошить прошлое. Хватит. Ты давай умойся, а то Ваня придёт, что ему скажем? Парню не надо знать об этом.

Дмитрий встал.

– Знаешь, Тимур, прощения мне нет. Но я всё равно буду его вымаливать у тебя и твоей матери. Я богатый человек. Позволь помочь вашей семье материально?

– Дмитрий, я работаю. Мои картины покупают. У меня есть всё необходимое. И прошу тебя закончить этот разговор. Можешь быть спокоен. Нет у меня больше камня за пазухой. Мы объяснились. Не могу сказать, что простил тебя. Но зла больше не держу.

Ваня хорошо рисовал. За год победил в трёх больших конкурсах. Его работы были признаны лучшими и теперь украшали стены галереи музея Дарвина. Тимур любил всех своих учеников, но к Ивану испытывал особенно тёплые чувства.

Кончился учебный год. Все разъехались на летние каникулы. Дмитрий оплатил Тимуру операцию и реабилитацию в Германии. Есть надежда, что он вернётся домой на своих ногах.