Глава 7

Одетая в любимый костюм от Марка Джейкобса, я сижу в «Френч пресс» и потягиваю латте, когда в полдень появляется Меган.

– Только не очередной кроссворд!

Она ставит чашку макиато и вырывает из моих рук газету.

– Я начинаю понимать, почему твоя мама решила положить всему этому конец. Что ты сделала за эту неделю, что прошла после твоего дурацкого выступления? – Тычет пальцем в мой костюм. – Ты даже Эндрю ничего не рассказала!

Меган бросает бумаги на стул и достает из моей сумки ноутбук.

– Сегодня ищем твою подругу.

– Я не могу позвонить Кэрри ни с того ни с сего. Надо сначала все продумать. – Отталкиваю компьютер и тру виски. – Этот жизненный план сломает мне жизнь.

Меган хмурится и внимательно на меня смотрит:

– Ты странная, Брет. Мне лично кажется, что только эти цели и могут сделать тебя счастливой. И боишься ты не свою жизнь сломать, а жизнь твоего Эндрю.

Я опешила от ее искренности и тонкого понимания ситуации.

– Возможно, в любом случае я пропала. Только потеряю любимого мужчину, а никаких жизненных целей до следующего сентября все равно не достигну.

Меган игнорирует мои разглагольствования и мотает головой.

– Умираю, как хочу есть. Выйди в «Фейсбук», а я пока возьму что-нибудь.

Пока Меган стоит в очереди у прилавка, открываю страничку «Фейсбук». Однако вместо имени подруги мои пальцы выстукивают: «Брэд Мидар». С легкостью узнаю его даже по малюсенькой фотографии в один квадратный дюйм. Неожиданно замечаю, что улыбаюсь, разглядывая его лицо. Подумываю попроситься к нему в друзья, хотя он может решить, что это не вписывается в схему деловых отношений, – будто сообщения по телефону и объятия вписываются. Но и в моей жизни не все так просто. Интересно, что подумает Эндрю, если узнает, что я завела дружбу с адвокатом и скрываю это от него?

Зарываюсь руками в волосы и сжимаю голову. Что со мной происходит?

– Нашла ее? – спрашивает появившаяся рядом Меган.

Захлопываю ноутбук.

– Нет еще.

Жду, пока Меган разместится напротив, и только тогда поднимаю экран. На этот раз завожу в строку поиска имя Кэрри Ньюсом. Меган переставляет стул и садится рядом. Вместе просматриваем несколько страниц, наконец я ее нахожу. Замечаю футболку с надписью «Висконсин». Кэрри удивительным образом не изменилась. По-прежнему выглядит спортивной и подтянутой, по-прежнему в очках и с улыбкой от уха до уха. Как я могла с ней так жестоко поступить?

– Это она? – спрашивает Меган. – Неудивительно, что ты не жалела, что потеряла ее. Что, в Висконсине не продают щипчики для бровей?

– Прекрати, Меган. – Смотрю на фотографию, и на глазах выступают слезы. – Она была моей лучшей подругой.

Когда мы были детьми, родители Кэрри жили в двух кварталах от нас на Артур-стрит. Мы были полной противоположностью друг друга: она отважным сорванцом, я тощей пай-девочкой. Однажды Кэрри пробегала мимо моего дома, пиная ногой мяч. Увидев девочку-ровесницу, она предложила мне поиграть в футбол. Я же в свою очередь предложила поиграть в дочки-матери, но Кэрри и не слышала о такой игре. Мы пошли в парк, лазили по лабиринтам на детской площадке, висели на турнике и смеялись. С тех пор мы с Кэрри были неразлучны до того момента, пока, спустя годы, я ее не предала.

– У меня нет никакого права надеяться на дружбу этой женщины. А хуже всего, что я делаю это вынужденно, а не искренне.

– Да что ты? – Меган потянула себя за руки. – Я бы сказала, что ей не стоит рассчитывать на дружбу с тобой.

Тоскливо качаю головой. Меган никогда не понять, что человек, похожий на Кэрри, может быть ничем не хуже нас.

– Черт, Брет, что за проблема? – Она наводит курсор на надпись «Добавить в друзья» и кликает.

Я тихо вскрикиваю.

– Что ты наделала!

– Так держать, Чика.

Меган поднимает чашку, но я сижу не шевелясь. Через мгновение Кэрри Ньюсом получит жестокое напоминание о любимой подруге, предавшей ее несколько лет назад. Мне становится плохо, а Меган тем временем продолжает, сцепляя руки:

– Итак, начало положено. Теперь пошли в зоомагазин, подберем тебе щеночка.

– Ни за что. Собаки отвратительно пахнут. Он изгрызет все в доме. – Делаю глоток кофе. – По крайней мере, так считает Эндрю.

– Ему-то какое дело? – Меган отщипывает кусочек булочки. – Извини, Брет, спрошу прямо: ты действительно считаешь Эндрю частью своего жизненного плана? Я к тому, что мама четко дала тебе понять, что его пора оставить в прошлом. Думаешь проигнорировать ее последнюю волю?

Меган точно нащупала мою ахиллесову пяту. Опираюсь локтями о стол и тру переносицу.

– Я собиралась поговорить с Эндрю об этом чертовом жизненном плане, но, понимаешь, он будет в ярости. Он предпочел бы купить самолет, а не лошадь, и давно сообщил мне о своих планах.

– И тебя все устраивало?

Отворачиваюсь к окну и мысленно возвращаюсь в прошлое.

– Я сама себя в этом убедила. Тогда все было по-другому. Мы много путешествовали… он ездил со мной в деловые поездки. Наша жизнь была очень насыщенной, представить было невозможно, чтобы в ней появился еще и ребенок.

– А сейчас?

Меган интересовала обновленная версия моей жизни. И суть ее была в том, что вечерами я ела в одиночестве перед телевизором, а последняя совместная поездка была два года назад, когда мы ездили в Бостон на свадьбу сестры Эндрю.

– Я недавно потеряла маму и работу. Еще одной потери я не переживу. Не сейчас.

Меган промокает губы салфеткой, замечаю на ее ресницах слезы и пожимаю руку:

– Прости. Не хотела тебя грузить.

Она морщится:

– Я больше так не могу.

Ой, она плачет из жалости не ко мне, а к себе. Со мной можно поговорить обо всем. Я была так погружена в свои проблемы, что Меган пришлось взять на себя роль консультанта.

– Опять сообщения на телефон Джимми?

– Хуже. Когда я вчера пришла домой, они занимались сексом прямо в нашей постели. Представляешь? Слава богу, я смоталась раньше, чем они меня увидели.

– Вот идиот! Зачем он притащил ее домой? Он же знает, что у тебя свободный график.

– Потому что хотел, чтобы я их застукала. – Меган хватает себя за левое запястье. – Все из-за моих рук. Я уродина.

– Что за глупости. Ты красивая женщина и имеешь полное право надрать ему задницу.

– Не могу. Как я буду жить без денег?

– Ты же начала продавать дома.

Меган отмахивается:

– Ой, Брет, видимо, в прошлой жизни я была из королевской семьи, потому что никак не могу смириться с мыслью, что мне придется работать.

– Но ты же не можешь сделать вид, что ничего не произошло. Если ты устроишь скандал…

– Нет! – довольно громко восклицает Меган. – Никакого скандала я не буду устраивать, пока не найду ему замену.

Я не сразу поняла, что Меган хочет найти нового кандидата, прежде чем объявить об отставке нынешнему. Она ведет себя как испуганный ребенок, пытающийся найти новую семью до того, как станет сиротой.

– Зачем тебе мужчина, который будет о тебе заботиться? Ты умная женщина и сама справишься. – Интересно, я говорю это Меган или себе? – Понимаю, это непросто, Меган, но ты должна, – продолжаю я уже более мягким тоном.

– И не надейся.

Вздыхаю.

– Тогда заяви о себе. Зайди на сайты знакомств.

Меган делает круглые глаза и достает из сумочки «Дольче и Габбана» блеск для губ.

– Думаешь, красивым миллионерам нравятся короткоручки?

– Я серьезно, Меган, ты можешь найти мужчину лучше. – Мысли становятся слишком навязчивыми. – Слушай, а как начет Брэда?

– Адвокат твоей матери?

– Да. Он милый. Как он тебе?

Меган всецело занята губами.

– Угу. Только одна маленькая проблемка.

Вспыхиваю.

– Что еще? Он недостаточно богат?

– Не в этом дело. – Меган вытягивает губы, любуясь результатом. – Просто он уже влюблен в тебя.

Меня отбрасывает на спинку стула как от удара. Бог мой! Не может быть! У меня же есть Эндрю… В некотором смысле.

– С чего ты взяла? – лепечу я.

Меган пожимает плечами.

– А какого черта ему тебе помогать?

Мне следует радоваться. Впрочем, мне нужна дружба Брэда, а не его ухаживания.

– Ошибаешься. Он помогает потому, что обещал маме. Поверь, это так. Это своего рода благотворительность с его стороны.

Вместо того чтобы ввязаться в спор, Меган покорно кивает:

– А, ну теперь ясно.

Понуро опускаю голову. Чем же я отличаюсь от Меган, если думаю о будущем, не порвав с прошлым?

Дрожащими руками открываю письмо. Несколько раз перечитываю фразу: «И ты, моя милая, заставляй себя делать то, чего страшишься». Зачем, мама? Зачем ты меня принуждаешь? Убираю письмо в карман и толкаю створку ворот.

Прошло более шести лет с тех пор, как я последний раз посещала кладбище Святого Бонифация. Тогда мы приходили сюда с мамой. Сначала мы поехали, кажется, покупать подарки к Рождеству, но мама настояла, чтобы мы немного изменили маршрут. Помню, что день был холодный, ветер кружил по улицам, разметая снег, словно злился, что его выпало так мало, и сковывал лужицы льдом. Борясь со штормовым ветром, мы с мамой прикрепили венок к надгробию на могиле отца. Потом я вернулась к машине и спешно завела мотор. Сквозь решетку печки повалил горячий воздух, под которым я пыталась согреть руки и украдкой наблюдала за мамой, стоящей у могилы, чуть склонив голову. Через несколько минут она утерла рукой в перчатке глаза и перекрестилась. Когда она садилась в машину, я сделала вид, что озабочена настройкой радио, стараясь избавить ее от объяснений. Мне было неловко, что она все еще испытывает чувства к мужу, так легко ее предавшему.

Сегодняшний день совсем не похож на тот. Стоит прекрасная осенняя погода, небо чистое и синее, и приближающаяся зима кажется миражом. Листья играют в догонялки с теплым ветерком, белки перепрыгивают с ветки на ветку в поисках орешков, от этого я чувствую себя особенно одиноко на безлюдном кладбище.

– Тебе, наверное, интересно, зачем я пришла через столько лет, – шепчу я, вглядываясь в надгробие. – Ты думаешь, я такая же, как мама, и не умею тебя ненавидеть?

Смахиваю пожухлые листья с каменной плиты. Лезу в сумку и достаю из кошелька фотографию, лежавшую между читательским билетом и абонементом в спортзал. Эта фотография с заломами и потрепанными углами единственное наше изображение вдвоем. Снимок сделала мама в рождественское утро, тогда мне было шесть. Я одета в красную фланелевую пижаму и опираюсь на колено отца, сложив руки, словно для молитвы. Отец положил одну руку мне на плечо, вторая безвольно лежит рядом. На лице заметна легкая улыбка, но глаза при этом пустые.

– Что со мной было не так, папа? Почему я никогда не могла заставить тебя улыбаться? Почему тебе было так сложно обнять меня?

В носу защипало. Поднимаю глаза к небу, надеясь на умиротворение и покой, которые мама обязательно должна была приложить к оставленному списку. Однако ощущаю лишь прикосновение теплых солнечных лучей и ноющую боль в сердце. Лицо с детским выражением окроплено слезами. Стираю их рукавом рубашки, отчего ткань становится влажной и бугристой.

– Знаешь, что больнее всего, папа? Осознавать, что никогда не стану в твоих глазах хорошей. А я ведь была такая маленькая. Почему ты ни разу не смог сказать мне, что я хорошая, умная или красивая? – Закусываю губу так сильно, что вскоре ощущаю вкус крови. – Я так хотела, чтобы ты полюбил меня. Так старалась.

Слезы лавиной текут по щекам. Встаю с колен и смотрю на каменную плиту так, словно это лицо моего отца.

– Ты знаешь, это все мама придумала. Она хотела, чтобы у нас наладились отношения. Я-то уже много лет назад перестала надеяться. – Провожу пальцем по выгравированным буквам: «ЧАРЛЬЗ ДЖЕЙКОБ БОУЛИНГЕР». – Покойся с миром, папа.

Поворачиваюсь и иду прочь, а через несколько шагов почти бегу.

В пять часов добираюсь до станции Аргайл, и меня все еще трясет. Черта с два я позволю этому мерзавцу окончательно испортить мне настроение. Вагон забит до отказа, и я стою, зажатая с одной стороны девочкой-подростком с орущим во всю мощь плеером, из наушников которого доносится какая-то лирическая похабщина, и мужчиной в бейсболке с надписью «GodhearsU.com»^[7]. Меня так и тянет спросить его, пользуется ли Бог компьютером или ноутбуком, но внутренний голос подсказывает, что он меня не поймет. Взгляд останавливается на высоком молодом человеке в светлом плаще в стиле «Бёрберри». В его глазах тоже плещется смех. Что-то в нем кажется мне знакомым. Мужчина наклоняется ко мне через зажатую между нами девчонку:

– Шутки современных технологий, верно?

Смеюсь в ответ:

– Какие тут шутки. Исповедальни скоро канут в прошлое.

Мужчина усмехается, а я перевожу взгляд с его золотисто-карих глаз на чувственный рот и обратно. Замечаю черную ниточку на плаще и вздрагиваю от мысли, что, кажется, это и есть тот самый человек, которого я видела входящим в подъезд нашего дома каждый день ровно в семь. Я давно окрестила его «человеком «Бёрберри», потому что всегда видела в одном и том же плаще – возможно, именно в нем он стоит передо мной и сейчас. Мы никогда не встречались, но он был моей тайной на протяжении месяца или двух, до тех пор пока однажды не исчез.

Открываю рот, чтобы представиться, но меня останавливает звонок телефона. Вижу на экране номер офиса Брэда и нажимаю на кнопку.

– Здравствуйте, Брет. Это Клэр Коул. Я получила ваше сообщение. Мистер Мидар может встретиться с вами двадцать восьмого октября.

– Двадцать восьмого? Это же через три недели. Мне необходимо… – Одергиваю себя и замолкаю. «Мне необходимо его увидеть» прозвучало бы слишком страстно. Но после сегодняшнего визита на кладбище я полна отчаяния, а Брэд, несомненно, помог бы мне успокоиться. – Я бы хотела встретиться с ним раньше. Например, завтра.

– Мне жаль, но на следующей неделе он очень загружен, а потом уезжает в отпуск. Мистер Мидар сможет принять вас двадцать восьмого, – повторяет Клэр. – В восемь часов.

– Если другого варианта нет, пусть будет так. Но, возможно, освободится время в ближайшие дни, позвоните мне в таком случае. Пожалуйста.

Объявляют название моей станции. Запихиваю телефон в карман и начинаю пробираться к выходу.

– Удачи, – произносит «человек «Бёрберри».

– И вам.

Выхожу из вагона и сразу погружаюсь в меланхолию. Брэд Мидар уезжает, и мне это совсем не нравится. Интересно, где он отдыхает? Один или с девушкой? За все время нашего знакомства у меня не было возможности расспросить его о семейном положении, а сам он не рассказывал. Да и зачем ему говорить мне об этом? Он ведь на работе. Но Брэд стал единственной ниточкой, связывающей меня с мамой. Он стал ее посланником, и я слишком сильно привязалась к нему. Как потерявшийся утенок, я прибилась к первому встречному живому существу с добрым лицом.