Погребенная война

Люс кинула единственный взгляд на дрожащий в глубине кладбища свет и бросилась туда. Она шумно ссыпалась вниз мимо разбитых надгробий, оставив Пенн с мисс Софией далеко позади. Ее не волновало, что хлесткие ветви дубов царапали на бегу руки и лицо или что ноги путались в густых зарослях сорняков.

Ей нужно было спуститься.

Ломтик убывающей луны давал не слишком много света, но оставался и другой его источник – на самом дне кладбищенской чаши. В точке ее назначения. Больше всего он походил на чудовищную, затянутую тучами грозу с молниями. Вот только разразилась она на земле.

Тени уже несколько дней предупреждали ее, поняла Люс. Теперь их мрачное представление превратилось в нечто, видное даже Пенн. И другие ученики тоже должны были его заметить. Люс понятия не имела, что это означает. Только если Дэниел остался там, наедине со зловещим мерцанием, – это ее вина.

Легкие горели, но ее тянуло вперед видение мальчика, стоящего под персиковым деревом. Она не остановится, пока не найдет Дэниела. Она в любом случае шла его искать, чтобы сунуть под нос книгу и объявить, что верит ему, что какая-то ее часть поверила с самого начала, но она была слишком напугана, чтобы смириться с их непостижимой историей. Она скажет, что ее не напугать, ни за что и никогда. Ведь она поняла то, что так долго складывала воедино. Что-то дикое и невероятное, разом сделавшее их прошлые встречи правдоподобными. Люс знала, кто – нет, что такое Дэниел. Честно говоря, она сама пришла к тому, что могла жить и любить его прежде. Вот только до сих пор девочка не понимала, что это означает, во что складываются кусочки мозаики: влечение, которое она ощущала, ее сны.

Но это не будет иметь значения, если она не успеет вовремя, чтобы прогнать тени. Не будет иметь значения, если они доберутся до Дэниела. Люс мчалась вниз по крутым склонам, но дно кладбищенской чаши по-прежнему оставалось далеким.

Позади раздался топот и пронзительный голос.

– Пенниуэзер! – окликнула мисс София.

Она нагоняла девочку, оглядываясь и крича через плечо туда, где различала Пенн, осторожно перебирающуюся через упавшее надгробие.

– Ты там до Рождества провозишься!

– Нет! – завопила Люс. – Пенн, мисс София, не спускайтесь!

Ей не хотелось быть ответственной за то, что кто-то еще попадется теням.

Библиотекарь застыла на опрокинутом белом могильном камне и уставилась в небо, как будто вовсе не слышала девочку. Она вскинула тонкие руки, защищаясь. Люс, прищурившись, всмотрелась в ночь и едва не задохнулась. Что-то надвигалось на них, влекомое холодным ветром.

Поначалу она решила, что это тени, но нет: что-то другое, более жуткое, какая-то рваная неравномерная пелена, сквозь которую просвечивало небо, плыла в их сторону. Эта тень состояла из миллионов крошечных частиц. Необузданная, трепещущая волна темноты, расплескивающаяся во всех направлениях.

– Саранча? – вскрикнула Пенн.

Люс содрогнулась. Рой был еще далеко, но низкий гул становился громче с каждой секундой. Словно хлопанье крыльев тысячи птиц. Словно стремительная враждебная тьма, наползающая на землю. Он приближался. Он собирался наброситься на Люс, а может, и на всех них сегодня же ночью.

– Так нельзя! – сурово выкрикнула в небо мисс София. – Во всем должен быть порядок!

Задыхающаяся Пенн остановилась рядом с Люс. Девочки обменялись озадаченными взглядами. Капельки пота усеивали верхнюю губу Пенн, а ее фиолетовые очки упорно соскальзывали во влажной духоте.

– Она сошла с ума, – прошептала она, ткнув пальцем в сторону мисс Софии.

– Нет, – покачала головой Люс. – Она многое знает. И если мисс София испугана, тебе не стоит тут находиться, Пенн.

– Мне? – переспросила та, ошеломленная, потому что сама привыкла опекать подругу с первого же дня в школе. – Не думаю, что хоть кому-то стоит тут находиться.

Люс пронзила боль, в точности такая же, что мучила ее при расставании с Келли. Она отвела взгляд. Между ней и Пенн пробежала трещина, глубокий разлом. Ей не хотелось это признавать, привлекать внимание подруги, но девочка знала, что будет лучше и безопаснее, если их пути разойдутся.

– Я должна остаться, – глубоко вздохнув, сообщила она. – Мне нужно найти Дэниела. А тебе стоит вернуться в общежитие, Пенн. Пожалуйста.

– Но ты и я, – сипло возразила Пенн, – мы же были единственными…

Не дослушав окончания фразы, Люс бросилась в глубь кладбища. К обелиску, где видела задумчивого Дэниела вечером родительского дня. Она перепрыгнула через последние надгробия и соскользнула вниз по слою гниющей палой листвы, пока земля наконец не выровнялась. Остановилась девочка перед огромным дубом посреди кладбища.

Разгоряченная, разочарованная и перепуганная одновременно, Люс прислонилась к стволу дерева.

А затем сквозь дубовые ветви разглядела его.

Дэниела.

Она выдохнула, и ее ноги подкосились. Единственный взгляд на его далекий темный профиль, такой прекрасный и величественный, подтвердил, что все, на что намекал Дэниел – и даже то значительное открытие, сделанное ей самой, – все это было правдой.

Он стоял на мавзолее, скрестив руки, и смотрел вверх, где как раз промчалась туча саранчи. Лунный свет резко вычертил его тень на широкой плоской крыше усыпальницы. Девочка бросилась к нему, пробираясь между плетей бородатого мха и покосившихся старых статуй.

– Люс!

Дэниел заметил ее сразу, стоило ей приблизиться к мавзолею.

– Что ты здесь делаешь?

В его голосе не слышалось радости от встречи с ней – скорее в нем звучало потрясение и ужас.

«Это моя вина, – хотелось закричать ей. – И я верю, верю в нашу историю. Прости, что я покинула тебя, я больше никогда так не поступлю».

Было еще кое-что, что Люс жаждала сказать ему. Но Дэниел оставался далеко в вышине, и жуткий гул теней звучал слишком громко, а воздух казался слишком влажным, чтобы пытаться докричаться до него с земли.

Усыпальница была сделана из гладкого мрамора, но в одном из рельефных изображений павлинов зияла глубокая трещина, и Люс воспользовалась ею как упором для ноги. Обычно прохладный камень оказался теплым на ощупь. Ее вспотевшие ладони несколько раз соскальзывали, пока она пыталась дотянуться до верха. До Дэниела, который должен ее простить.

Она преодолела лишь пару футов, когда кто-то похлопал ее по плечу. Девочка оглянулась, вскрикнула, увидев, что это Дэниел, и сорвалась. Он подхватил ее, обняв за талию, прежде чем она упала на землю. Удивительно: секундой раньше он стоял наверху.

Люс зарылась лицом ему в плечо. И, хотя правда все еще пугала ее, в его объятиях она чувствовала себя словно море, нашедшее берег, словно путник, вернувшийся после долгой, тяжелой, дальней дороги – наконец-то вернувшийся домой.

– Удачное время ты выбрала, – заметил Дэниел.

Он улыбался, но улыбка была омрачена тревогой.

Его глаза смотрели мимо нее в небо.

– Ты тоже это видишь? – спросила девочка.

Дэниел просто глянул на нее, не в состоянии ответить. Его губа задрожала.

– Ну разумеется видишь, – прошептала она, поскольку все сложилось в единую картину.

Тени, его история, их прошлое. Она почувствовала, что плачет.

– Как ты можешь меня любить? – всхлипнула Люс. – Как ты вообще выносишь меня?

Он взял ее лицо в ладони.

– О чем ты? Как ты можешь такое говорить?

Ее сердце бешено колотилось о ребра.

– Потому что…

Девочка сглотнула.

– Ты ангел.

Он выпустил ее.

– Что ты сказала?

– Ты ангел, Дэниел, я знаю, – повторила она, ощущая, как внутри ее распахиваются ворота плотины, шире и шире, пока все, что было у нее на душе, не хлынуло наружу – Не говори, что я сошла с ума. Я видела сны о тебе, слишком реальные, чтобы забыть их, сны, заставившие меня полюбить тебя прежде, чем ты сказал мне хоть что-то приятное.

Глаза Дэниела совершенно не изменились.

– Сны, в которых у тебя были крылья, и ты удерживал меня высоко в небе, которого я не узнавала и все же помнила, что была там, именно так, в твоих руках, тысячу раз прежде.

Она прижалась лбом к его лбу.

– Это все объясняет: изящество, с которым ты двигаешься, книгу, написанную твоим предком. Почему никто не приехал навестить тебя в родительский день. Почему, когда ты плывешь, это выглядит так, будто твое тело парит. И почему, когда ты целуешь меня, мне кажется, что я попала на небеса.

Люс чуть помедлила, переводя дух.

– И почему ты живешь вечно. Единственное, чего я не понимаю, это зачем тебе вообще нужна я. Потому что я – это просто… я.

Она снова взглянула вверх, ощущая темные чары теней.

– И я так виновата перед тобой.

Краска сбежала с его лица, и Люс сумела прийти к единственному умозаключению.

– Ты тоже не понимаешь зачем, – предположила она.

– Я не понимаю, что ты все еще делаешь здесь.

Она моргнула, кивнула с несчастным видом и собралась уйти.

– Нет!

Дэниел притянул ее к себе.

– Не уходи. Просто дело в том, что ты никогда – мы никогда… не заходили так далеко.

Он прикрыл глаза.

– Ты не скажешь это еще раз? – попросил Дэниел едва ли не застенчиво – Не скажешь мне… что я такое?

– Ты ангел, – медленно повторила девочка, удивленная, что Дэниел жмурится и стонет от удовольствия, как если бы они целовались. – Я влюблена в ангела.

Теперь ей самой хотелось зажмуриться. Она склонила голову набок.

– Но во сне твои крылья…

Жаркий завывающий ветер обрушился на них сбоку, едва не вырвав Люс из рук Дэниела. Он заслонил ее собственным телом. Облако саранчи осело в кроне дерева за границей кладбища и некоторое время стрекотало в ветвях. Теперь насекомые единым роем поднялись в воздух.

– О боже, – прошептала Люс. – Я должна что-то сделать. Я должна это остановить…

Дэниел погладил ее по щеке.

– Люс. Посмотри на меня. Ты не натворила ничего дурного. И не можешь ничего поделать с этим. – Он указал на саранчу. – С чего ты вообще решила, будто виновата в чем-то? – покачав головой, добавил он.

– Потому что, – объяснила девочка, – я всю жизнь вижу эти тени…

– Мне следовало что-то предпринять, когда я понял это на той неделе у озера. Это первая жизнь, в которой ты их видишь, – и я испугался.

– Откуда ты знаешь, что это не моя вина? – спросила она, думая о Тодде и Треворе.

Тени всегда приходили перед тем, как случалось нечто ужасное.

Дэниел поцеловал ее в макушку.

– Тени, которые ты видишь, называют вестниками. Они мерзко выглядят, но не могут причинить вред. Они просто оценивают ситуацию и докладывают кому-то еще. Сплетники. Компании старшеклассниц в демоническом исполнении.

– А как насчет этих?

Люс показала на деревья, отмечавшие границу кладбища. Их ветви раскачивались, отягощенные густой сочащейся чернотой.

Дэниел спокойно посмотрел туда.

– Это тени, которых призвали вестники. Чтобы сражаться.

Девочка похолодела от страха.

– Что… хм… и что за битва будет?

– Большая, – коротко ответил он, поднимая голову. – Но пока они просто рисуются. У нас еще есть время.

От тихого покашливания за спиной Люс подскочила. Дэниел склонил голову, приветствуя мисс Софию, стоящую в тени мавзолея. Волосы библиотекаря выбились из прически и выглядели дико, как и ее глаза. Затем кто-то еще выступил из-за спины учительницы. Пенн. Девочка держала руки в карманах куртки, лицо ее оставалось красным, а волосы – влажными от пота. Покосившись на подругу, она пожала плечами, как будто говоря: «Не знаю, что за чертовщина тут творится, но не могу так просто взять и бросить тебя». Люс невольно улыбнулась.

Мисс София шагнула ближе и показала книгу.

– Наша Люсинда провела исследование.

Дэниел потер подбородок.

– Ты читала это старье? Не стоило его вообще писать.

Голос его прозвучал едва ли не смущенно, но для Люс встал на место еще один кусочек головоломки.

– Ты это написал, – объявила она. – И нарисовал наброски на полях. И вклеил нашу фотографию.

– Ты нашла карточку, – заулыбался Дэниел, притягивая ее ближе, словно упоминание о снимке пробудило добрые воспоминания. – Ну разумеется.

– Мне потребовалось много времени, чтобы понять, но когда я увидела, как счастливы мы были, внутри меня словно что-то раскрылось. И я догадалась.

Она положила ладонь ему на шею и притянула его лицо к своему, не заботясь о том, что мисс София и Пенн тоже здесь. Когда их губы соприкоснулись, темное жутковатое кладбище исчезло – а с ним и обветренные могилы, и скопища теней, затаившихся в кронах деревьев, и даже луна со звездами.

В первый раз, когда девочка увидела хельстонский фотоснимок, он ее испугал. Одной мысли о реальности всех прошлых версий ее самой оказалось слишком. Но теперь, в объятиях Дэниела, ей мнилось, будто все они каким-то образом сплотили усилия – множество Люс, любивших одного и того же Дэниела снова и снова. Столько любви, что она просачивалась из ее сердца, проливалась из тела и заполняла пространство между ними.

И еще девочка наконец-то услышала его слова: она не натворила ничего дурного. Ей не с чего чувствовать себя виноватой. Возможно ли это? Неужели она не ответственна за гибель Тревора и Тодда, как всегда считала? Стоило ей задуматься, как она поняла, что Дэниел сказал правду. И теперь Люс казалось, что она пробудилась после долгого кошмарного сна. Она больше не ощущала себя коротко остриженной девочкой в мешковатой черной одежде, вечной неудачницей, страшащейся мерзкого кладбища и застрявшей в исправительной школе по весьма веской причине.

– Дэниел, – окликнула она, мягко отстраняясь, чтобы взглянуть ему в лицо. – Почему ты раньше не сказал, что ты ангел? К чему все эти разговоры о проклятиях?

Он впился в нее тревожным взглядом.

– Я не сошла с ума, – заверила Люс. – Просто интересуюсь.

– Я не мог сказать, – объяснил Дэниел. – Тут все взаимосвязано. До сих пор я даже не подозревал, что ты способна сама это выяснить. Если бы я признался слишком рано или в неподходящее время, тебя бы вновь не стало и мне опять пришлось бы ждать. А я и так ждал слишком долго.

– Как долго? – спросила Люс.

– Не настолько, чтобы успел забыть, что ты стоишь чего угодно. Любой жертвы. Любой боли.

Дэниел на мгновение прикрыл глаза. Затем перевел взгляд на Пенн и мисс Софию.

Девочка сидела, прислонившись спиной к замшелому черному надгробию и подтянув колени к подбородку, и задумчиво грызла ногти. Библиотекарь стояла, уперев руки в бока, с таким видом, словно ей было что сказать.

Дэниел отступил на шаг, и между ним и Люс пронесся порыв холодного ветра.

– Я все еще боюсь, что ты в любую минуту можешь…

– Дэниел… – упрекнула его мисс София.

Он отмахнулся.

– Для нас быть вместе – не так просто, как хотелось бы.

– Конечно, нет, – признала Люс. – То есть ты ангел, но теперь, когда я это знаю…

– Люсинда Прайс.

На этот раз объектом гнева мисс Софии оказалась сама девочка.

– То, что он хочет сказать, тебе не понравится, – предупредила учительница – И, Дэниел, ты не имеешь права. Это убьет ее…

Люс покачала головой, озадаченная заявлением мисс Софии.

– Думаю, я переживу немного правды.

– Это не «немного правды», – возразила библиотекарь, выступая вперед и становясь между ними. – И ты этого не переживешь. Как не переживала в течение тысяч лет после Падения.

– Дэниел, о чем она?

Люс потянулась было к его запястью, но мисс София не позволила. В животе девочки все перевернулось.

– Я способна это выдержать, – настойчиво проговорила она. – Я не хочу больше никаких тайн. Я люблю его.

Она впервые сказала это вслух. И единственное, о чем Люс сожалела, так это о том, что обратила три самых важных на свете слова к мисс Софии, а не к самому Дэниелу. Девочка обернулась к нему. Его глаза сияли.

– Это правда, – подтвердила она. – Я люблю тебя.

Хлоп.

Хлоп. Хлоп.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Неторопливые громкие аплодисменты раздались позади них, в зарослях. Дэниел вздрогнул и обернулся, напрягшись, и Люс захлестнул прежний страх. Она оцепенела от ужаса даже прежде, чем сама взглянула туда.

– О, браво. Браво! Я тронут до глубины души – а в наше время, как ни печально, меня сложно задеть за живое.