Лю Юэцзинь задолжал Хань Шэнли три тысячи шестьсот юаней. И случилось это тоже по пьянке. Пока Лю Юэцзиню не стукнуло сорок, он никогда не имел обыкновения разговаривать сам с собой, но когда он разменял пятый десяток, у него это вошло в привычку. Бывало, строгает он что-нибудь на кухне или идет по улице, или раздевается, чтобы бухнуться в постель, как вдруг раз – и скажет что-нибудь. Потом встрепенется, начнет осмысливать, что к чему, тут и вспомнятся ему неприятности. Ведь все его высказывания были отголосками каких-нибудь терзаний. Приятные события у него такого отклика никогда не находили. Например, последние несколько месяцев Лю Юэцзинь часто повторял: «Больше ни капли в рот не возьму». До наступления марта у Лао Хуана, что торговал на рынке свиными шеями, вышла замуж дочь. Этот Лао Хуан, кроме свиных шей, также продавал свиные потроха типа сердца, легких, кишок и так далее. В других лавках, где ставку делали на продажу мяса, свиные шеи и потроха считались сопутствующими товарами. А Лао Хуан мяса вообще не продавал, что делало его товар дешевле, чем у других. Поэтому Лю Юэцзинь за свиными шеями ходил именно к нему. Через какое-то время они сдружились, Лю Юэцзинь, покупая шею, стал потом по-свойски добавлять к покупке несколько кишок и укладывать к себе в тележку. Лао Хуан не возражал. Иной раз, уже отоварившись, Лю Юэцзинь усаживался с ним поболтать, против чего Лао Хуан также не возражал. Когда у дочери Лао Хуана была свадьба, Лю Юэцзинь пришел с подарком и посидел за праздничным столом. Кушать он много не кушал, а вот с выпивкой снова перебрал. Рядом с ним за столом оказалась жена У Лаосаня – торговца куриными шеями. Лю Юэцзинь часто покупал куриные шеи, поэтому взял за правило ходить в лавку У Лаосаня. Так же, как и Лао Хуан, У Лаосань не продавал куриного мяса, делая ставку лишь на куриные шеи и хребты. Заходя в лавку У Лаосаня, Лю Юэцзинь частенько шутил с его женой. Оба супруга родились на северо-востоке, где женщины славятся пышной грудью.
– Гляди-ка, – шутил Лю Юэцзинь, – снова разбухла, надо бы попить молочка.
– Назовешь мамой, покормлю, – отвечала жена У Лаосаня.
У Лаосань, который рядом обдирал куриные шеи, обычно посмеивался и разговоров этих не пресекал. Вот и сейчас, оказавшись рядом за одним столом, Лю Юэцзинь и жена У Лаосаня разбавляли свою трапезу разнообразными шуточками. Сначала Лю Юэцзинь давал волю только своему языку, но когда поддал, забылся и, пустив в ход свои руки, ущипнул жену У Лаосаня за грудь. Та в ответ залилась звонким смехом, и тогда сидевший напротив У Лаосань не стерпел. Если бы сам У Лаосань не выпил лишнего, то ничего бы и не случилось, но поскольку он тоже был поддатый, выходка Лю Юэцзиня его взбесила, и он прямо через стол запустил в него тарелкой с блюдом, угодив тому точно в физиономию. Если бы Лю Юэцзинь не выпил лишнего, он осознал бы свою вину и сдержался, но сейчас он попросту забылся и, смахнув с себя остатки еды, схватил со стола суп из куриных шей и окатил им У Лаосаня. Тот рассвирепел, выхватил у Лао Хуана мясницкий нож и, перемахнув через стол, ринулся на Лю Юэцзиня, который со страха тут же протрезвел. Народ вцепился в У Лаосаня, но это лишь прибавило ему сил:
– Не держите меня, не того схватили, я ведь уже не день и не два терплю все это!
Потасовка растянулась на весь вечер, покуда Лао Хуан их не урезонил, и они не сторговались меж собой. В итоге Лю Юэцзиню надлежало заплатить У Лаосаню три тысячи шестьсот юаней, так называемую плату за свинство. При себе у Лю Юэцзиня такой суммы не оказалось, тогда его земляк Хань Шэнли снял в банке со своей карты три тысячи триста юаней и одолжил эти деньги Лю Юэцзиню под три процента. Когда, наконец, набрали три тысячи шестьсот юаней и передали их У Лаосаню, буря улеглась. Вот тебе и ущипнул за грудь – да ладно бы трезвым был, а так мало того, что никакого удовольствия не получил, еще и таких денег лишился. Протрезвев к полуночи, Лю Юэцзинь сначала испытал угрызения совести, а потом вдруг рассердился на У Лаосаня: «С уличной девкой переспать и то восемьдесят юаней стоит, а тут едва тронул за не самые сокровенные места и нате вам – три тысячи шестьсот юаней! За сестру собственную столько не предлагают!» Потом он стал злиться на продавца свиных шей и потрохов Лао Хуана, ведь это он предложил сговориться на такой сумме: «Воспользовался моим состоянием и нагрел на мне руки, разве это по-людски?» С тех пор оба мясника переехали со своими лавками в другое место. После того, как Лю Юэцзинь уладил дела с мясниками, у него начались проблемы с Хань Шэнли. Когда тот одолжил ему деньги, они договорились о трех процентах и о том, что долг будет возвращен через три дня. На сегодняшний момент прошло уже три месяца, а Лю Юэцзинь не возвратил ни копейки. Обычно долг не отдают или из-за отсутствия денег, или из принципа. Лю Юэцзинь относился к первой категории, а Хань Шэнли относил его ко второй. Уже несколько раз Хань Шэнли и так и сяк пытался выяснить с ним отношения:
– Нельзя делать людям добро: как сделаешь, так друзья превращаются во врагов, – качал он головой.
Итак, превратившись во врага, Хань Шэнли отбросил всякие церемонии и стал в открытую выбивать из Лю Юэцзиня долг. Сначала он приходил к нему раз в неделю, потом каждый вечер. Тогда и Лю Юэцзинь сменил тактику: теперь он уже не отпирался, что у него нет денег или что он их не вернет, а просто все сваливал на Жэнь Баоляна:
– Деньги имеются, – говорил он, – да только они у Жэнь Баоляна, это он задерживает зарплату, я-то тут при чем? – Или: – Иди к Жэнь Баоляну, если он выплатит мне деньги, я их тут же верну тебе.
Хань Шэнли не знал, плакать ему или смеяться.
– Ты малость попутал: ведь это ты мне задолжал, почему я должен искать какого-то Жэнь Баоляна?
Сегодня Хань Шэнли пришел снова, но не вечером, а в обед. До этого он обычно заявлялся в костюме, купленном на ближайшем ночном рынке, где «все по двадцать» или «по тридцать» – в общем, в секонд-хенде неизвестного происхождения. Но сейчас вместо костюма на нем была испачканная кровью футболка, штаны, тоже в крови, а на голове красовалась повязка. Лю Юэцзинь в это время как раз стоял на раздаче в столовой; в помещении сотни рабочих шумно опустошали палочками пластиковые коробочки. Хань Шэнли, не церемонясь, пробился сквозь толпу к самому окошку и заорал:
– Лю Юэцзинь, если сегодня же ты не вернешь мне долг, я тебя в порошок сотру!
Лю Юэцзинь, увидав, что он весь в крови, забеспокоился:
– Это что-то новенькое!
Рядом с Лю Юэцзинем на раздаче риса стояла племянница Жэнь Баоляна, Е Лянъин. Лю Юэцзинь вручил ей свой черпак и направился вон из столовой, увлекая за собой Хань Шэнли. Наконец он усадил его на мотки проволоки и, пристроившись рядом, сказал:
– Что ж ты меня публично из-за этих денег позоришь? Если тебе самому все равно, то мне – нет.
Хань Шэнли, схватив себя за футболку, запричитал:
– Из-за тебя меня избили.
– Кто? – удивился Лю Юэцзинь.
– Тебя это не касается, просто я тоже задолжал.
Пристально посмотрев на Лю Юэцзиня, он добавил:
– Мне есть чему у других поучиться, пока я тут с тобой сюсюкаюсь, меня самого чуть на тот свет не отправили.
Лю Юэцзинь знал, что Хань Шэнли время от времени промышлял воровством, поэтому он догадался, что избили его, скорее всего, за какую-нибудь кражу. Между тем Хань Шэнли, показывая на свою перевязанную голову сказал:
– Мне в больнице восемь швов наложили и взяли за это сто семьдесят юаней, которые, считай, теперь тоже висят на тебе.
Лю Юэцзинь зажег сигарету и решил перевести разговор на другую тему:
– Шэнли, нам ли сводить счеты друг с другом? Ты лучше вспомни, кто тебя горячей лапшой отогревал, когда восемь лет назад, еще до переезда сюда, тебя в метель мачеха из дома выгнала.
– Если все это вспоминать, так я тебя должен дядюшкой своим величать. Ты мне про это уже тысячу раз говорил, пора уже и меру знать. Короче, дядюшка, я тоже в переплет попал. Возвращай деньги!
– Да у меня правда их нет, дай мне еще несколько дней.
Хань Шэнли огляделся по сторонам и ткнул пальцем в мотки проволоки под своей задницей:
– На стройке имеется и проволока, и кабель, утащишь ночью – и делу край.
Лю Юэцзинь, не раскусив до конца Хань Шэнли, порывисто вскочил со своего места:
– Шэнли, меня лично не колышет, чем ты там целыми днями занимаешься, но я вором становиться не хочу.
Заметив, что Хань Шэнли снова начинает закипать, Лю Юэцзинь и сам заартачился:
– Разве это нормально – толкать на такие дела? Да ты меня просто под нож подставляешь!
Хань Шэнли в ответ заорал:
– Денег у него нет, воровать он не желает! А как ты собираешься выкручиваться?
В этот момент из-за угла показалась группа отобедавших рабочих. Лю Юэцзинь схватил Хань Шэнли за руку и вполголоса попросил:
– Три дня, дай мне еще три дня.
Разменяв пятый десяток, Лю Юэцзинь не только стал разговаривать сам с собой, но еще и постиг одну истину: на свете существует две категории людей – толковые и бестолковые. К последней относятся те, кто своим же языком себя загоняет в угол. Казалось бы, какая-то фраза, а связать может по рукам и ногам. Взять того же Лю Юэцзиня. В некоторых делах он очень даже смыслил. К примеру, он прекрасно мог управляться в столовой, зная, что именно приготовить: тушеную морковь с капустой или тушеную капусту с морковью, добавить ли туда мясца, и если да, то сколько. Точно таким же был его дядя Ню Дэцао, работавший когда-то поваром в тюрьме. Но стоило Лю Юэцзиню или Ню Дэцао выйти за пределы своего рабочего места, они тут же становились совершенно бестолковыми. Язык свой и тот контролировать не могли. Но одно дело – пустая брехня, а другое – дурацкое бахвальство, последствия которого нужно осознавать. Если повезет, то свои слова удастся оправдать, а если нет, то проблемы будут расти, как снежный ком, и дело примет уже совсем другой оборот. Но ведь так приятно бывает произвести впечатление, это так тешит самолюбие.
У Лю Юэцзиня был сын Лю Пэнцзюй, который в настоящее время учился в старших классах в родном уездном центре. Ради него Лю Юэцзинь когда-то и пошел ва-банк. Сначала, войдя в раж, он чувствовал себя на коне, однако потом, когда одна-единственная фраза обернулась тяжеленным ярмом на шесть лет, ему стало не до смеха. Если бы не сын, Лю Юэцзинь не стал бы вести себя подобным образом: имея деньги, брать их в долг у Хань Шэнли, да еще и не возвращать. До того как Лю Юэцзиню исполнилось сорок лет, он был честным и прямодушным. А как стукнуло сорок, он частенько спрашивал сам себя: «Как я мог докатиться до такого?»
Шесть лет назад Лю Юэцзинь развелся. Жену его звали Хуан Сяопин. До развода Лю Юэцзинь работал поваром в уездном ресторане «Счастливый знак», где готовил и основные блюда, и гарниры. Отработав год, он при первом удобном случае попросил хозяина устроить в ресторан свою жену, Хуан Сяопин, в качестве уборщицы и официантки. Лю Юэцзинь как повар зарабатывал в ресторане семьсот юаней в месяц, а Хуан Сяоцин – всего триста. На западной окраине уездного города Лошуй находился винный завод, хозяином которого являлся Ли Гэншэн. Лю Юэцзинь учился вместе с ним в начальной школе. В те времена в их классе училось пятьдесят шесть ребят, и Ли Гэншэна считали самым никчемным. Бывало, если кто-то из мальчишек с кем-нибудь дрался и проигрывал, он потом просто срывал свой гнев на Ли Гэншэне. Все его мутузили, и Ли Юэцзинь не был исключением. Поскольку Ли Гэншэн был высоким, ему дали кличку «Тупая каланча». Никому тогда и в голову не могло прийти, что спустя тридцать лет эта Тупая каланча станет генеральным директором «Тихоокеанской винно-водочной компании». И пусть это был всего лишь небольшой винно-водочный завод в уездном городе провинции Хэнань, он ежедневно производил не только водку «Сяоцзибэн», но еще и «Маотай». И если та же «Сяоцзибэн» стоила два с половиной юаня, то «Маотай» – триста восемьдесят. Так что бывший размазня спустя тридцать лет поднабрался дерзости. Как-то раз Ли Гэншэн вместе с друзьями пришел в ресторан «Счастливый знак» и, узнав от официантки, что она жена Лю Юэцзиня, попросил вызвать его из кухни и присоединиться к банкету. За разговором друзья Ли Гэншэна спросили, сколько зарабатывает жена Лю Юэцзиня в ресторане. Узнав, что ее месячная зарплата составляет всего триста юаней, Ли Гэншэн тотчас предложил устроить ее фасовщицей «Маотая» на свой завод, где за такую работу платили по шестьсот юаней. Разумеется, что и Лю Юэцзиня, и Хуан Сяоцин такое предложение очень обрадовало. А Ли Гэншэн только усмехнулся:
– Предлагаю именно потому, что в детстве меня избивал.
Все посмеялись, а на следующий день Хуан Сяоцин уволилась из ресторана «Счастливый знак» и устроилась фасовщицей в «Тихоокеанскую винно-водочную компанию». Весной следующего года Хуан Сяоцин повысили и перевели в отдел сбыта, после чего она стала часто разъезжать с Ли Гэншэном по Китаю и продвигать продукцию. Дело это оказалось прибыльным, и теперь за месяц Хуан Сяоцин могла заработать полторы тысячи юаней, что намного превышало доходы Лю Юэцзиня, который продолжал работать поваром. Поначалу Лю Юэцзинь рассматривал это как одолжение ему со стороны Тупой каланчи, поэтому при встрече участливо благодарил его: «Спасибо тебе, брат! Знай, что я очень ценю твое участие». Однако скоро уже весь уездный город обсуждал отношения Ли Гэншэна и Хуан Сяоцин. Всем уже давно все было ясно, и только Лю Юэцзинь оставался в полном неведении. На пропускной «Тихоокеанской винно-водочной компании» работал охранник Чжан Сяоминь, который приходился Ли Гэншэну племянником от старшей двоюродной сестры; собственно, только из-за родственных связей он и получил эту работу. Как-то раз в конце декабря Ли Гэншэн был на одном банкете. Засидевшись там до поздней ночи, он уже совсем пьяный вернулся на завод. В этот же вечер у Чжан Сяоминя прошла встреча с одноклассниками, где он тоже поддал за компанию, и теперь, явившись на работу, отсыпался. Сколько ни звал Ли Гэншэн охранника, никто не откликался. Между тем началась метель, пьяный Ли Гэншэн продрог на ветру. Все его попытки вызвать охранника оказались напрасными. Тогда он перелез через ворота, пинком вышиб дверь проходной и схватил лежавшую на столе дубинку. Обычно эту дубинку Чжан Сяоминь во время своих дежурств крепил себе на пояс, чтобы походить на полицейского. Пьяный Ли Гэншэн, потеряв над собой контроль, ринулся к спящему на кровати Чжан Сяоминю. В прошлом забитый Ли Гэншэн уже давно научился первым бросаться на людей. Орудуя дубинкой, он задел висевшее над кроватью зеркало, осколок которого угодил прямо в лицо Чжан Сяоминю. Увидав, что Чжан Сяоминь сильно поранился, Ли Гэншэн не унимался. Плюнув в его окровавленную физиономию, он закричал:
– Твою мать, заботишься о тебе, а ты хуже собаки!
С этими словами он отбросил дубинку и вышел вон. Чжан Сяоминь обычно терпеливо сносил такое отношение к себе. Спустя полмесяца рана на его лице затянулась, но шрам на левой щеке остался. Когда из-за этого шрама с Чжан Сяоминем рассталась девушка, он разозлился. Как-то в полдень, когда Лю Юэцзинь трудился в ресторане, к нему на кухню забежал Чжан Сяоминь и что-то шепнул на ухо. Лю Юэцзинь тотчас отложил свой черпак и взбудораженный побежал следом за Чжан Сяоминем в «Тихоокеанскую винно-водочную компанию». Влетев в кабинет Ли Гэншэна, он застукал его и свою жену Хуан Сяопин лежащими на диване голыми. Подлетев к Ли Гэншэну, Ли Юэцзинь ударил его. Тот терпеливо снес первую волну нападения, но потом разозлился и ударил Лю Юэцзиня в ответ. Чжан Сяоминь, увидав драку, убежал. Хуан Сяопин тоже не стала их разнимать, а просто оделась и ушла. Исход сражения одетого Лю Юэцзиня с раздетым Ли Гэншэна оказался не в пользу первого. С тех пор как они учились в школе, Ли Гэншэн сильно изменился; выиграв битву, он уселся голым задом на стул и, закурив, сказал: «Раз такое дело, иди и подай на меня в суд!»
Печальная история о загулявшей жене и о том, как застуканный на месте преступления любовник избил ее мужа в мгновение ока превратилась в ходячий анекдот. Некоторое время этот анекдот был в уездном городе у всех на устах. Когда-то в школе Ли Гэншэна считали размазней, а сейчас в его шкуре оказался Лю Юэцзинь. Когда обижают в школе, это менее обидно, чем когда спят с твоей женой. На следующее утро Лю Юэцзинь уже вместе с группой поддержки снова заявился в «Тихоокеанскую винно-водочную компанию». Но Ли Гэншэн вместе с Хуан Сяоцин уже укатил в командировку на Хайнань. Не застав его на месте, Лю Юэцзинь рванул в цех, где со своими товарищами перебил все бутылки. Водка «Маотай» лилась рекой. Ли Юэцзинь не то чтобы осознанно срывал свою злость, скорее, он действовал в состоянии аффекта. Всю ночь, лежа в кровати, Лю Юэцзинь силился понять ситуацию. Его удручало даже не то, что его жена гуляла на стороне, пока он целый год оставался в неведении, а то, что эти двое вообще могли сойтись. Он еще мог как-то объяснить, почему его жена сблизилась с Ли Гэншэном, с ее стороны это, можно сказать, была любовь по расчету. Но что за блажь нашла на Ли Гэншэна? Ведь красотой Хуан Сяопин не отличалась: узкие глаза, плоское лицо, усыпанный веснушками нос, да и молоденькой ее уже не назовешь. Лю Юэцзинь не находил в ней ничего привлекательного, неужели Ли Гэншэн не мог выбрать себе другую пассию? Может, он просто хотел таким образом скомпрометировать Лю Юэцзиня? Может, это была месть за школьные обиды? Но в школе Ли Гэншэна многие обижали, неужели теперь он собирается переспать с женами всех своих обидчиков? Надолго ли тогда его хватит? Этот случай совсем сбил Лю Юэцзиня с толку. Попытки докопаться до истины совершенно его измучили. Не в силах разобраться с этим в одиночку, Лю Юэцзинь обратился к своему проверенному другу. Этим самым другом был не кто иной, как Лао Ци, который около ресторана «Счастливый знак» держал лавку с лепешками. На вопрос Лю Юэцзиня Лао Ци, переворачивая на сковороде лепешки, масляной рукой почесал в затылке и ответил: «Да, я тоже этого понять не могу». Тогда Лю Юэцзинь обратился к другим проверенным друзьям, но и они тоже затруднялись с ответом; единственное, все находили Лю Юэцзиня каким-то странным и беспокоились о его душевном состоянии. Но сам Лю Юэцзинь считал себя как никогда нормальным. В конце концов он перестал приставать к друзьям со своими вопросами и позвонил напрямую Ли Гэншэну. Тот после Хайнаня уже успел вместе с Хуан Сяоцин съездить в Гуанчжоу и Шанхай, а звонок Лю Юэцзиня застал его в Сиане. Он не сразу взял трубку, надеясь, что Лю Юэцзинь звонит ему по-другому делу, но, услышав его вопрос, даже растерялся. Однако он не стал увиливать и прямо ответил: «Ни в каких своих целях я Хуан Сяоцин не использовал, мне просто понравилась ее ладная талия – она легко умещается в ладонях». В висках Лю Юэцзиня застучало. Он тринадцать лет жил вместе с Хуан Сяоцин и никогда не замечал ее уникальной талии. Это его расстроило даже больше, чем то, что с его женой переспали. А Ли Гэншэн, в отличие от Лю Юэцзиня, оценил талию Хуан Сяоцин, вот поэтому-то у него с ней все и сложилось. Положив трубку, Лю Юэцзинь иначе посмотрел на все свои сорок два года жизни. Однако он не мог поделиться этим с торговцем лепешками Лао Ци или другими своими друзьями. Иначе он стал бы героем еще одного анекдота.
О проекте
О подписке