Мне десять лет, бабушка отправила меня в магазин, я очень торопилась, через полчаса должны начаться мультики, зашла в лифт, свет погас. Сколько бы я не колотила в дверь, нажимала на все кнопки подряд и не звала бабушку, никто меня не слышал, да и кто услышит, весь подъезд одни старухи. Уставшая, села на пол и разревелась. Сколько я там сидела не знаю, пока не услышала шаги на лестнице, и снова начала колотить в двери лифта.
– Подожди взрослых позову, – сказал голос с лестницы.
По звуку шагов поняла, ушёл и снова заревела. Потом шаги вернулись.
– Ты тут? – спрашивает он меня.
– А куда я денусь? – сквозь вой отвечаю я.
Потом пришли слесаря задвинулись створки лифта и я оказалась на свободе. Моим спасителем оказался наш новый сосед.
– Как зовут то? – спросил он.
– Лола, – чуть не заикаясь, ответила я.
– Меня Слава. Лола, это Лолита, что ли?
– Лолита.
Как и сама не поняла, но всего несколько фраз и я успокоилась.
–Где живёшь?
–На пятом.
–А я на четвёртом.
Мы вместе сходили в этот момент злосчастный магазин, Слава помог донести сумку и с этого дня у меня появился друг, четырнадцатилетний сосед.
Мы ходили в одну школу и часто возвращались домой вместе, он несколько раз разбирался с моими одноклассниками, которые вечно дразнили сиротой.
Пара хороших затрещин и они все поняли.
Его семья приехала из другого города, чтобы была возможность дать сыну образование. После школы Слава, мечтал поступить в военное училище, там, кстати, учился мой отец, его фото до сих пор висит на доске почёта.
Через несколько лет я стал привычной частью его компании, он познакомил меня с Гошей и Максом, Маша и Макс, однофамильцы, их так часто называли родственниками, и видимо накаркали или их терпение кончилось и они поженились. Вита моя одноклассница, но старше меня на год, она оставалась на второй год, Боча это не кличка, а фамилия. Костик брат Маши и они близнецы.
Мое тринадцатое день рождения, я жду звонка отца, про мать я даже не вспоминаю. Он так и не позвонил, я проплакала всю ночь. Пока я была младше, бабушка коротко говорила, что отец звонил и поздравлял, в тот год я поняла, он даже не помнит дату моего рождения.
На следующий день в службу опеки было написано заявление от моего имени, чтобы отца лишили родительских прав. Скандал был жуткий, комиссии дома и в школе, я закатывала истерики, сначала мне дали понять, что отец найдёт путь замять дело и ничего не измениться, я объявила голодовку.
Тогда он приехал сам, я смотрела на этого чужого человека и не понимала, как он может быть моим родителем, мы даже не похожи, я кареглазая с каштановыми волосами, он русый с голубыми глазами. Высокий, широкоплечий, русский медведь в военной форме. Его воспитательных мер я не забыла до сих пор, дверь кухни хлопнула с демонической мощью, одной рукой он схватил меня за челюсть, другой держал ложку с супом.
– Слушай меня, девочка, или ты ешь или ложишься в дурку, где тебя будут колоть до зелёных соплей!
Голодовка закончилась, отец уехал, но стал иногда заезжать, чтобы я помнила, под чью дудку, все пляшут в нашей семье.
Мне шестнадцать, я подошла на первую в своей жизни дискотеку. Бабушке сказала, что ночую у бабы Поли, а ее уже слёзно умоляла отпустить с ночёвкой к подружке.
Перед танцами решили зайти к подружкиным приятелям, там было выпить, потому как денег в обрез. Эта квартира мне сразу не понравилась, три комнаты, в каждой по несколько человек, одни пьют, другие курят и не только сигареты. Подружка растворилась с толпе сразу, а я сидела за кухонным столом, словно приклеенная. Наконец нашла в себе сил встать и найти ее, но в коридоре один парень перегородил мне дорогу, я улыбалась, мямлила про то, что нужно идти. Он меня даже слушать не стал, швырнул со всей силы в ванную и начал сдирать кофту. Как я вырвалась не помню, выбежала из подъезда, а на улице ноябрь, пальто и сумка остались с той квартире, только телефон со мной.
Набрала Славе, на мое счастье его на выходные отпустили домой, он уже учился на третьем курсе военного училища и жил в казарме.
Спряталась у соседнего подъезда, вдруг выйдут искать, а они выходили и искали.
Через минут сорок во двор залетел чёрный форд, это автомобиль отца Славы, я даже подумала, что они вместе приехали за мной.
Вышла стою, плачу , от холода зуб на зуб не попадает. Он закутал меня в свою куртку и усадил греться.
– Где пальто? Там осталось! – спрашивает меня и сам отвечает.
Я лишь номер квартиры смогла назвать.
– Не ходи туда, фиг с ним, с этим пальто.
Он ушёл, вернулся минут через пять, принёс пальто и сумочку. Костяшки сбиты на скуле синяк, бровь рассечена.
Я заплакала, потому как знала, в училище будут выяснять, что случилось, там с этим строго.
Домой он меня не повёз, к нему тоже нельзя, весь подъезд сразу узнает, решили на его даче переночевать.
Приехали, всю дорогу он молчал, машину поставили во двор. Я думала злиться на меня, нашла приключений себе на одно место а как выкручиваться не подумала и его подставила.
Слава разжег камин, в доме холод не лучше, чем на улице, я нашла аптечка раны обработать, электричества нет, сады на зиму обесточили, свет только от камина. Я дрожащими руками заливаю ссадины перекисью, на него не смотрю и стыдно и страшно.
– Слав, спасибо, – тихо шепчу, а слова застревают в горле.
Он прижимает меня к себе крепко и говорит.
– Я любого за тебя прибью, не смей так больше делать, я себе не прощу, если с тобой что случиться.
И он поцеловал меня в губы, так, как целует мужчина любимую женщину, без права протеста и сожаления.
Я все поняла, он меня любит, но сказать не может. Наверно думал, я не пойму. И я тогда нашла в нем любовь, которой мне не додали в семье, он был моей опорой и надеждой на лучшее будущее. Я любила его за прямоту и честность, по отношению ко мне, чего мне так не хватало.
Милый друг не скучай.
Проснулась после обеда, одна, как оказалась в своей постели не помню. Единственная мысль, что Стас принёс меня сюда на руках.
Про буржуйское утро и думать не могу, голова гудит как улей. А это было моей мечтой целый год, проснуться на природе и с бокалом шампанского встречать рассвет.
Привела себя в порядок, открываю дверь, а там жара, народ купается, рассекают гладь озера на лодках и катамаранах, жизнь бьет ключом. Моих не видно, подошла к домику Виты, дверь приоткрыта, постучала для приличия. Тишина.
Заглянула внутрь и потеряла дар речи, Вита с Гошей голые без покрывала, тут и додумывать ничего не нужно.
Дайте мне святой воды, промыть глаза! Я теперь не смогу стереть эту картину из своей памяти.
Я сама не святая монашка, чего только стоит мое предновогоднее приключение, поэтому даже и осуждать из не имею права.
Добираюсь до пляжа и падаю на нежнейший золотой песок, и да есть места нашей родины, где озера с чистейшей водой, вокруг сосновый бор и золотые пески на берегах озёр. Наблюдаю за бегущими облаками, наверно теперь там мои самые дорогие и любимые.
– Порадуйтесь за меня. Я хочу начать жить заново. – шепчу я небесам.
Рядом на песок приземляется Вита, молчит.
– Говори уже! – не выдерживаю я.
– Это ты заглядывала в домик? – спрашивает она.
– Я…
– Я.. мы, блин! – она пытается, что-то сказать, но ничего не получается.
– Не оправдывайся! – останавливаю я ее.
– Я ребёнка хочу родить, Гоша не против, – говорит она даже не мне, а словно сама себе.
– А как же его жена?
– Они три дня назад заявление в загс подали, будут разводиться, но это не из-за меня!
Жена у Гоши та ещё звезда, с нами никогда никуда не ездит, на дни рождения не ходит, ведёт суперпопулярный блог о свадьбах. Гоша сох по ней со школы, добился, но она оказалась лишь красивой куклой без души.
– Вы бы пьяными детей не делали, – говорю я Вите.
– Это быт пробный пуск! – отвечает подруги и мы ржем до боли в животе.
Обожаю ее за прекрасное чувство юмора.
Просеялись, отдышались, молчим.
– А я с начальником переспала, – говорю я.
Вита молчит, глаза, что плошки.
– С этим смазливым начальником барменов? – спрашивает она.
– Нет, с Фёдором Андреевичем.
Мне показалось, что она после этих слов зависла, словно старая винда.
Вита все ещё молчит, мне так стыдно, что я закрыла лицо руками, говорят, если поделиться своей тайной, станет легче. Нет.
– Когда? – спрашивает она.
– В Новогодние праздники. Только никому!
– Я могила! – говорит она и прикладывает пальцы к губам.
****
Фёдор Андреевич, владелец, душа, главный локомотив нашего клуба. Ему слегка за сорок, он стройный, подтянутый, стильный. Носит легкую щетину, мастерски подрехтованную в бабершопе и бритую голову.
Все официантки широко улыбаются при его появлении, танцовщицы демонстрируют растяжку, шпагат и нереальную длинны стройных ног. Гостьи клуба томно улыбаются ему, а малолетки часами стоят в очереди на фейс контроле, вдруг он их заметит. Он – трудоголик и следит за всеми сферами работы своего детища.
В клубе шла череда предновогодних корпоративов, мы работали на износ. Все гости, словно сговорившись требовали мохито, но закончилась мята. Мы с напарником обыскали весь холодильник, хотя моя смена закончилась, я ещё час помогала в баре с поиском, ведь утром видела ящик мяты. Мы предлагали маргариту, но кто-то из друзей Феди нажаловался на нас.
– Лола, стой! Что там с мятой?
– Ее просто нет, я не знаю где ее брать. Ресторан нас в свой холодильник не пускает.– стою, оправдываюсь перед ним, можно подумать я ее съела.
Он хватает меня за плечо и ведёт к холодильнику, словом холодильник к ресторане, это целая комнатная.
У нас все уже выучили, что он ненавидит, когда в работе возникают такие заминки и уж тем более, когда их нужно решать самому.
Роемся на полках, перебираем, переставляем ящики с овощами и фруктами.
– Вот видите, ее тут нет!
И тут дверь закрывается и разлается щелчок в замке. Мы бросаемся к двери, стучим, кричим. Достаю телефон, связи нет, ещё бы такая толщина стен.
А холодно там, как на полюсе.
– Этого следовало ожидать! – говорю я, стуча зубами.
– Это почему?– спрашивает Федор.
– Я в лифтах каждый второй день застреваю.
Замёрзла, что аж трясёт. Он снимает пиджак и накидывает мне на плечи, а тот пахнет так, что голову сносит в один миг, дорогой парфюм, такой мужской из другого мира.
– Лола, как зовут по настоящему, то? – спрашивает он.
Я удивленно вскидываю брови.
– Так и зовут Лолита!
– Это как у Набокова? А то мы тут спорили, даже, – говорит и смеётся.
Мы там пробыли достаточно долго, чтобы замерзнуть, но недостаточно, чтобы умереть. А перед тем, как нас услышали и открыли, уже прощалась с жизнью.
–Хрен с этой мятой, идём в мой кабинет, там есть коньяк, лучший способ согреться, но есть ещё один.
Налил два бокала, я лишь слегка пригубила и закуталась в плед.
– Пей полностью, так толка не будет, – сказал Фёдор мне и придерживая мою голову на затылке, второй влил весь коньяк в меня. Благодатное тепло разлилось по телу, я перестала трястись.
Через несколько минут принесли горячий суп, уже доедая ароматную уху, я поняла, что это от шеф–повара и там есть водка.
–Я же теперь до дома не дойду,– говорю Фёдору, а он смеётся.
Из главного зала клуба слышно, как ведущий зовёт снегурочку, гости смеются, а через несколько минут считают обратный отсчёт до курант.
Фёдор поставил бокал шампанского передо мной.
– Давай проводим старый год!
– Ещё три дня провожать и без выходных между прочим. – отвечаю ему.
– Всю новогоднюю ночь пробегаешь, хоть сейчас расслабься.
Я беру бокал и понимаю, что мы пьём на брудершафт. После глотка напитка думаю, чмокну его в щечку и поздравлю с уходящим, но не я владею ситуацией. Фёдор целует меня страстно в губы, буквально выбивая воздух из легких.
Я испугалась его напора, соскочила и бросилась к двери.
– С наступающим, конечно, но это лишнее! – говорю ему.
– Постой! – говорит он мне в след.
Догоняет у самой двери и снова целует. И тут я думаю, а гори оно все синим пламенем, так захотелось человеческого тепла, пусть и такого мимолетного. Захотелось вылезти из-под своего панциря депрессии, почувствовать себя живой, снять наконец траур по своей жизни. Я поцеловала его в ответ.
****
Вита сидит и по дебильному хихикает.
– А прошлый раз ты видимо не полностью все рассказала, только про холодильник!
Пришла Маша, смотрит на нас.
– По какому поводу, смех без причины? – спрашивает Маша.
– Лола с Фёдором Андреевичем переспала, – выпалила Вита.
Маша зависла на некоторое время.
– Тихушница! – зашипели они на меня.
–Когда?– спрашивает Маша.
– Первый раз в декабре, – ответила я.
– А что ещё второй раз был? – почти кричат они.
– Не спрашивайте меня больше! У меня сейчас мозг взорвется. Перевернулась на живот и подставила спину солнышку.
В одну реку два раза.
Проснулась утром следующего дня, в кабинете Фёдора, у него там что–то вроде спальни, одним словом трудоголик. Вроде все, что было ночью помню, но голова словно а тумане.
– Ну как же так! – промычала, не отрывая голову от подушки.
И понимала же, что делаю, а все равно в мозг прокралось гложущее чувство вины.
–Доброе утро! – говорит Фёдор.
Подскакиваю и закутываюсь в одеяло, словно она меня защитит.
Он стоит, прислонившись к столу, застегивает запонку на свежей рубашке, хитро улыбается.
– Доброе, – отвечаю я.
– Что так невесело? Утро нового дня наступило, нужно радоваться. Я кофе принесу. Да не кутайся ты в это одеяло, тебе там стесняться нечему.
Словно змей лукавый окинул взглядом и ушёл.
Я не теряя ни минуты, натянула на себя вещи, хотя знала, что сейчас тут только охрана и словно молния унеслась домой.
С тех пор я стала передвигаться по подсобным помещениям клуба, подобно японскому ниндзя, лишь бы не пересечься с Фёдором.
Сразу после новогодних праздников ушла на сессию, пока училась, вроде передумала увольняться.
К марту месяцу перестала краснеть при его появлении, в конце апреля почти все забыла.
Сразу после майских праздников, клуб праздновал день рождения, отработали праздничную программу, под утро «выжившие» расчистили зал, накрыли небольшой стол, начальство поздравило и разрешило выходной, помещение в тот день отмывала клининговая кампания.
Я налила стакан сока, от греха подальше, стою в сторонке, отдыхаю. Чувствую, сзади кто-то подошёл.
–Так и будешь бегать от меня?
Я,аж, подпрыгнула от его голоса, а он ржёт.
– Нет, я вас сегодня сама искала, – скороговоркой говорю Фёдору.
– Зачем? – вкрадчиво, слегка потягивая букву «е», спрашивает он.
– Заявление на сессию подписать нужно.
– Зайдёшь в кабинет, как домой пойдёшь, а пока отдыхай.
Я прям выдохнула, когда он ушёл. Наверно растопился, услышав про заявление, думал я к нему сама в бантике прибегу, но я теперь учёная. Хотя ту ночь не раз вспоминала, аж мурашки по всему телу.
Народ разошёлся к восьми утра, я все медлила со своим заявлением, поджилки тряслись, на полпути разворачивалась.
Когда силы были на исходе и сон нападал на ходу, переоделась и пошла.
Стучусь. Тишина. Дергаю ручку. Закрыто.
Если заявление не подпишет, мне прогул поставят.
Машина на месте, значит и он тут.
Пошла искать, персонал ушёл, даже спросить не у кого.
Дошла до ресторана, смотрю, сидит за роялем, курит.
Решила уйти, словно в замочную скважину подсмотрела.
– Неси своё заявление, – говорит он мне.
Протянула листы, он подписал.
– Умеешь играть? – спрашивает меня.
– Нет, – вру я.
– Вижу умеешь, пальцами в такт перебираешь, даже сама не заметила.
Придвинул мне стул и указывает, мол, садись.
Играли в четыре руки, пока не приехали уборщицы.
–Поехали ко мне, – говорит он.
–Нет, Фёдор Андреевич, на этот раз я на вашу удочку не попадусь.
Встаю, что бы уйти, но он легким движением руки, усаживает мня себе на колени. Попалась в ловушку паука, это было не удочка, а паутина.
О проекте
О подписке