– Хм, я неплохо шифруюсь! Ладно. Так вот, а Бозя стал учиться хирургии. Такие были времена, что наша страсть, хм, я тоже в этой области был кое-чем увлечён, наша страсть дорого бы нам выходила, если бы не открывшиеся у меня таланты!

– Какая страсть?

– Только спокойно! Мы изучали трупы!

– Боги!

– Поняла, куда я сублимировал остатки своей кровожадности из прошлой жизни? Ха-ха-ха!

– Смех мог бы и позловещей сделать, чтоб я убежала, окончательно испугавшись.

– Извини, я нарочно! Ха-ха!

Владлена выдавила смешок, ради приличия, но эта шутка стала скучна ещё в глубоком детстве.

– Трупы, само собой, просто так не выдают, а нам хотелось больше времени на их изучение. Так образовался наш клуб, в котором стали появляться члены… ну, в смысле, люди, ха-ха-ха!

– Баян.

– Да, юморок у меня плоский. Так вот. Мы работали, изучали трупы, которые я доставал из-под полы, – этот момент опустим. Члены клуба платили нам взносы. Деньги были приличные. Бозя отстроил себе особняк в английском стиле, в котором мы, собственно, с тобой и познакомились.

– Ты знаешь, чем я там занималась?

– Знаю ровно столько, сколько мне надо знать, я думаю. У нас были строгие правила. В клубе мы говорили только о делах. С этим было так строго, что мы выгоняли пару раз особо болтливых. Ты была гувернанткой. А потом решила подрабатывать, как мы тебя назвали, слушательницей.

– Стоп! То есть вы все были в курсе, что я выслушиваю чуть ли не каждого члена клуба?

– Да, но только это. Был уговор, если кому-то срочно приспичило поговорить о чём-то личном, то лучше это будет слушать кто-то посторонний. За это мы тебе платили.

– То есть вы все вместе это решили? – почему-то Владлена почувствовала себя оскорблённой, но потом она успокоилась. Ведь и так понятно, что другая сторона медали есть, и такое не могло происходить в тайне. Так думать было по-детски, но чертовски приятно.

– Только не говори, что ты чем-то недовольна! Не поверю! Или ты думаешь, что управляла всем процессом?

– Прости, нет, конечно! Скорее, я просто мало об этом думала. А как вы понимали, что в разговоре со мной никто ничего лишнего не скажет?

– Ох. Сейчас будет неприятно!

– О Боже!

– Не так всё страшно… но Богдан имел доступ к камере со звуком. Конечно, он не просматривал всё каждый день. Это было бы нереально! Имелась программа, которая сигнализировала, если были озвучены некоторые слова. Тогда Богдан просматривал запись и делал вывод. Спешу тебя успокоить, такое случилось лишь раз, и всё обошлось. Там парень заволновался и набросился на тебя со всей своей страстью!

– О Боже!

– Да хватит так реагировать! Ничего в этом удивительного! Или ты думала, я не понимаю, что ты обычный человек, имеющий полное право на личную жизнь?

– Что ты ещё знаешь?

– В смысле?

– Что ты ещё знаешь о моей подработке, так скажем.

– Ничего. Это не моё дело. Я даже не знаю, встречались вы с ним или нет после этого. Но место он своё сохранил в нашем коллективе. Хоть обсудить мы могли это только втроём. Богдан, он и я. Посмеялись, мы с Бозей даже поаплодировали!

– О Боже! – уже с интонацией смирившегося человека произнесла Владлена.

– Да что тут такого? Мы все взрослые люди. Никто твои границы не нарушал. Да и заняты мы были своей страстью. Понимаешь, собрались такие ботаники…

– Ботаники… Вы на них не похожи и не являетесь ими! Ха-ха, – немного расслабившись, ответила ему. – Вы трупы разрезали! Да и внешностью все как на подбор!

– Вот тут ты права! Я сам удивлялся. Высокомерно звучит, конечно! Но зачем тут скромность? Ха-ха! Мы потому и устроили себе такую игру в английский клуб. Хорошее было время!

Венедикт почувствовал шевеление у себя в штанах и сильное, давно забытое ощущение. Неужели это эрекция? Дрожа всем телом, он засобирался, встал и спешно стал поднимать свои вещи с земли, оставляя Владлене свою туристическую подложку, на которой они сидели.

– Что случилось?

– Мне надо торопиться! Видишь, рассвет уже! А я толком не собрался!

– Да мы же ради рассвета тут и сидим! Успеешь! Если что, я тебе помогу! – она взяла его за руку, отчего у бедного парня случилась поллюция. Заметив что-то неладное, девушка резко встала и поцеловала взрослого мужчину, трясущегося, как подросток.

Напряжение немного спало, и Венедикт был этому несказанно рад. Тем более, что чемоданы на войну давно собраны, а рассвет был невероятно красив. Можно и кофейку! Только вот теперь есть неприятные ощущения от испачканной одежды, но это ничто по сравнению с тем, что только что произошло. Сдвину – лось-таки с мёртвой точки! То была награда.

6

Мне уже надоедает этот мир. Слишком всё тяжело в нём даётся. Только я сбежала от отца и успокоилась, подышала, снова пришлось брать себя в охапку и жить по-новому. Вроде разобралась, приняла правила игры и далее шла к победе, но снова всё срывается. Я так часто с этим сталкиваюсь, что каждый раз руки опускаются всё ниже.

В этот раз, думаю, я зашла дальше, чем просто опустились руки. Меня перестала волновать сама цель пути. Скопленные за время работы у Богдана Игнатьевича деньги я берегла на покупку квартиры. Снимала жильё на зарабатываемое «подработкой». Думала, что плавно перескочить из одинокой девушки в замужнюю женщину не составит труда, ведь и кандидат есть.

А теперь что? Я сижу в погребе его матери в глубокой деревне. Только далеко она от больших городов, но вот близка к границам страны и страдает в числе первых. Акт доверия и надежды на меня заставили пойти на такой шаг – приехать заботиться о его матери, пока он на фронте. Я теперь размышляю: а чем он думал, когда просил об этом? Я была так польщена, что опомнилась уже на месте. Когда нас начали бомбить. А в столице сейчас тихо.

Как я могла так с собой поступить?! Как он мог со мной так поступить? Кажется, я, наконец, повзрослела. Только сейчас я поняла, что надо было её ко мне, в столицу, а не мне в деревню… я теперь глубоко запутана в своих чувствах и отношении к Венедикту.

Пока не случилась война, я думала, что вот, я близка к покупке квартиры и замужеству. Свою квартиру я бы сдавала, деньги берегла, а жили бы мы в его квартире. У нас родились бы дети. Я так хочу быть женой, матерью и хозяйкой, что, боюсь, упустив это почти у финиша, я перегорела и теперь не хочу ничего. Особенно после его поступка.

Ну зачем ты меня об этом просил?!

7

– Я очень хотела семью с ним, – прозвучало из темноты подвала, когда немного стихло.

– С кем?

– Отцом Венедикта. Представляешь, я хотела двоих – Венедикта и Владлену. Или Владу. Остановилась на Владлене, так как можно сокращённо называть Владой!

– Представляю ваше удивление, когда вы узнали, как зовут меня!

– Меня как молнией поразило! Я сочла, что это знак.

– Посмотрим. Я стала сомневаться в своём отношении к нему, – война многих сделала откровенными.

– Я пока что не берусь его ни осуждать, ни оправдывать, потому что, к моему стыду, я его совсем не знаю.

– Расскажите мне всё с самого начала.

– Отец его – моя любовь. Даже не знаю, может, я его до сих пор люблю. Но знаю точно, что кусок моей души тогда точно покинул моё тело.

– Что же случилось?

– Я не знаю… Я была беременна, на седьмом небе от счастья, что беременна от моего Влада. Мы…

– И его так звали?

– Я его так любила, что хотела, чтобы всё звучало его именем. Для меня он – это любовь, дети – любовь. А значит, в их именах должны быть звуки его имени. Звучит, будто я сотворила кумира. Может, так и было. Но, думаю, я тогда поверила, что наконец вырвусь из пучины одиночества. У меня было хорошее детство. Одинокой я стала, как только государство назвало меня совершеннолетней. Будто Бог дал дожить моим родителям до этого моего возраста, чтобы я не попала в детский дом.

– Понимаю. Что же произошло?

– Он пропал без вести. Мы планировали свадьбу. Уже подали заявление. Он работал. Мы откладывали деньги на свадьбу, на ребёнка. И как-то раз он не вернулся с работы. Всё.

– Что полиция?

– Искали, конечно. Поняли, что он был похищен. Я в этом не уверена.

– Как протекала беременность с такой не-рвотрёпкой?

– На удивление отлично! Легко так! Видимо, у Венедикта было чёткое намерение родиться. Это единственное, что меня хоть как-то приводило в чувства. Я сошла бы с ума от горя. Даже ходила делать аборт. Врачи просили подумать. Ведь ребёнок был с идеальным

здоровьем. Они говорили, что если уж я не передумаю оставлять его себе, то хоть в семью определят! Косились на меня. Странные те врачи, что делают аборты. Противоречивые. Вроде и за жизнь борются, заступаются, но при отказе матери всё равно её отнимают. Сложные люди.

– Что-то мне подсказывает, что именно это чувство недопонимания я сейчас испытываю к Венедикту.

– Может. В общем, я выбежала из операционной в последний момент. Странно было убивать частичку Владислава. Я сидела в кафе и не могла поверить, что хотела это сделать. Я была счастлива, что опомнилась!

– Да что же произошло, что ваши отношения не задались?

– Всё было хорошо, пока он не стал говорить о том, что насиловал и убил меня в прошлой жизни.

– О как! То были вы!

– Странная реакция. Ха-ха, – в эти времена смех был только нервным. – Он говорил тебе об этом! Он всем рассказывал.

– Вам было и неприятно, и плюс стыдно…

– Всё сложнее. Он это преподносил людям, как страшные байки. Ему, по сути, никто не верил. А я… Мне было просто жутко какое-то время, но я бы могла с этим жить, пока не вспомнила…

– Он думает, что не вспомнила, но просто чувствуете на подсознательном уровне!

– Вот это вы откровенничали, конечно! Хотя чего удивляться, он многим это рассказывал. Но только в детстве. В юности он почему-то замкнулся. Несмотря на то, что резко вырос на три головы за лето!

– Я его не представляю общительным. Наедине – да. И то только с теми, кто прошёл его проверку на надёжность. Даже не знаю, какие критерии отбора, ха-ха.

– Не суть. Он и не знает, что я вспомнила. Не могу точно сказать, дорисовала ли я в своём сознании внешность того маньяка под его внешность или он реально не сильно изменился с прошлой жизни… Но смотреть на него мне сложно. Не то что взаимодействовать как-то.

– И ваши мечты рухнули. Полная фрустрация! Сочувствую.

– Ты на удивление эмпатична!

– Так вышло. Бог меня зачем-то наградил этим.

– Редкое качество. Благодарю! Итак, я хотела ребёнка, вот он! Но он тот, кто мучил и убил меня в прошлой жизни. Как бы я ни старалась справиться с великой ненавистью к нему, я не могла с собой совладать. Я – человек, выращенный в большой любви. Я накопила её в себе столько, что можно было захлебнуться от переизбытка. Хотелось срочно с кем-то ею поделиться. И тут такое. Это был сильный удар, боль от которого ещё долго резонировала. Когда мы не рядом, мне легче.

– Даже не представляю, как с этим можно справиться вообще.

– Лучше б хоть кто-то знал. Я бы спросила…

8

– Надо закурить. А то есть хочется.

– Не поверишь, у меня есть сигары. Подарок сына.

– Ваше лицо! Привет! – От пламени зажигалки Владлена на мгновение увидела лицо несостоявшейся свекрови.

– Зажигалку беречь надо!

– Странно, да? Сидим третий день рядом, а не видим друг друга.

– Всё странно. И то, что курим от голода, хоть и некурящие, и то, что люди воюют… По правде говоря, я уже ничему не удивляюсь. С моим отношением к сыну я вполне могу себе представить, откуда войны берутся. Люди иногда просто не могут справиться с собой. Человеческая психика хрупка.

– По вашему дому не попали. Даст Бог, увидимся при солнечном свете. Солнце! Как же хочется увидеть солнце и небо! – женщины молча закурили.

Молитвы были услышаны на следующий день. Всё утихло, и по дому послышались шаги освободителей. Безусловно, это сначала напугало, но вскоре послышались и призывы солдат. Они произносили кодовые слова, которые означали, что пришли свои и можно выходить из укрытия. Женщины этому не сильно доверяли, но встать во весть рост очень хотелось, пришлось рискнуть. Риск был оправдан. Солдаты помогли выбраться. Ноги были ослаблены, да и руки – ими женщины долго боролись с крышками банок с закрутками. Пришлось питаться тем, что было заготовлено на зиму. Мучение. Воды было пять литров на двоих, а еда только солёная и сладкая – солёные огурцы, варенье да квашеная капуста. Казалось, что Бог над ними издевается. Потому что Дьявол их просто убил бы. Или наоборот. Всё странно в этом мире.

9

Деревня была полуразрушена. Из тысячи с лишним жителей остались триста сорок два. Этими двумя стали Владлена и Карина Дмитриевна.

Кто-то успел уехать из деревни, оставив практически всё своё имущество. Кто-то погиб. Кого-то успели захоронить, кого-то ещё предстояло. Солдаты помогали во всём: хоронили, кормили жителей деревни, давали медикаменты. Счастьем было и то, что живые в хорошем здравии. Относительно. Переломы и тяжёлые случаи обошли жителей стороной. На том солдаты и покинули деревню. Их дело было сделано! Провожали военных с большой любовью и признательностью.

Люди остались сами по себе. Атмосфера глубокого горя и отчаяния… Все пали духом. Как дети, бегали к машинам волонтёров и приезжающим с провизией от государства. Очень часто не успевали урвать побольше. Разбирали остатки. Их деревня была дальше всех. Даже колокол повесили. Звонили, как только увидят подъезжающую машину. За водой ходили ежедневно. С тяжёлыми вёдрами шли три километра от уцелевшего колодца до своих развалин. Провизии хватало настолько, чтобы только тела могли продолжать существовать, не имея смысла это делать.

Владлена запомнила всех в лицо. Как-то раз она поняла, что не все ходят за водой. Странно… Каждый набирает воды себе и тому, о ком решил заботиться. Тут её осенило. У кого-то есть колодец на участке! Вопиющая несправедливость! В гневе она дошла до деревни быстрее обычного.

Сама не понимая как, она достаточно быстро собрала жителей на импровизированной площади (то был перекрёсток двух дорог). Владлена трезвонила в колокол, который раньше служил храму, а теперь его понизили. Даже звук стал какой-то грустный.

– Почему мы не объединяемся? – кричала она в толпу. – У кого-то есть на участке колодец, а мы ходим за три километра! У кого-то уцелела скотина, огород, еда в погребах, в конце концов! У нас, например, остались картошка, лук, морковь и закрутки! – на удивление, толпа быстро опомнилась и приняла эту гениальную мысль. Каждый предлагал своё. Вернее, то, чем был готов поделиться. Условились собраться у самого уцелевшего, но покинутого дома номер 10.

Владлена успокоилась, когда поняла, что колодец был как раз у этого дома, а значит, если кто-то и продолжает скрывать свой источник воды, то он может выдохнуть и продолжить жадничать. К счастью, таких не оказалось, ведь следующим шагом Владлена сподвигла всех на капитальную уборку. Тем и занялись. Каждый день вынужденно образовавшаяся коммуна собиралась на завтрак, потом все шли на работы по уборке территорий и добыванию всего полезного. Всё тщательно отбиралось и распределялось: дрова – в одну кучу, деревянные предметы и брёвна – в другую, так же стекло, железо, провизия из покинутых домов и так далее. После дружного обеда люди решали, что кому можно забрать, а что оставить для общего пользования. После ужина все старались веселиться. Оказалось, что в деревне есть кузнец – он сам об этом вспомнил, так как алкоголя больше не было, равно как и жены, из-за которой «приходилось» пить. Также нашлись столяр, художник, врач – в общем, все были чем-то полезны. Через год люди отстроили дома, как могли, организовали себе медпункт, склад, дом культуры и библиотеку. Наладили общее хозяйство: вскопали поля, посадили овощи, уцелевший скот смог успокоиться и продолжил размножаться. Всё было общим, и это давало силы, так как война всё ещё шла, но шумела уже где-то далеко.

Владлена узнала о себе много нового. Она лидер. Вернее, может им быть в случае необходимости. И она это сделала. Повела за собой людей, организовала их и вдохнула в них жизнь. Это был подвиг хрупкой двадцатипятилетний девушки.

10

Кажется, я начинаю понимать. Развитие моего достоинства напрямую связано с моим духовным развитием! Иначе как объяснять, что при встрече с Бозей я был так счастлив видеть его живым, что не сразу заметил его рану. Она заживёт, всё в порядке, но ему было больно, и я так расчувствовался, что снова ощутил что-то в штанах. Слава Богу, это никак не связано с возбуждением, вожделением и тем более с поллюцией! Я не понимаю, что это были за ощущения, но орган явно увеличился в размерах и стал как-то мужественней, что ли, смотреться! Как же мне хотелось хоть с кем-то это обсудить! И я решился. Связался с психологом, но так как долго нам разговаривать запрещено, мне и этот звонок с трудом разрешили сделать, она успела только сказать, что подумает и напишет, что, кажется, у неё есть вариант. Только это будет не она. Если честно, мне уже всё равно, кто. Главное, чтоб конфиденциально и чтобы выслушали. Может, даже посмеялись вместе со мной… Как же важно человеку человеческое общение!

Мы с Богданом работали рука об руку, лечили солдат. С каждым ярким случаем, переворачивающим реальность, мой член рос. Я снова был подростком. Слишком яркие эмоции от всего происходящего: боль войны, поллюции, радость за себя, страх за близких и невозможность хоть с кем-то это всё обсудить – довели и меня до больничной койки. Буквально через два дня после звонка психологу. Она молодец, постаралась и передала мою просьбу своему коллеге, который был на фронте со мной рядом. Это чудо какое-то! Он был офицером. Вечером того же дня, как меня положили с сердцем, он пришёл ко мне, сел на койку и оповестил, что он от моего психолога и готов меня выслушать. Я не медлил ни секунды. Он, конечно, переживал, что я болен и «как это можно, вот так не жалея себя», а я объяснил, что болею как раз из-за того, что давно не мог говорить о своих переживаниях.

Доктор сдался и отпустил меня погулять, но дал ходули с выдвижным сиденьем. И валидол. Зачем-то. Ладно, возьму. И воду. Всё, готов помочь моему сердцу, и плевать, какого уровня этот психолог, мне от него нужны только уши и хоть маломальская реакция.

– Не спешите вы так, у вас же сердце!

– Поймите, оно скоро восстановится!

– Я был бы очень этому рад! Давайте пройдемся вот там. Там безлюдно и тихо.

– Согласен, – я сбавил шаг. Сердцу и вправду было тяжело. – Знаете, думаю, я вас сильно удивлю.

– Это сложновато, но попробуйте!

Я выдохнул и решил протараторить поскорей, иначе застеснялся бы и опять что-то утаил по привычке.

– И-и-и, – сделав глубокий вдох и на выдохе, – я с детства помню свою прошлую жизнь, я был маньяком, мучил и убил женщину, которая в этой жизни моя мать, она меня ненавидит, у меня в переходном возрасте член не развивался, а сейчас из-за духовного роста он начал развиваться, как у подростка, я думаю, что это карма, чтоб в этой жизни я больше никого не захотел взять в плен, чтобы насиловать… И-И-И-И-И-И у-у-у-у-у-у-у, – я ИСТОШНО завыл, слёзы полились градом, я ревел, как ребёнок… думаю, это и были мои детские невыплаканные слёзы!