Остановилась Кира лишь у храма богини. Отдышавшись, вознесла короткую мольбу, попросив укрепить дух, помочь справиться с душевными терзаниями, научить не питать ложных надежд. Дальше пошла медленнее, часы на башне показывали без четверти полночь. Киррана горько улыбнулась, сквозь слезы.

«Я не сиротка из сказки, я – успела…»

***

Поодаль от стойбища сартоги соорудили большой помост, на котором разбили шатер. Рядом толпилось несметное множество народу. Шаман в звериной маске протопал по скрипучим доскам и, окинув собравшихся мутным взглядом, ударил в бубен. Морозный воздух разрезала гортанная, застрявшая на одной тоскливой ноте песня-заклинание. Стремительно темнело. Здесь и там запалили высокие костры, несколько образовали неровное кольцо вокруг помоста. Отблески пламени зловеще заиграли на узкоглазых, плоских, выдубленных степными ветрами лицах.

Тональность песни изменилась, и, будто повинуясь сигналу, народ расступился. По образовавшемуся проходу в неторопливый забег пустились пары: каждый богато одетый и вооруженный ритуальным клинком воин волок мужчину, обнаженного до пояса и босого, несмотря на лютый холод. Пленников вели к помосту, накинув на шеи короткие веревочные удавки. Те, покорные, словно опоенные дурман-травой, совсем не сопротивлялись, лишь таращили глаза, да старались вовремя перебирать ногами. Пары поднимались на помост. Воины, гулко топая праздничными сапогами, сменившими повседневные войлочные чуни. Пленники – оскальзываясь босыми пятками на занозистом дереве.

Пары выстроились в две линии, разделившись поровну. Тридцать жертв, склонив головы, ожидали своей участи.

Высокий и остроконечный шатер, богато украшенный золотом и мехами, неожиданно раскрылся цветком, заставив толпу слиться в едином выдохе. На его месте осталась стоять девушка, совсем юная на первый взгляд, и совершенно обнаженная. По ее спокойному лицу нельзя было понять, какие эмоции она испытывает, чувствуя на себе взгляды тысяч глаз и порывы ледяного ветра, жалящие тело. Кожа цвета слоновой кости даже издали казалась нежной. Черные как крылья ночи волосы спускались до самых пят и шлейфом ложились на пол. Небольшие грудки дерзко торчали темными ореолами сосков. Огромные, раскосые глаза блестели чернотой, отражая пламя.

С противоположной стороны двумя стройными ручейками, семеня в лад, на помост взбежали другие девушки. Все с непокрытыми головами и в богато украшенных вышивкой, трижды опоясанных халатах. Каждая несла расписанную пиалу, а у последней в руках была большая позолоченная чаша. Когда все сартожки разместились напротив пленников, девушка с чашей опустилась на колени по центру между ними и замерла, удерживая свою ношу на вытянутых руках над головой.

Снова гулко ударил бубен, и пение шамана стихло. Раздался гортанный выкрик-приказ, и острые желобки одновременно вонзились в сердца пленников. Затянулись туже удавки, не позволяя тем упасть. Алые ручейки потекли в подставленные девушками пиалы, и порывы ветра бросали мелкие брызги на обнаженную грудь жертв, на женские лица, на доски.

Уже совсем стемнело, и небо стало темно-синим, а кровь – черной, когда воины сбросили с помоста тела пленников. Девушки, чинно понесли наполненные до краев, исходящие паром, пиалы к золотой чаше. Вылив в нее жуткое содержимое, огибали обнаженную фигуру, старательно глядя под ноги, и спускались по сходням вниз, чтобы затеряться в толпе.

Когда по темной поверхности разошлись круги от последней капли, золотая чаша значительно потяжелела. Руки, стоящей на коленях сартожки, дрожали, лицо напряглось. Казалось, она сейчас уронит сосуд, расплескав страшное содержимое, но шаман подоспел вовремя. Девушка с видимым облегчением скользнула в сторону, поспевая за остальными, а чаша была торжественно преподнесена обнаженной красавице.

Та, словно бы нежилась, закутанная в меха, а не мерзла раздетая на студеном ветру. Величественным жестом она приняла подношение. Пригубила. Поверх края блеснули обрамленные пушистыми ресницами очи, и кто-то в толпе сдавленно вскрикнул.

Бордовая жидкость потекла по подбородку, ручьями, огибая холмики грудей, скатываясь по животу, по крутому бедру и ниже сквозь неплотно пригнанные доски помоста. Закапала на притоптанный снег, впитываясь в стылую землю. Сартожка продолжала прилежно пить страшный напиток. По мере того как крови в золотой чаше оставалось все меньше, все чернее и непрогляднее поднималась тень за ее спиной, которую даже языки пламени были не в силах прогнать, словно бы огонь сторонился жуткой сущности.

Дева опустила чашу и медленно распахнула глаза, со светящимися алым зрачками.

– Киррана! Проснись, дочка! Проснись!

Кто-то бил по щекам, и тряс за плечи. Кира, собрав остатки воли, дернулась, пытаясь вырваться из вязкой тьмы, с горящими углями глаз, и ударила, что есть силы. Кулак попал в стальной капкан и застрял намертво. Это, как ни странно, помогло освободиться из паутины кошмара.

– Тише, тише.

Махаррон, осторожно выпустил ее руку.

– Ну все. Все, все, все, – приговаривал он, прижав ошеломленную внучку к груди и ласково гладя, по влажным, спутанным волосам.

Кира хотела отстраниться, но дед не дал. Лишь плотнее прижал, обнимая за плечи. Она открыла рот, желая сказать, что это просто сон. Попросить прощения, за то, что ударила. Объяснить. Но вместо этого шумно всхлипнула.

Уснуть снова так и не удалось, было страшно сомкнуть глаза. Да и Настоятель потребовал подробный рассказ, и раз пошло такое дело, запираться да отнекиваться было бы глупо. Махаррон неожиданно припомнил ее давнее путешествие к Излому, а заодно намекнул, дескать, видела бы она свои потоки, когда он будил. Рассказав без утайки в подробностях обо всех подобных снах, Кира почувствовала облегчение. Дед пожурил, что не сказала сразу.

– Не хотела вас беспокоить по пустякам. А это что-то может значить?

– Пока не знаю, надо посоветоваться с Агилоном.

После разговора с Настоятелем Кира не спеша собралась и отправилась на пробежку, где столкнулась с Наарроном. За ним, позевывая и спотыкаясь, плелась приличная компания человек эдак в тридцать.

– Доброе утро, сестренка!

– Доброе! Не спится?

Удивившись, Кира подумала, что давненько не встречала брата на пробежке, но из-за учебы все забывала спросить.

– Нет, мы просто решили бегать до побудки, чтобы дуболомам не мешать. Видишь, сколько нас уже набралось?

Он мотнул головой в сторону разношерстной адептской братии.

– Того и гляди, к весне всех заниматься заставлю, – он широко улыбнулся. – Ты сегодня рано.

– Не спалось. Приснился дурной сон.

– Дурной?

– Подозреваю, очень…

Нааррон неожиданно резво развернулся и отвесил звонкий подзатыльник какому-то совсем молоденькому пареньку, в котором Кира с удивлением узнала того самого служку. Рыжие вихры заметно подросшего за лето мальчишки сейчас скрывала неказистая шапка, она же и смягчила удар, съехав на глаза. Паренек, ойкнув, припустил вперед всех, впрочем, на этот раз точно по дорожке.

– Зачем ты так?

– Нечего подслушивать! К обеду весь Орден знать будет, о чем мы говорили. Звонок малолетний!

Брат погрозил вслед пацану кулаком, и Кира прыснула.

– И за что ты его так не любишь?

Нааррон неопределенно повел плечом, и попросил:

– Рассказывай.

И Кира второй раз за утро принялась пересказывать увиденное во снах. Выслушав, брат нахмурился:

– Знаешь, давай-ка я тебе отвар сделаю. Не нравится мне это. Неизвестно, к чему приведет. А так и спаться будет слаще. Снов, правда, никаких, зато отдохнешь, – он улыбнулся, переводя разговор в иное русло. – Слыхал, к маскараду готовишься? Наверное, в предвкушении? Во дворце побываешь, там красиво.

– Ага, век бы мне того дворца не видеть, – еще пуще нахмурилась охотница. Мрачное настроение не развеяла даже пробежка.

– Кира! Я тебя не узнаю, – Нааррон, забежав вперед, взял ее за плечи, останавливая. – Что-то случилось?

– Ненавижу все это, лучше уж история Ордена!

– Допекли же тебя танцы и этикет, раз ты предпочитаешь общество старика тин Брофера.

Нааррон скорчил мину, в которой без труда читалось брюзгливое выражение лица наставника. Кира прыснула, но тут же потухла, а Нааррон выказал чудеса проницательности:

– Я понял. Дело же не в этом, да? Что снова натворил Пасита? Кира, скажи слово, и я сделаю все, чтобы его отослали обратно в Орешки!

– Нет, только не это! Пусть уж лучше бесчинствует здесь в Ордене, чем снова измывается над ни в чем не повинными людьми!

К счастью, такой ответ удовлетворил Нааррона, и он больше не заводил разговоров о тин Хорвейге. Вечером Кира последней пришла в зал танцев. Музыканты и наставник уже собрались и мирно беседовали. Охотница замерла у входа, невольно прислушавшись к разговору, и была удивлена – курсанты задавали Пасите вопросы по учебе, причем по самым разным предметам. Тот обстоятельно отвечал, разъясняя и почти не подтрунивая. А если и острил, делал это мирно, без традиционного яда.

– И где же моя ученица, что-то она задерживается.

Пасита повернулся к выходу, явно не ожидая увидеть ее. Кира, в свою очередь, заслушалась, как бывало во времена, когда тин Хорвейг обучал ее наукам в Орешках, и едва не захлебнулась тоской, плескавшейся в глубине стальных глаз. Защитник мгновенно взял себя в руки, напустив привычный насмешливый вид.

– Опаздываешь, – приглашающим жестом он указал на центр зала.

Охотница молча прошла и приготовилась, опасаясь лишний раз смотреть на Защитника.

«А ну как прознал про мои вчерашние похождения? С него станется!» – вяло взволновалась она, но тут же накатило равнодушие.

Грянула музыка, и Киррана принялась бездумно проделывать заученные движения, витая мыслями далеко от этого места – там, где сартоги безжалостно убивали своих же сородичей, чтобы напоить кровью какое-то отродье.

– Кира! – похоже, уже не в первый раз позвал Защитник и, потянув за руку, не дал завершить движение. – Где ты витаешь? Ты как будто не в себе.

– Пожалуй, танцы – это все же не мое, – избегая взгляда тин Хорвейга, охотница уставилась через его плечо в темноту за окном. – Может, оставим эту затею?

– Слыхали? Ей танцы не даются! – обратился Пасита к курсантам, и те возмущенно загудели. – Может, желаешь станцевать лиардару? – голос Защитника прозвучал глуше и проникновенней, разбудив воспоминания.

Почувствовав, как покрывается мурашками, Киррана разозлилась:

– Танцуй ее лучше со своими девками!

Круто развернувшись, она покинула зал под разочарованный гомон ребят и, выскочив на улицу, бегом припустила к Южной башне.

***

Тихо зашипев, Райхо, опустился в наполненную горячей ароматной водой ванну. Поморщился, когда едва затянувшуюся рану на бедре немилосердно защипало. Асс-хэпт оказался не только глупым, но и тщеславным: «Впрочем, как и ожидалось».

Вместо того чтобы побыстрее скрыться, убийца вернулся проверить, кого же удалось отправить на тот свет. Два смазанных ядом лахира впились точнехонько в бедро не без участия самого Райхо. Попадись на его месте, к примеру, Пайшан, то Хепт-тан вряд ли бы еще раз увидел ученицу. Выведав все, что знал незадачливый наемник, Райхо убил его на месте, но самонадеянность сыграла плохую шутку не только с ассасином соперничающего клана. Несмотря на мощный организм Защитника и тренировки, Хепт-тан все же потерял сознание. Это стало большой неожиданностью, когда он пришел в себя. К счастью, труп ассасина так и лежал рядом, и никто на них до сих пор не наткнулся, а значит прошло немного времени. Тратить остатки силы на жидкий огонь, чтобы уничтожить следы, Райхо не стал, предпочитая скрыться и поберечь неожиданно пошатнувшееся здоровье.

«Что же это за яд такой? Впредь следует быть осторожнее».

Негромко плеснув водой, ассасин откинулся, расслабляясь, и прикрыл глаза. Стоило это сделать, как перед внутренним взором снова всплыл накрепко засевший в душу облик.

– Кира, – едва слышно шевельнулись губы, и сердце тоскливо заныло.

Потеряв Киррану у водопада, Хепт-тан смог ее отыскать только ночью. Могущественная и прекрасная, словно грозная Саршан-хо и, одновременно, нежная и великодушная маленькая Защитница походя расправлялась с курсантами, срывая громовики. Его помощь больше не требовалась. Вдобавок Райхо получил сигнал от учеников и, поколебавшись, все же вернуться к делам. Чувство долга, как всегда, пересилило личное.

А потом случилась вереница неудач и открытий. Каждая ниточка, которую удавалось подцепить, заводила в тупик, пока ассасин не осознал:

«Меня попросту водят за нос, подбрасывая ложный след, а каждый перехваченный наемник, лишь очередной сигнальный колокол, в который мы бьем что есть силы, оповещая врагов о том, что заглотили наживку. Не зная точно, кто им противостоит, противники пошли иным путем… Идиот! Я повелся, как битый осел!»

Ладонь ударила по водной глади, и несколько капель, преодолев бортик, пролились на пушистый сагалийский ковер. Райхо задумался.

«Нужно действовать иначе. По-другому. Затаиться и подождать. Теперь их очередь делать ошибки. Риск, конечно, есть… Но, в конце-то концов! Настоятель Махаррон и сам вполне способен о себе позаботиться. Да и прочие Защитники недаром едят свой хлеб, пусть ловят убийцу в Ордене. Князя тоже хорошо охраняют, так просто и не подобраться»

Интуиция подсказывала, если что-то и произойдет, то, скорее всего, на маскараде. Там соберется много всякого народу. Укладываясь в постель, Хепт-тан улыбнулся, и привычно в мыслях пожелал доброй ночи маленькой русоволосой Защитнице.

***

В тот вечер Кира осталась у брата. Отчасти опасаясь ночевать в одиночестве. Отчасти, потому что разговор тек рекой, и покидать уют маленькой, захламленной бумагами и свитками кельи совершенно не хотелось. Несмотря на уговоры, Нааррон уступил ей свою постель, а сам устроился на слишком короткой и узкой для него лавке, и охотница с легким чувством вины наблюдала, как он поджимает во сне свисающие ноги. Судя по ровному сопению, спать ему это, похоже, не мешало. Закрыть глаза поначалу было страшновато, но Кира, уверив себя, что снадобья, приготовленные братом, действуют безотказно, все же решилась смежить веки.

– Ну как? – первое, что спросил утром он, осторожно коснувшись ее плеча.

– Отлично! Никаких снов. Давно так сладко и спокойно не спалось. Спасибо!

На занятия к тин Хорвейгу Кира больше не ходила.

«Что требовалось, я освоила. А лиардары всякие пусть другие танцуют».

Первые два дня, возвращаясь в покои, она настороженно поглядывала на деда, но тот так и не спросил ни разу, как проходит обучение, а вот ее снами интересовался и даже одобрил успокаивающее зелье, выданное Наарроном. Сам Пасита ее не искал. Поговаривали, он, вообще, отсутствовал в Ордене, но расспрашивать охотница никого не стала.

«С глаз долой, из сердца вон. К счастью, это работает в обе стороны».

Бал был намечен на первый день снежника, и как бы Кире ни хотелось оттянуть неизбежное, время пришло. Тин Хорвейг объявился в гостиной настоятельских покоев сразу после завтрака, Кира делила трапезу с Настоятелем, который продолжал мучить ее манерами. Величественно кивнув, в ответ на приветственный поклон Защитника, Махаррон молча удалился в кабинете оставив их вдвоем.

– Собирайся. Лошадей уже седлают. Надеюсь, ты не против прокатиться до места верхом?

Кира, не видев Защитника целую седмицу, успела остыть, успокоиться, потому не слишком нервничала.

«Он, скорее всего, и не понял, отчего я тогда так разозлилась. Главное, теперь снова ничего себе не напридумывать, и помнить, с кем имею дело».

Оказавшись в собственной спальне, в раздумьях застыла подле шкафа.

– Киалана, а что же я надену? За все время я так и не удосужилась спросить, в чем поеду на бал!

Внутри похолодело, и Кира пожалела, что не приняла купленное тин Хорвейгом платье. Наверное, оно так и лежит в сундуке, в доме Защитника, если только Пасита не подарил его кому-нибудь. К примеру, Глашке… Мучительные раздумья прервал тихий стук в дверь, а затем она приоткрылась:

– Помочь?

Кира молча захлопнула ее поплотней, не заботясь о том, успел ли Защитник убрать нос. Задвинула щеколду, отрезая себя от наглой морды, и тут в голову пришла довольно дерзкая идея:

– А почему бы и нет? Это же маскарад.