Цитаты из книги «Освенцим. Нацисты и окончательное решение еврейского вопроса»

Седьмого апреля 1946 в рамках нюрнбергского процесса американский психолог доктор Густав Гилберт проводил допрос Рудольфа Хесса. «Вам никогда не приходило в голову, – спросил Гилберт Хесса, – отказаться выполнять приказы Гиммлера, касаемые так называемого “окончательного решения”»? – «Нет, – ответил Хесс, – учитывая всю ту подготовку, которую мы получили, сама мысль отказаться выполнять приказ никогда не приходила нам в голову, вне зависимости от содержания приказа… Я думаю, вы просто не понимаете, в каком мире мы жили. Естественно, я обязан был подчиняться приказам»

резко выбил из-под меня табурет. «Иезус Мария, я почувствовал ужасающую боль! Я застонал, но он прикрикнул: “Заткнись, собака! Ты это заслужил!”» Эсэсовец ушел, оставив узников висеть. Боль в скрученных руках была ужасающей: «К тому же, пот лился с меня ручьями, так как в помещении было нестерпимо жарко. Я все время повторял: “Мама, мамочка…” Где-то через час плечи были вывихнуты. Тот, другой парень, висевший недалеко от меня, уже молчал. Затем пришел еще один эсэсовский охранник. Он подошел к тому парню и освободил его. Я закрыл глаза, душа, казалось, покинула меня. И тут вдруг до моего сознания дошли слова эсэсовца. Он сказал: “Осталось всего пятнадцать минут”». Ежи Белецкий уже ничего не помнил до момента, когда вернулся тот же эсэсовец. «“Подними ноги”, – приказал он. Но я уже был не в состоянии этого сделать. Тогда он взял мою ногу и поставил на табурет, затем другую. Потом снял цепь, и я свалился с табурета на колени как мешок картошки. Он помог мне встать, потом поднял мою правую руку и сказал: “Держи так”. Но я не чувствовал своих рук. Он сказал: “Через час пройдет”. Еле волоча ноги, я спустился вместе с этим эсэсовцем. Это был милосердный охранник».

была своя, присущая только ему, функция – и все в лагере знали об этом. «Лично я боялся даже пройти мимо блока 11, – рассказывает Юзеф Пашинский Ежи Белецкий – один из немногих, кто своими глазами видел то, что происходило в блоке 11 и, оставшись в живых, смог рассказать об этом. Он попал туда, так как однажды утром проснулся настолько больным и измученным, что был не в состоянии приступить к работе. В Освенциме нельзя было получить день отдыха на восстановление сил, поэтому он попытался спрятаться в лагере в надежде, что его отсутствие не заметят. Для начала он спрятался в отхожем месте, но знал, что если пробудет там целый день, его, скорее всего, поймают. Поэтому через некоторое время он вышел оттуда и притворился, что убирает территорию. Но к несчастью его поймал охранник и в наказание отправил в блок 11. По лестнице его отвели на чердак. «Там было чертовски жарко, – рассказывает он. – Был прекрасный августовский день. А в помещении стояло ужасное зловоние, и слышно было, как кто-то стонал: «Боже, о Боже!» Было темно – единственный свет в помещение проходил через черепицу крыши». Он посмотрел вверх и увидел человека, подвешенного к балке за руки, связанные за спиной. «Эсэсовец принес табурет и приказал: «Залезай». Я сложил руки за спиной, а он связал их цепью». После

Но кроме этого, в те первые месяцы существования лагеря было создано еще одно явление, которое ярче всего символизировало нацистскую лагерную культуру – это был блок 11. Снаружи блок 11 (поначалу его называли блок 13, затем в 1941 году ему присвоили другой номер) ничем не отличался от остальных красно-кирпичных бараков, которые ровными рядами выстроились по всей территории лагеря. Но у этого здания

Это происшествие натолкнуло Видмана на мысль провести эксперимент с выхлопными газами. Что он и проделал в Могилеве, к востоку от Минска: присоединив шланг с одной стороны к выхлопной трубе автомобиля, он провел этот шланг в кирпичный подвал городской психиатрической больницы. Группу пациентов заперли в этом подвале и завели мотор автомобиля, к которому вел этот шланг. Вначале эксперимент у нацистов, с их точки зрения, не удался: в помещение попало недостаточно газа для того, чтобы погибли все жертвы. Но затем ситуацию «исправили», заменив легковую машину грузовиком

Части человеческих тел валялись повсюду и даже висели на ветвях. На следующий день мы собрали все останки, разбросанные по земле и висевшие на деревьях, и бросили их в блиндаж. Однако те куски человеческой плоти, что были слишком высоко, мы так и не смогли снять, и они так и остались там висеть

Это было ужасное зрелище. Взрыв оказался недостаточно мощным. Несколько выживших, но раненых душевнобольных выползли из блиндажа, плача и стеная… 66

Лейтенант, – умолял он, – я больше не могу этого вынести. Пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда”. Я сказал: “Ну, у меня нет никакой власти над полицией. Я офицер люфтваффе, что я могу сделать?” – “Это невыносимо, – повторял тот. – Это невозможно, это просто ужас!..”»

Я бы хотел посмотреть на вас, – говорит Фридрих, – если бы вы прошли через то, через что пришлось пройти нам… если бы вы были фермером, и хотели продать… ну скажем, свиней – и не могли этого сделать. Вы могли продавать скот только через еврейских посредников. Поставьте себя на наше место. Вы просто больше не были хозяином собственной

Все понимали, что нас расстреляют, – рассказывает Василий Вальдман, – но это было просто для эсэсовцев невозможно – сразу расстрелять такое огромное количество людей. Мы добрались до места около десяти часов утра. Всем приказали сесть. Было очень жарко. Не было ни еды, ни воды, люди мочились тут же, на землю. Время тянулось мучительно. Кто-то сказал, что лучше бы его уже расстреляли, чем сидеть тут на этой ужасной жаре. Кто-то упал в обморок. Кто-то умер от страха».