Глава XI

Десять дней в снеговой пустыне. – Метель. – Якутская колдунья. – Возвращение проводника. – Нарты с сибирскими собаками. – По снежной равнине. – Переезд через Верхоянские горы. – На высоте оказывается не так холодно, как в долине.

Десять дней прошло со времени катастрофы. Наши путешественники жили все это время среди снеговой пустыни, питаясь остатками спасенной провизии, согреваясь дровами, за которыми сами ходили в соседний лес, и укрываясь от непогоды в углублении, вроде пещеры, устроенном самой природой в крутом обрывистом берегу реки, неподалеку от того места, где произошло крушение.

Проводник все не возвращался, точно в воду канул. Друзья начинали уже не на шутку беспокоиться. Что с ним? Неужели случилось несчастье или что-нибудь серьезное его задержало? А вдруг – страшно подумать – он изменил, оказался предателем?

Жюльен и Жак склонны были поверить в последнее, но Лопатин предполагал скорее первое. У французов не было никаких данных для подтверждения своих опасений, тогда как у Лопатина, напротив, имелись очень веские доводы в пользу первого предположения.

Действительно, в ту ночь, когда ямщик и якут отправились за лошадьми в ближайший поселок, погода вдруг резко переменилась. В несколько минут все небо почернело от туч, и на землю обрушился снежный ураган.

В течение следующих полусуток свирепствовала страшнейшая метель. Все это время по снежной равнине носились вихревые потоки снега и совершенно занесли природный ледяной дом наших друзей. Ветер уныло завывал, нагоняя на них вместе с холодом невыносимую душевную тоску.

Когда метель улеглась, друзья с трудом проложили себе выход из пещеры среди нанесенных сугробов и поспешили возобновить на всякий случай запас дров для костра, который они постоянно поддерживали в своем жилище.

Тянулись томительные, нескончаемые дни и ночи, в течение которых путешественники наши находились в постоянном напряжении от ожидания, скоро ли кончится их бедственное житье среди снега и льда в обледенелой береговой впадине замерзшей реки.

К счастью, у них все-таки оказалось достаточно съестных припасов и, сверх того, эти припасы были довольно разнообразны. Так, у них был чай, сахар, белый хлеб – правда, мерзлый, разные консервы, водка, ром, коньяк и даже несколько свечей, которые пришлись весьма кстати в продолжительные зимние ночи.

При бережном расходовании этих запасов можно было втроем просуществовать безбедно в течение довольно значительного периода времени.

Лопатин вполне терпеливо переносил это вынужденное сидение в ледяной пустыне, но для французов оно было невыносимо, и они просто не знали, куда деваться от скуки.

– Но ведь это просто невозможно! – восклицал то и дело Жюльен. – Этак с ума можно сойти!..

– Потерпите, потерпите, – уговаривал его хладнокровный Лопатин. – Все устроится.

Жак ничего не говорил; он только сопел, вздыхал и угрюмо посматривал на друга, завезшего его в такую снежную даль.

От нечего делать путешественники занялись вылавливанием из полыньи кое-каких вещей; впрочем, занятие это не увенчалось большим успехом: удалось добыть лишь небольшой чемодан с платьем.

Лопатин взялся высушить платье, и тут французам представился случай подивиться способу, которым это было совершено.

Он не развесил мокрые вещи перед огнем, а, напротив, удалил их подальше от костра, вырыл яму в снегу, положил туда вещи и засыпал снегом.

– Что вы делаете? – воскликнул Жюльен.

– А вот увидите, – спокойно отвечал торговец. – В снегу вымерзнет вся влага из платья; если бы я развесил мокрые вещи перед костром, то они не просохли бы целую неделю; несколько дней с них капала бы вода. Теперь же я вам ручаюсь, что через несколько часов все будет совершенно сухо.

И действительно, на другой день все вещи оказались сухими, точно их выгладили утюгом; это развлекло французов, но ненадолго. Скоро к ним вернулась прежняя хандра.

– Так как же, господин Лопатин, – говорил Жак, – неужели вы и теперь станете утверждать, что якут нам не изменил? Неужели в вас до сих пор не поколебалась вера в якутскую честность?

– А ямщик, наконец? – поддерживал друга Жюльен. – Ведь тому нужно было только дойти до первой почтовой станции и заявить, чтобы нам выслали лошадей. Что же он-то не возвращается?

– То, что ямщик не возвращается, это объяснимо. Он человек подначальный. На станции могло не оказаться лошадей – что он станет делать? Наконец, ведь и между станционными смотрителями тоже попадается сплошь и рядом такая дрянь… Покажи им подорожную да прикрикни на них хорошенько – все сейчас сделают, а нет – ничего от них не добьешься.

– Но ведь ямщик должен был сказать смотрителю…

– Станет смотритель его слушать!.. «Пошел вон», – и весь разговор… Конечно, я не утверждаю, что в данном случае произошло непременно так, но, во всяком случае, это весьма вероятно, я сибирские-то порядки знаю. Да, наконец, он просто мог и не дойти до станции…

– Ну, а якут? Ведь уж и ему пора бы возвратиться?

– Я уверен, что он явится. Если он запоздал, то, значит, были серьезные причины.

– Не случилось ли с ним чего-нибудь во время последней метели?

– С якутом-то? Нет, я этого даже и не думаю. Что якуту метель. Он с ней сроднился и знает, как с нею обращаться.

– Ох, хотелось бы и мне разделять вашу уверенность, да не верится.

– Напрасно. Я знаю людей. Наш якут – честнейший малый. Да, наконец, якуты высоко ставят долг благодарности. Они соблюдают его свято. На этот счет у них даже своя легенда есть…

– Легенда?.. Расскажите, пожалуйста. Кстати, это поможет нам убить время…

– Извольте. Давным-давно, лет сто тому назад, а может быть, и больше, жила-была древняя старуха-якутка. Ее считали колдуньей; кого любила она, тех называли счастливцами, а кого ненавидела, на тех, рано или поздно, непременно обрушивались всякие беды. Слово ее было для соплеменников словом оракула. Когда она уж очень состарилась, то удалилась в отдельную лачужку. Мимо нее никто не проходил, не испросив себе благословения у колдуньи и не принеся ей какой-нибудь лепты по своему достатку. Кто забывал оказать ей почтение, тому она страшно мстила. Превратившись в черного ворона, она вздымала против оскорбителя вихри и метели, потопляла в реке лодку с его добром или отнимала у него разум. Теперь кольдунья уже умерла, но якуты до сих пор приносят разные дары на то место, где она жила. Предание добавляет, что колдунья жила на земле сто лет, что она была очень толста, рябовата и имела глаза блестящие, как звезды… Колдуньей же она сделалась вот почему. Однажды, будучи еще не старой женщиной, она дала у себя в хижине приют постучавшемуся ночью страннику, напоила его, накормила, – одним словом, пригрела. Проснувшись утром, она убедилась, что гость отплатил самой гнусной неблагодарностью: он ограбил ее хижину, зарезал ее единственного сына (она была вдова) и скрылся. Чтобы отомстить убийце, она вступила в союз с шайтаном, сделалась колдуньей и с тех пор преследует неблагодарных, кто бы они ни были и в чем бы их неблагодарность ни проявлялась. Нашего якута мы спасли от смерти, помогли ему выбраться из полыньи. Он никогда этого не забудет и непременно постарается выручить нас из беды в свою очередь… Да вот… чу!.. Слышите, кто-то кричит?

Действительно, в это время кто-то окликнул путешественников. Голос раздавался где-то поблизости.

– Эй! Якут!.. Это ты, что ли? – отозвался Лопатин.

– Я, барин, – ответил хорошо знакомый нашим путешественникам голос.

С этими словами якут появился у входа в ледяную пещеру, весь покрытый инеем.

Его приветствовали крепкими рукопожатиями, посадили к огню и угостили горячим чаем. Наскоро напившись любимого российского напитка, якут предложил путешественникам ехать как можно скорее.

– А у тебя есть на чем ехать? – спросил Лопатин.

– Есть.

– Что?

– Четыре нарты.

– С оленями?

– Нет, с собаками. Но только скорее, барин; надо торопиться.

– А что? Разве что-нибудь неладно?

– Неладно, барин.

– Шалят, а?.. Варнаки^[6], что ли?

– Варнаки… Эх, барин, чем бы ехать скорее, а ты с разговорами…

– Да нет, брат, ты говори толком, я знать хочу.

– Ямщик – дурной человек… Мы встретили варнаков… С нас что взять?.. Нам они не страшны… Ямщик рассказал – вот, мол, господа богатые провалились в реку, сидят теперь, нас послали… «Так богатые господа-то?» – «Богатые. Деньжищ, добра всякого – целая уйма»…

– Ну, и что же? – спросил Лопатин.

– Ну вот и то же… Чай, сам теперь можешь понять, барин…

– Ямщик, значит, стакнулся с варнаками? Приведет их к нам?.. Ограбить хотят нас?.. Да?..

– Стало быть, что да!

Наскоро объяснив французам, в чем дело, Лопатин вместе с ними поспешно направился к нартам вслед за якутом. Кроме него, при нартах находилось еще два проводника, с помощью которых был живо нагружен уцелевший багаж.

Два слова о том, что такое нарты. Нарты – это узкие, длинные сани, очень легкие в ходу, но вместе с тем чрезвычайно устойчивые. На каждой нарте могут поместиться трое, включая и проводника. Последний садится обыкновенно на передке, в очень неудобной позе, к которой, впрочем, каждый якут абсолютно привык, и всегда бывает готов соскочить на землю в случае какого-нибудь приключения.