Когда ребята поступают в колледж искусств, они, вероятно, впервые в жизни чувствуют себя в своей тарелке. В безопасности. Чувствуют даже не свою значимость, но свою ценность.
Норман не проявлял склонности к насилию, по крайней мере тогда. В том-то и проблема, когда имеешь дело с такими вещами, верно? Трудно уволить человека на основании одного подозрения, что он может совершить что-то подобное.
Жан Ги Бовуар мог вести себя как чудо-мальчик, как напарник. Однако они лучше, чем кто-либо, знали, что это всего лишь фасад. У него тоже имелась своя арка и тайный дворик. И виды, которые он не показывал никому.
– Думать – это и есть действовать, – сказал Гамаш, шедший в нескольких шагах позади. – Беготня туда-сюда может казаться полезной, но она ни к чему не приводит. А на данном этапе тратить попусту время непростительно.
Каждый акт творения начинается с акта разрушения. Это сказал Пикассо, и это правда. Мы не строим на старом фундаменте, мы его разрушаем. И начинаем все заново.
Но Питер Морроу был не Люцифером, падшим ангелом, а всего лишь незадачливым человеком, который жил головой, не понимая, что рай можно найти только в сердце. К несчастью для Питера, там жили и чувства. И они всегда были хаотичны. А Питер Морроу не любил хаоса.
«Не обращай внимания на то, что говорят повара», – сказала она себе, вонзая в булочку зубы. Любая вкусная еда имела такой вид, будто кто-то уронил тарелку.
«И не просто дышать, – услышал он ее спокойный, мелодичный голос. – Вдохнуть. Почувствовать все запахи. Услышать звуки. Звуки настоящего мира. А не того, который вы себе выдумываете».