Ты приковываешь твоего мученика к соломенному ложу – и ты же возносишь его на Небеса – вечный родник наших чувств! – Я теперь иду по следам твоим – ты и есть то «божество, что движется во мне
Мария была хоть и невысокого роста, однако отличалась необыкновенным изяществом сложения – горе наложило на черты ее налет чего-то почти неземного – все-таки она сохранила женственность – и столько в ней было всего, к чему тянется сердце и чего ищет в женщине взор, что если бы в мозгу ее могли изгладиться черты ее возлюбленного, а в моем – черты Элизы, она бы не только ела мой хлеб и пила из моей чашки, нет – Мария покоилась бы на груди моей и была бы для меня как дочь.
С тех пор она, по ее словам, совершила путешествие в самый Рим и обошла однажды вокруг собора Святого Петра – потом вернулась домой – она одна отыскала дорогу через Апеннины – прошла всю Ломбардию без денег – а Савойю, с ее каменистыми дорогами, без башмаков – как она это вынесла и как преодолела, она не могла объяснить – но для стриженой овечки, – сказала Мария, – бог унимает ветер.[152]
«Ты меня не покинешь, Сильвио», – сказала она. Я посмотрел Марии в глаза и убедился, что она думает больше об отце, чем о возлюбленном или о козлике, потому что, когда она произносила эти слова, слезы заструились у нее по щекам.
Отправляясь к ним, я, признаться, похож был на Рыцаря Печального Образа, пускающегося в свои мрачные приключения, – но не знаю почему, а только я никогда с такой ясностью не сознаю существования в себе души, как в тех случаях, когда сам пускаюсь в такие приключения.
Праведное небо! – этим можно было бы наполнить двадцать томов – тогда как, увы! у меня в настоящем осталось лишь несколько страничек, на которые все это надо втиснуть, – причем половина их должна быть отведена бедной Марии, которую мой друг, мистер Шенди, встретил вблизи Мулена
Но в подобных затруднительных случаях надо не умствовать, а прислушиваться к тому, что говорит чувство – сыновья и дочери услужения, заключая с нами договор, расстаются со своей свободой, а не с требованиями своей природы;
словом, все на нем имело праздничный вид, сразу напомнивший мне о том, что было воскресенье, – и, сопоставив одно с другим, я мигом сообразил, что милость, о которой он хотел попросить меня накануне вечером, заключалась в разрешении ему провести день так, как его всякий проводит в Париже