Олдос Хаксли писал: «Пропагандист – это человек, который направляет в определенное русло уже существующий поток. В краю, где нет воды, он будет рыть напрасно». Гитлер не был исключением из этого правила. Людям, подобным Герберту Рихтеру, имевшим развитые политические взгляды, он казался комичным персонажем, повторяющим очевидное. Для тех же, кто предрасположен был к вере в подобные решения, он стал «феноменальной личностью». Слишком просто было все объяснять харизматичностью Гитлера и его ораторским талантом. Часто приходится слышать: «Он загипнотизировал нацию». Вовсе нет. Гипнотизер не произносит речей, которые убеждают лишь тех, кому хочется подобные вещи слышать. А именно так поступал Гитлер.

Нацисты гордились тем, что в их партии не применялись демократические принципы (в конце концов, разве не «ноябрьские преступники» принесли демократию, после позорного Версаля?). Над всей структурой партии возвышалась фигура Адольфа Гитлера. В отличие от других политических организаций, решения которых опирались на работу комитетов и политические дискуссии, в нацистской партии конечным арбитром выступал Гитлер – только он был способен принять окончательное решение. Даже в своей зародышевой форме руководимая диктатором партия могла бы развалиться под тяжестью всей работы, возлагаемой на плечи вождя. Однако же Гитлер не только не был завален задачами по принятию решений, но, парадоксальным образом, он вообще не особенно напрягался в отношении административной работы. Понимание причин этого парадокса помогает не только понять структурную организацию нацистской партии, но и ее привлекательность для молодежи. Гитлер во многом обосновывал свое понимание работы взглядами одного покойного англичанина, которые подсказывали ему, как руководить партией, – Чарлза Дарвина.

«Идея борьбы такая же древняя, как сама жизнь, – сказал Гитлер в своей Кульмбахской речи 5 февраля 1928 года. – В этой борьбе сильный, более способный, побеждает, а менее способный, слабый, проигрывает. Борьба – отец всему сущему… Человек живет и возносится над животным миром отнюдь не благодаря принципам гуманизма, а только посредством самой жестокой борьбы». Гитлер стремился применить теорию закономерностей естественного отбора и борьбы за существование, выявленных Чарлзом Дарвином в природе, к отношениям в человеческом обществе, к человеческому поведению. «Бог действует без разбору, – сказал он на обеде 23 сентября 1941 года. – Он в одночасье бросает на землю человеческие массы и представляет народам самим искать собственного спасения. Люди обирают друг друга, и можно заметить, что в конечном итоге всегда существует сильнейший. Разве это не самый разумный ход вещей? Если бы было иначе, ничего хорошего бы никогда не получилось. Если бы мы не уважали законы природы, навязывая свою волю по праву сильнейшего, настал бы день, когда дикие животные снова раздирали бы нас. – Тогда насекомые пожирали бы диких животных, и на земле не осталось бы ничего, кроме микробов»¹⁴.

Не следует удивляться в таком случае, что Гитлер руководил нацистской партией согласно теории социал-дарвинизма. Когда Густав Сейферт обратился в штаб-квартиру нацистской партии с просьбой подтвердить его назначение лидером Ганноверского отделения, он получил такой ответ, датируемый 27 октября 1925 года, от Макса Аманна, редактора нацистской газеты «Фелькишер беобахтер»: «Герр Гитлер придерживается принципиального взгляда, согласно которому “назначение” партийных лидеров не входит в задачи партийного руководства. Герр Гитлер сегодня более чем уверен, что наиболее сильным бойцом в национал-социалистическом движении является тот, кто сам завоевывает уважение и лидерскую позицию благодаря собственным достижениям. Вы в своем письме сами указываете, что почти все члены отделения вам привержены. Так почему же вам самим не захватить лидерство в отделении?» Почему бы не захватить? Какая рекомендация может быть привлекательней для молодого человека? Если тебе не нравится, измени. Не обращайся к нам за приказами. Если ты сильнее своих врагов, ты победишь. Точно так же, если ты слабее своих врагов и проиграешь, значит, так и должно быть. Подобный ход рассуждений помогает понять странные выкрики Гитлера в конце войны, когда он заявлял, что Германия «заслужила» свою судьбу от рук Советского Союза.

Когда нацисты пришли к власти, пропагандистская кинопродукция Геббельса вдалбливала в головы ту же самую точку зрения – сильнейший должен выживать, а слабейший погибнуть. В одном из пропагандистских фильмов позднейшего периода ученые демонстрируют эксперимент со схваткой жуков-оленей. Лаборант при этом высказывает свои сомнения относительно того, что он видит: «Как прискорбно, – говорит он профессору, – снимать этих восхитительных сильных животных во время смертельной схватки. Подумать только, что где-нибудь в лесу они могли бы жить спокойной жизнью». «Дорогой мой, – отвечает ему профессор, – нигде в природе нет такой вещи, как спокойная жизнь… Все живут в постоянной борьбе, в ходе которой слабый погибает. Мы рассматриваем эту борьбу как совершенно естественную. Но мы не считали бы естественным мирное существование кота с мышью или лисы с зайцем». Пытаясь понять идеологию нацизма, ни в коем случае не следует недооценивать значимость подобных взглядов. Нацистская идеология помещает человека в среду ценностей животного мира. Побеждающий в схватке бык должен победить, если он сильнее. Умирающий ребенок должен умереть, если он слаб. Если одна страна сильнее другой, она должна завоевать своего соседа. Традиционные ценности наподобие сочувствия или уважения законов – это всего лишь щиты, за которыми прячутся слабые, пытаясь защититься от судьбы, назначенной им законами природы (не случайно юристы и священники представляли две профессии, наиболее ненавидимые Гитлером). Нацисты были первой расистской партией, уверовавшей, что национальные государства наподобие отдельных личностей находятся в состоянии постоянной аморальной борьбы, решающей, кому управлять большей частью земли.

Однако, если бы Гитлер применил свою социал-дарвинистскую теорию к нацистской партии в 1928 году, он был бы крайне разочарован, поскольку на всеобщих выборах тогда нацисты собрали всего лишь 2,6 процента голосов. Германия не хотела их по той причине, что не видела в них необходимости на тот момент. Вскоре после выборов экономическое и политическое положение Германии радикально изменилось. Сначала страну охватила депрессия в сельском хозяйстве, а затем обвал на Уолл-стрит, после которого Соединенные Штаты Америки потребовали возвращения долгов, вызвал серьезнейший экономический кризис в Германии.

Стала расти безработица, и последствия этого явления были глубокими и горькими. «В те дни, – вспоминает Бруно Хенель, – наши безработные стояли в длинных очередях перед биржей труда каждую пятницу. И они получали по пять марок в окошке. Это была новая и совершенно другая ситуация – многим не хватало денег для того, чтобы купить еду». «Дело было безнадежное, – вспоминает Алоис Пфаллер. – Люди носили ложку в кармане, чтобы получить еду за одну марку (суп из благотворительной кухни)».

Страдания коснулись и среднего класса, к которому принадлежала семья Ютты Рюдигер: «Мой отец не потерял работу, но ему предложили работать за меньшую зарплату». Ютта Рюдигер думала, что ей придется попрощаться с мечтами об университете, однако помог ее дядя, предложивший помощь. Семьи, подобные Рюдигерам, не попали в статистику роста безработицы, однако они тоже страдали и боялись своей дальнейшей судьбы. Когда же безработица в Германии в начале 1930-х годов достигла пяти миллионов, убежденность в необходимости радикального решения экономических проблем страны разделяли не только безработные – она распространилась также на миллионы семей среднего класса, подобных семье Рюдигеров.

Выборы в сентябре 1930 года стали прорывом для нацистской партии: за них проголосовало 18,3 процента избирателей. К вящему беспокойству тех, кто стремился жить без конфликтов, возросла также поддержка немецкой коммунистической партии – с 10,6 процента до 13,1 процента. Немецкая нация раскалывалась, тяготея к двум противоположным полюсам. Теперь, когда в рейхстаге широко представлены нацистская и коммунистическая партии, канцлер Германии Генрих Брюнинг, для того чтобы управлять страной, вынужден лавировать и издавать декреты о чрезвычайном положении, подписываемые согласно 48 статье Конституции президентом Гинденбургом. Немецкая демократия погибла не в одночасье с приходом Гитлера, она начала медленно умирать еще при Брюнинге.

Вместе с безработицей росло беспокойство в обществе. «Ты был обязан каждый день отмечаться в бюро по безработице», – вспоминает Алоис Пфаллер. Здесь встречались разные люди – нацисты, социалисты, коммунисты. Затем начинались споры и стычки». Габриель Винклер описывает жизненную перспективу молодой женщины: «Чувствуешь неловкость, когда переходишь улицу, чувствуешь неловкость, когда прогуливаешься по лесу, и так далее. Безработные валялись в канавах и играли в карты». В этой атмосфере опасности и безысходности Ютта Рюдигер впервые слушала речь Гитлера: «Собралась огромная толпа, и у тебя возникало такое чувство, что к нему был подведен электрический кабель. Сегодня можно это объяснить только бедностью, в которой прозябали люди в течение длительного времени. В этом контексте Гитлер со своими заявлениями, казалось, несет нам спасение. Он говорил: “Я выведу вас из этой нищеты, но все вы должны присоединиться к нашему движению”. И это понимали все».

В этот период нацисты развернули новые формы пропаганды, чтобы протолкнуть свои идеи. «Гитлер во главе Германии» – знаменитая президентская кампания, проводимая в апреле 1932 года, когда Гитлер выступил на двадцати одном митинге в течение семи дней, перелетая с места на место на маленьком самолете. Но значимость нацистской пропаганды не следует недооценивать. Научные исследования, проводимые доктором Рихардом Бесселем, показывают, что в районе Ниденбурга в Восточной Пруссии, в которой нацистская партия вплоть до 1931 года не выстроила прочную организационную базу, тем не менее численность избирателей нацистов за три года выросла. Если в мае 1928 года нацисты получили только 360 голосов (2,3 процента), то в сентябре 1930 года этот показатель вырос до 3831 голоса (25,8 процента). Избиратели Ниденбурга голосовали за нацистов не потому, что были очарованы Гитлером или одурачены пропагандой. Они голосовали за нацистов, потому что хотели коренных перемен.

Гитлер поддерживал стремление нацистов внести перемены в политическую жизнь Германии, как только они завоюют власть. В речи 27 июля 1932 года в Эберсвальде, в Бранденбурге, он открыто заявил о своем презрении к демократии. «У рабочих есть свои собственные партии, – заявил он, – одной было бы недостаточно. Должно быть по крайней мере, три или четыре. Буржуазия, будучи умнее, нуждается еще в большем количестве партий. Среднему классу нужна своя партия. Есть экономическая партия, у фермеров есть своя, и вот вам еще три или четыре партии. Домовладельцам тоже нужно, чтобы их политические и философские интересы представляла партия. Арендаторы конечно же тоже не могут оставаться в стороне. У католиков тоже своя собственная партия. И даже у жителей Вюртенберга есть особая партия – 34 партии в одной маленькой земле. И все это в то время, когда на наши плечи легла огромная задача, осуществимая только в том случае, если вся нация сумеет объединиться. Враги обвиняют нас, национал-социалистов, и меня, в частности, в нетерпимости и конфликтности. Они говорят, что мы не хотим сотрудничать с другими партиями… Это что же, так типично для немцев, иметь тридцать партий? Я должен признать одну вещь: господа правы. Мы нетерпимы. Я поставил себе цель – очистить Германию от тридцати партий».

Эта речь иллюстрирует сущность происходившего – Гитлер и нацисты хотели коренных изменений в Германии, и они открыто заявляли о своих планах. В этом отношении у нацистов было нечто общее с Немецкой коммунистической партией: и те и другие считали, что демократия потерпела неудачу. Собственно говоря, демократия была относительно новым явлением в Германии. Ее наступление совпало с катастрофой заключения Версальского мира, и в начале 1930-х демократия представлялась многим причиной как необходимости выплаты разорительных контрибуций, так и массовой безработицы. Сегодня это может казаться невероятным, но в 1932 году большинство немцев поддерживали или коммунистов, или нацистов, голосуя за политические партии, которые открыто призывали к свержению демократии в Германии. Большинство избирателей, таким образом, чувствовали, что необходим приход не только новой партии, но и новой системы.

30 мая 1932 года, потеряв поддержку президента Гинденбурга, Брюнинг подал в отставку с должности канцлера. 1 июня канцлером был назначен аристократ Франц фон Папен, но его правительство сразу же столкнулось с проблемами. На выборах в рейхстаг, состоявшихся 31 июля, нацисты получили 37,4 процента голосов, и им досталось 230 мест. Они теперь стали наиболее широко представленной партией в рейхстаге. Гитлер заявил свое право на кресло канцлера. Президент Гинденбург отклонил его требование 13 августа 1932 года. Отто Мейснер, начальник канцелярии рейха, так описывал события: «Гинденбург заявил, что он признает патриотические убеждения и бескорыстные устремления Гитлера. Но с учетом атмосферы напряженности и его, президента, собственной ответственности перед Богом и немецким народом, он не мог бы прийти к тому, чтобы передать государственную власть единственной партии, не представляющей большинство избирателей, и которую к тому же отличает нетерпимость, недостаток дисциплины, а часто даже склонность к насилию. В иностранных делах очень важно сохранять крайнюю осмотрительность и позволить, чтобы вопросы, требующие разрешения окончательно созрели. Мы должны во что бы то ни стало избегать конфликтов с другими государствами. Что же касается состояния внутренних дел, то следует избегать обострения противостояния конфликтующих сторон, и все силы должны быть направлены на предотвращение экономического бедствия»¹⁵.

Зная о том, что произошло после достижения Гитлером власти, опасения Гинденбурга относительно нацистов оказываются пророческими. Со всей очевидностью пожилой президент вполне осознавал, какая опасность подстерегает Германию под властью Гитлера в роли канцлера. Поэтому иначе и быть не могло: политические требования Гитлера были решительно отвергнуты. Тем не менее всего лишь через пять месяцев, когда нацистская партия, взорванная внутренним кризисом, потеряла многие из голосов, на ноябрьских выборах в рейхстаг Гитлер был назначен канцлером по решению того самого президента Гинденбурга. Почему? Популярность нацистской партии, как кажется, достигла своего пика летом 1932 года. Поддержка партии была довольно непостоянной, и единство самой партии поддерживалось в большей степени эмоциями и харизмой ее вождя, чем четкими положениями программы или твердой политикой. Быстрый рост популярности партии был связан с кризисом, в котором оказалась Германия и который нацисты никоим образом не контролировали. Если бы Германия ощутила экономический подъем, успех нацистов очень быстро испарился бы. Следует заметить, что признаки улучшения экономического состояния уже появлялись, а политическое соглашение на Лозаннской конференции в июне 1932 года положило конец выплатам репараций Германией.

На ноябрьских выборах 1932 года количество голосов, отданных избирателями за нацистскую партию, упало с 37 до 33 процентов. Геббельс предвидел опасность, нависшую над партией, когда ранее, еще в апреле, записал в своем дневнике: «Мы должны прийти к власти в обозримом будущем. Иначе мы на выборах доголосуемся до смерти». Провал на ноябрьских выборах 1932 года, как указывает доктор Бессель, произошел, несмотря на массированную пропагандистскую кампанию – еще одно доказательство того, что «судьба партии не в первую очередь определялась пропагандой»¹⁶. Партия и сама переживала финансовые трудности – бесконечные туры выборов опустошили источники ее финансирования. Хуже того, Грегор Штрассер, лидер северонемецкого крыла нацистской партии, отказался от своей должности, устроив при этом весьма эмоциональную сцену 7 декабря 1932 года. Штрассеру предложил пост вице-канцлера новый канцлер – генерал фон Шлейхер (который сменил фон Папена 2 декабря 1932 года), но Гитлер настаивал на том, чтобы тот отверг это предложение. Штрассер выполнил требование, но оставил политику, резко осудив настойчивость Гитлера в его стремлении к верховной власти в стране. Могло показаться, что Гитлер рискует утратить контроль над нацистской партией, теряющей свою устойчивость (Гитлер не простил Штрассеру этого «предательства», и тот был убит в «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года).

Наряду с упомянутыми событиями произошел ряд других, которые убедили стареющего президента Гинденбурга изменить свое мнение и назначить Гитлера канцлером. В ноябре 1932 года Ялмар Шахт, бывший глава Рейхсбанка, был одним из группы финансистов и промышленников (хотя немногие в этой группе были столь же выдающимися фигурами), которые подписали обращение к президенту Гинденбургу с просьбой назначить Гитлера канцлером. Письмо было выдержано в уважительном тоне, но со всей очевидностью составлено под влиянием того факта, что на выборах в ноябре 1932 года отмечалось усиление успеха коммунистов. Большая часть немецкой промышленной элиты недолюбливала нацистов, но еще больше они боялись коммунистов. Ясно было также, что аристократичный кабинет министров фон Папена не вызывает особенной общественной поддержки. «Вполне очевидно, – говорилось в обращении, – что частые роспуски рейхстага с увеличивающимся количеством выборов и обостряющейся партийной борьбой отрицательно сказываются не только на политической, но также на экономической стабильности и устойчивости. Ясно также, что любые конституциональные изменения, не поддерживаемые широкими народными массами, будут иметь еще худшие политические, экономические и духовные последствия. Далее послание призывало передать политическое руководство рейха «лидеру самой широкой национальной группы». Имелся в виду Гитлер. Такой ход действий «поднимет миллионы людей, сегодня стоящих на краю, превращая их в утверждающую и положительную силу».

Гитлер не относился к личностям, с которыми этим промышленникам ранее хотелось иметь дело. Но экономический кризис и мощная народная поддержка нацистского движения внушили им теперь необходимость достижения некоего соглашения. Ключевые фигуры консервативного правого крыла также стремились к авторитарному решению проблем Германии. Но без Гитлера ни одна их инициатива не нашла бы народной поддержки. Иоганн Цан, выдающийся немецкий банкир, говорит, что, поскольку молодые люди шли или в штурмовые отряды или в коммунисты, бизнесмены отдавали предпочтение нацистам за их «дисциплину и порядок». Кроме того, «поначалу, – говорит он, – сегодня обязательно нужно об этом сказать, поначалу невозможно было определить национал-социализм – это что-то хорошее с отрицательными побочными эффектами или что-то плохое с положительными побочными эффектами. Это невозможно было определить». Велись разговоры о стратегии «укрощения Гитлера». Такую политику охотно предлагал фон Папен, когда его вынудили подать в отставку в пользу генерала фон Шлейхера 2 декабря 1932 года.

Затем Гинденбург получил другие тревожные новости. В начале декабря 1932 года, на заседании кабинета министров, обсуждались результаты армейских учений «Планшпиль Отт». Вооруженные силы изучали ряд гипотетических сценариев гражданских волнений в контексте способности сил безопасности ответить на такие события чрезвычайными мерами. Майор Отт представил следующие выводы: «…Были проведены все приготовления для введения, в случае соответствующего приказа, чрезвычайного положения. Но после тщательного изучения вопроса было показано, что силы безопасности рейха и немецких земель не обладают достаточным потенциалом для поддержания конституционного порядка в случае необходимости противодействия национал-социалистам и коммунистам при одновременной охране границ»¹⁷