Цитаты из книги «Освенцим. Нацисты и окончательное решение еврейского вопроса»

фабрика и дом уже через несколько недель оказались проданы какому-то человеку по фамилии Крюгер, проданы всего за один доллар.

на самом деле, никто себя не знает. Ты обращаешься к приветливому прохожему, спрашиваешь его, где находится нужная тебе улица, – и он проходит вместе с тобой полквартала, чтобы ты не заблудился. Он такой вежливый, такой предупредительный. Но тот же самый человек в других обстоятельствах может оказаться гнуснейшим садистом. Никто себя не знает. В тех [других] ситуациях все мы могли быть хорошими, а могли – и плохими. Иногда, встречаясь с особенно вежливым или предупредительным человеком, я спрашиваю себя: “А как бы он повел себя в Собиборе?”

В Китае японские солдаты разрезали животы беременным женщинам и насаживали на штыки их еще не рожденных детей; они связывали крестьян и использовали их в качестве мишеней на упражнениях в стрельбе; они замучили тысячи невинных людей, применяя такие пытки, которые своей жестокостью могут поспорить с гестаповскими; и они проводили смертельные медицинские эксперименты задолго до доктора Менгеле и Освенцима.

Никто не был застрахован от стука в дверь среди ночи. И неважно, как сильно вы старались приспособиться, неважно, сколько лозунгов вы выкрикивали: злоба Сталина была столь велика, что никакие ваши поступки, или слова, или мысли не могли спасти вас, если луч прожектора падал на вас.

Мы пили много водки. Каждый день не напивались, но порой такое случалось. Мы валились на койки пьяными, и если кому-нибудь было лень выключить свет, он стрелял в лампочку. И никто не возражал».

Все до единого ребенка из более чем четырех тысяч депортированных без родителей из Франции летом 1942 года, умерли в Освенциме.

«Я увидела парализованного мужчину, нашего знакомого с соседней улицы Авенир. Когда мы приходили к нему в гости, его ноги всегда были укутаны одеялом, а его дети сидели с ним, уважительно обращаясь к отцу. Я очень ярко запомнила этого человека. Сейчас он лежал на земле, совсем голый – я в первый раз видела обнаженного мужчину – и кричал. Его глаза были полуоткрыты, а тело было белым и голым. Это была ужасающее зрелище».

и мне сказали, что потом я смогу вернуться назад в Словакию». Тогда эсэсовский офицер вытащил пистолет и застрелил его. Просто застрелил, на моих глазах. Только за то, что тот был единственным мужчиной среди множества женщин. Это стало для меня первым потрясением

отдать их ему. Парень ответил, что не сделает этого, но капо настаивал. Тот еще раз отказал. Капо разъярился и заорал, что мы обязаны выполнять все его приказы. Он схватил лопату и начал бить несчастного по голове. Бил, пока тот не упал. Капо перевернул жертву, поставил лопату на горло и наступил на нее. Сломав непокорному шею, той же лопатой выбил ему зубы. Другой еврей, стоявший неподалеку, спросил капо, как он может такое творить. Тот подошел к нему и прошипел, что сейчас он ему покажет, как. И убил его таким же образом

Капо увидел его золотые зубы и потребовал