Цитаты из книги «Освенцим. Нацисты и окончательное решение еврейского вопроса»

Как написал 16 июня 1941 года в своем дневнике Геббельс, шеф нацистской пропаганды: «Фюрер сказал, что мы обязаны добыть победу любой ценой, неважно, творим мы зло или добро. Мы и так за многое в ответе…»

Хесс родился в 1900 году в Шварцвальде, в семье католиков.

Социал-дарвинистские идеалы нацизма (идеи закономерности естественного отбора и борьбы за существование, выявленные Чарльзом Дарвином в природе и распространяемые нацистами на отношения в человеческом обществе)

Геббельс полагал: гораздо предпочтительнее усиливать уже существующие предубеждения и предрассудки аудитории, чем пытаться изменить чью-то точку зрения.

Мы боремся с ними [евреями], потому что их деятельность вызывает расовый туберкулез у народов,

Поведение свидетелей Иеговы серьезно впечатляло не только Хесса, но и высших офицеров. «Очень часто, – пишет Хесс, – Гиммлер и Теодор Эйке приводили фанатичную веру свидетелей Иеговы в качестве примера. Эсэсовцы должны иметь такую же истовую и непоколебимую веру в национал-социалистические идеалы и Адольфа Гитлера, как вера свидетелей в Иегову. Только когда все эсэсовцы уверуют так же фанатично в свою собственную доктрину, государство Адольфа Гитлера будет в неизменной безопасности» .

Эльза Абт , одна из нескольких сотен немецких свидетелей Иеговы, была отправлена в Освенцим. Она родилась в 1914 году в Данциге, была воспитана как лютеранка, но друзья обратили ее в новую веру. Она вышла замуж за свидетеля Иеговы, в 1939 году родила дочь и пыталась жить мирно, насколько это было возможно. Но неприятности начались, когда ее муж отказался применять свои инженерные способности для немецких военных разработок. Он был арестован, а она избежала заключения только потому, что нянчила младенца. Но когда дочери исполнилось два с половиной года, гестапо пришло за ней. После душераздирающей сцены, когда крошечная девочка жалобно умоляла: «Оставьте мамочку! Оставьте мне мою мамочку!» и хватала за ноги офицера гестапо, Эльзу Абт забрали, а ее ребенка оставили на попечение друзей.

Даже Хесс вспоминал, как в Освенциме семьи стремились любой ценой остаться вместе. И хотя мужчин отделяли от женщин, мужей от жен, нацисты вскоре поняли, что силой разлучать матерей с детьми – это почти идет в разрез их собственным интересам. Даже несмотря на то, что нацисты теряли ценную рабочую силу, посылая молодых здоровых женщин в газовые камеры вместе с детьми, они понимали, что отрывать мальчиков и девочек от мам против их воли приводило к таким ужасающим сценам, которые крайне усложняли эффективное руководство процессом убийств. Более того, те отрицательные эмоции, что испытывали сами немцы при таком разделении, по силе можно было сравнить с переживаниями расстрельных команд, которые убивали женщин и детей в упор – той самой травмой, которую призвано было смягчить создание газовых камер.

Выработать железный самоконтроль, страдая от голода и жажды, Прессбургеру неожиданно помогли воспоминания детства: «Когда я был маленьким, родители давали мне денег, чтобы я по дороге в школу покупал себе бутерброд. Но я никогда этого не делал. Вместо него я покупал лакричную конфету. Поэтому весь день я ничего не ел, кроме этой конфетки, пока не возвращался в обед домой». Это означало, что в Биркенау, где люди вокруг него «сходили с ума от голода», ему тоже удастся справиться с чувством голода: «Я ведь и раньше много не ел. Даже сейчас я ем очень немного».

Пребывание в лагере могло длиться от нескольких дней до нескольких недель, но, в конце концов, жертв отвозили на ближайшую железнодорожную станцию и высылали из страны. Сильвия Весела навсегда запомнила путь на станцию и свои последние впечатления о Словакии: «В нас плевали и кричали вслед: “Эй, еврейские шлюхи, так вам и надо! Наконец-то поработаете!” Они швыряли в нас камнями и всячески издевались. Было, правда, несколько человек, которые молча стояли и наблюдали, как нас унижают. Некоторые из них плакали. Однако большинство, и старые и молодые, глумились над нами. Не хотела бы я, чтобы кто-то испытал такое на себе. Кошмарное чувство».