Цитаты из книги «Освенцим. Нацисты и окончательное решение еврейского вопроса»

До свидания, Тойви. Увидимся в магазине, где ты будешь лежать на полке с мылом”. Вот такое дружеское прощание – ходили слухи, что нацисты делали мыло из человеческих тел». Тойви стоял, потрясенно глядя на предавшего его друга, и «боялся, что этот день был последним в его жизни. Когда ты молод, тебе пятнадцать… видишь деревья, видишь цветы – так отчаянно хочется жить!»

Разумеется, Тойви слишком хорошо понимал: он, пусть и против своей воли, помогал нацистам эксплуатировать лагерь. Более того: для него было совершенно очевидно, что вся работа по стрижке, сортировке одежды, снятию багажа с поездов, уборке помещений, – большая часть каждодневной деятельности, помогающей поддерживать Собибор в рабочем состоянии, – выполнялась евреями: «Да, – говорит он, – я об этом думал

Опыт Руди Бира не является уникальным: подавляющее большинство датских евреев благополучно бежали в Швецию. Во время ночной облавы 1 октября немцы поймали только 284 еврея32, а в течение следующих недель – меньше 200 человек из тех, кто старался перебраться в Швецию. Из всего еврейского населения Дании, составлявшего 8 тысяч человек, в результате, были арестованы и депортированы менее 500. Следует отметить такой важный факт: пойманных

То, что такие преступления не получили должного освещения в традиционной литературе об Освенциме, также не очень странно. Это чрезвычайно деликатная тема, и те, кто пострадал от рук эсэсовцев, могли по понятным причинам хранить молчание. Как давно заметили криминалисты, в статистике изнасилований «темная цифра» – разница между количеством заявленных и фактически произошедших преступлений – одна из самых высоких среди всех видов преступлений.

Около 18 тысяч мужчин, женщин и детей было заключено здесь, пока лагерь окончательно не ликвидировали в июле 1944 года. Эти евреи не подвергались отбору по прибытии: нацисты планировали использовать их для «пропагандистских» целей. У них требовали отправлять домой открытки с упоминанием того, как хорошо к ним относятся – так немцы пытались опровергнуть слухи, что Освенцим стал местом массового уничтожения людей

Множество различных иерархических структур и целей разных лагерей внутри комплекса Освенцим позволили тем, кто отрицает Холокост, сосредоточиться на так называемых аномалиях. Но Освенцим представлял собой сложную структуру, где, с одной стороны, существовали плавательный бассейн и бордель, а с другой – крематории и уничтожение детей. Именно эта многоликость Освенцима, как учреждения, так заинтересовала Гиммлера в 1943 году, а в наши дни привлекает пристальное внимание тех, кто отрицает Холокост.

Прежде чем перед Пиховским встала эта дилемма – как бежать из лагеря, и при этом предотвратить репрессии в отношении оставшихся, – ему необходимо было решить более насущную проблему: просто выжить. Поначалу он работал на улице, в снегу, в одном из худших отрядов: «Работа была тяжелой, а питание скудным. Я начал превращаться в “мусульманина”31 – так эсэсовцы называли заключенных, потерявших связь с реальностью

А как себя чувствуешь, – говорит он, – когда ты в России, перед тобой пулемет, на тебя бежит батальон русских, и ты должен жать на гашетку и убить как можно больше? Я специально привожу эту аналогию, потому что в голове все время сидела мысль, что евреи – такие же враги, только внутренние. Пропаганда так на нас влияла, что мы были уверены: уничтожая их, мы, по существу, делали то же самое, что и на войне. И тут уже чувства симпатии или антипатии не играют роли». Когда мы потребовали объяснить причину, по которой можно было убивать детей, Гренинг ответил: «На тот момент сами дети не были врагами. Вражеской была кровь в их жилах. Опасным было то, что они повзрослеют и станут евреями, которые будут представлять угрозу. Поэтому детей тоже следовало устранить»

Среди множества эпизодов в истории уничтожения евреев нацистами история убийства еврейских детей, высланных из Франции, поражает сильнее всего. Самое дикое, конечно, – шокирующая сцена разлучения детей с родителями. Но потрясает не только то, как детей вырывали из материнских рук, как тогда в Бон-ля-Роланде. Едва ли не страшнее то, что некоторым родителям (как тем матерям, которые велели своим сыновьям бежать во время начала облавы) приходилось идти против материнского инстинкта и отказываться от своих собственных детей, чтобы те могли спастись. Какая это непредставимая, опустошительная душевная травма – когда ты вынужден творить такое!

Они палками выгнали нас из вагона. Никому не позволили остаться. Я оставил там сестру… Но, несмотря ни на что, мы и представить не могли, что случится дальше… По-моему, они даже не плакали… Помню этих малышей, они были такими славными – а их всех взяли и уничтожили. Такое зверство!». И спустя шестьдесят лет Джо Нисенман каждый день вспоминает страшную участь его сестры и остальных детей из Дранси: «За моим домом детский сад, и я постоянно вижу мам, ожидающих своих детишек с шоколадными круассанчиками. А у тех детей не было матерей. И шоколадных круассанов у них не было…»