Через пятнадцать минут на улице показался Алексей. Александра помахала рукой и запрыгнула в притормозившую машину.
– Привет!
Алексей так сиял, что Сашу начала мучить совесть. «Черт, свидание, как в романе. Только букета цветов не хватает. Так и знала, что опять начинаю влипать в историю. Надо будет срочно что-то делать». Однако в ответ она улыбнулась.
– Ты сегодня что-то слишком расслабленно работаешь.
– А я сегодня вообще больше не работаю. Преимущество начальника. Работать, когда хочу. Так что планировал составить тебе компанию на оставшуюся часть дня.
В его голосе Александра уловила некую виноватую нотку.
– Что-то случилось, Леша?
– Да, вот, понимаешь, друг мой позвонил. Только что. Мы уже год не виделись. Он давно из Закрайска уехал. А тут позвонил. Вернулся в город. По делу. Беда у меня, говорит. Подробностей не сообщал. Говорит, буду рад увидеться. Я ему, правда, сказал, что не обещаю насчет сегодняшнего дня, но…
– Я все понимаю, Алеша. Какие могут быть развлечения, если все мысли о друге. Ты иди к нему, побудь с ним, если надо.
– Да я вот что подумал… А может, он ко мне заскочит? Мы с ним посидим спокойно, поедим, выпьем, то да се… И ты нам компанию составишь. Если не против.
– Да нет, конечно, я, в общем, не против посидеть с вами… Но вы же по душам, наверное, хотели поговорить? Я разве не буду лишней?
– Ты нигде не можешь быть лишней, – с нежностью улыбнулся Алексей.
Сашу опять кольнула совесть.
– Тогда ладно. Только извини, мне через пару часов надо будет по делу отъехать.
– Сопровождение принимается?
– Извини, Леш, мне надо одной ехать. Это правда по делу.
– Да что ты оправдываешься? Я ж понимаю – по делу.
– Спасибо, что понимаешь. Тогда поехали в магазин, что ли. А то у тебя в холодильнике мышь повесилась.
– Ты не смотришь в корень. Вернее на полку над холодильником. Там бутылка стояла. Кстати, неплохая такая бутылочка. И банки огурцов закрученных тоже где-то завалялись.
– Это что, на первое, второе и на десерт?
– А что, нельзя? О, точно – надо добавить еще фуа-гра и лобстеров.
– Без проблем, тогда поехали за фуа-грой. Где ее тут у вас тоннами на вес продают?
– Соседний супермаркет подойдет?
– Леш, слушай, это не в плане оплаты за гостеприимство… Тут я в неоплатном долгу. Но могу я поучаствовать хотя бы в финансировании совместной трапезы?
– Ты что, опять о денежном вливании?
– Ну-у, я бы очень хотела.
– Ни-ни-ни-ни. И даже не думай.
– Это уже просто свинство с твоей стороны.
– Отработаешь как кулинар.
– Ну вот, я так и знала. Это уже даже не свинство, а эксплуатация в самом чистом виде.
– Да, я такой жуткий эксплуататор.
– Ладно, эксплуататор. Хоть так, может, за ночлег и постой расплачусь. А то мне реально неудобно. Я серьезно.
– Опять ты за свое!
– Ладно-ладно. Ты с другом-то уже договорился?
– Я сейчас, мигом.
– Тогда давай договаривайся и поехали.
Через час они раскладывали припасы из магазина на кухне Алексея. Ввиду затяжного дождя шашлыки решили не делать. Александра обещала приготовить свиные шницели, салат и картошку. На большие кулинарные изыски она попросила не рассчитывать. Алексей сказал, что его устроит сейчас даже заплесневелая горбушка, политая отработанным маслом, такой он голодный, и пошел встречать друга.
Александра увидела, как друзья обнялись на улице и пошли к дому. Алексей что-то по дороге говорил, улыбаясь, и показывал на дом.
– Прошу знакомиться. Мой старинный друг Глеб, – представил он своего друга.
Глеб вошел на кухню и поставил на стол пакет с пивом. Он был высокий, неторопливый в движениях. Выражение лица было непроницаемо. Глазами Глеб спокойно, без улыбки, обежал кухню и стоящую у столешницы Александру, которая чистила картошку.
– Александра. Ну или Саша, – приветливо улыбнулась та.
– Очень приятно, – Глеб кивнул, но не улыбнулся. Он сел на диван и откинулся на спинку, заложив руки за голову.
Алексей обвел их глазами.
– Народ, слушайте, мне тут надо несколько звонков сделать. По работе. Я понимаю, что это хамство, но можно я вас покину на некоторое время?
– Ладно, вали, – сказал Глеб.
– Леша, я позову, когда еда будет готова.
– Я постараюсь быстро. Не скучайте без меня.
Алексей что-то мимикой беззвучно попытался передать Глебу, потом махнул рукой, улыбнулся Саше, еще раз тревожно посмотрел на них и поднялся наверх.
В кухне повисло молчание. Саша почистила картошку и поставила на плиту. Так же молча она начала резать овощи. Глеб сидел, откинувшись на спинку дивана, и, казалось, дремал. Он выглядел утомленным и грустным. Саша не пыталась завязать беседу. Наконец Глеб открыл глаза и посмотрел на Сашу.
– И давно это у вас с Лехой?
Саша подняла глаза на Глеба.
– Вы хотите спросить, в каких мы отношениях с Алексеем?
– Это мне и так ясно, – усмехнулся Глеб.
– Тут вы ошибаетесь, Глеб. Мы познакомились с Лешей буквально только что. Сутки назад, если быть точной.
Брови Глеба поползли вверх. Он присвистнул.
– Быстро же вы его обработали!
– Боюсь, что вы опять заблуждаетесь, Глеб. Мы случайно встретились на дороге в Закрайск. Алексей подвозил меня. Мы приехали в город поздно вечером, и оказалось, что гостиница на ремонте. Алексей пригласил меня остановиться у него на одну ночь. Это было очень любезно с его стороны. И я согласилась, хотя и не сразу. Вот и все.
– Ну да, конечно, вы еще и уговаривать себя заставили.
Откровенная издевка в его голосе не понравилась Саше, но и убеждать в чем-то Глеба ей совсем не хотелось. Так же, как и разубеждать. Подумав, она решила все-таки внести ясность в ситуацию, посмотрела на Глеба и веско сказала:
– Глеб, вы можете рисовать в своем воображении какие угодно картины. Однако это не изменит того факта, что мы с Алексеем едва знакомы, и наше знакомство продлится недолго. Увы. У меня есть дела в вашем городе, но как только я с ними покончу, мне придется уехать.
– Вот как? И какие у вас могут быть дела в нашем городе? – в голосе Глеба сквозило недоверие с некоторой долей враждебности.
Саша ослепительно улыбнулась.
– Глеб, давайте заключим перемирие. Хотя бы в присутствии Леши. Поверьте, с моей стороны ему не угрожает никакая опасность. Я нисколько на него не посягаю. Заявляю это с предельной откровенностью. Однако клясться и божиться, чтобы вас убедить в этом, я не собираюсь. Я уже сказала, что вы вольны думать обо мне все, что вам заблагорассудится.
Глеб молча и недоверчиво смотрел, а Саша, не глядя на него, невозмутимо продолжила резать овощи. На ее губах играла улыбка, а руки ловко и уверенно управлялись с ножом. Глеб помолчал немного, потом подошел и ворчливо сказал:
– Ладно, давайте я тоже что-нибудь порежу. Что я, как дурак, без дела сижу.
Саша кивнула.
– Вон там в пакете лук и зелень. Если вы их помоете и порежете, вы меня бесконечно обяжете.
Некоторое время они в тишине резали и ссыпали овощи в большую миску. Наконец, Глеб сменил гнев на милость.
– Ладно, Саша, погорячился я. Ты извини. И давай, что ли, на «ты». Чего уж там.
Саша кивнула, соглашаясь. Когда Алексей спустился вниз, в кухне уже царила атмосфера мира.
На улице чуть-чуть распогодилось, и дождь на время затих. Решили перенести еду в беседку и расположиться там. Александра думала было уклониться от совместного поглощения обеда и потихоньку скрыться, но Алексей этому воспротивился.
– Ну уж нет. Хотели вместе пообедать, а ты сбежать собралась. Дудки, так не пойдет. Обещала – и точка.
– Давай с нами, Саша, – неожиданно поддержал друга Глеб.
Саше не оставалось ничего другого, кроме как согласиться.
За обедом друзья вспоминали общих знакомых, Алексей рассказывал Глебу последние новости: кто с кем сошелся, расстался, поступил на работу, уволился, женился, спился, зашился или повесился. Александра удивлялась в душе многообразию и сложности жизненных перипетий их знакомых, однако от комментариев воздерживалась и вопросов не задавала.
Она начала догадываться о причине негативного отношения к ней Глеба. Возможно, это была обида на всех женщин вообще. Как догадалась Саша, супруга Глеба изменила ему во время долгой отлучки мужа и потом вышла замуж за своего любовника. По крайней мере, такие выводы сделала Саша из различных намеков и обмолвок Глеба и Алексея.
Глеб, морщась, выслушал рассказ Алексея, как тот столкнулся с его бывшей женой, и попросил не упоминать ее имени. К этому он присовокупил такие резкие выражения, что морщиться пришлось Алексею. Он покосился на Александру, но та сделала индифферентное лицо.
После нескольких рюмок беседа оживилась, и как любая беседа русских людей, перешла чисто в плоскость жизненной философии. Саша пропустила начало беседы, бегая в кухню за горячим, а когда она вернулась, спор был уже в самом разгаре. Говорил Глеб.
– …Да если бы, брат! Проблема как раз в том, что нормальных, хороших людей мало. Большинство по жизни уроды. Вот, например, у нас на работе. Очень характерный пример. Наверх поднимаются в нашем корпусе четыре лифта. Три от одной кнопки приезжают, и есть еще один, грузовой, больше по размеру. У него отдельная кнопка. Лифты быстро приезжают, ну секунд пять, десять, максимум полминуты, может, подождать. Я грузовой никогда не вызываю и кнопку не включаю. Почему? Да потому что на этом лифте уборщицы с тележками ездят, грузы возят, вообще, люди могут поехать с чем-нибудь объемным, женщина с коляской, наконец. А большинство, как пришло, так сразу на все кнопки – бац – лупить со всей дури. Пускай, дескать, ко мне, любимому, все лифты едут, как на пожар. А вдруг один их них на секунду быстрее другого приедет. Я ж тогда свою жопу на секунду раньше вверх в офис вознесу и в социальных сетях на секунду подольше позависаю. А то, что кому-то может именно этот лифт понадобиться, и в голову не берет. Не говоря уж о том, что лифт зря гоняется по этажам, энергия расходуется. Мне ж на это наплевать, когда о моей жопе речь идет. Вот я и говорю, что в большинстве своем вокруг один сплошной биомусор.
– Это ты погорячился, не все же. Ты, брат, с выводами торопишься. К тому же, не может же быть человек во всем идеален. Может, он и не подумал, что это нехорошо – лифт без пользы гонять. Может, и не догадывается об этом.
– Да, конечно, когда он на улице кого-то подрезал или без очереди со второго ряда влез, он тоже не подумал, что этим такое вот, блин, малюю-ю-юсенькое неудобство другому водителю доставляет. Так, ерунда, плевать на других, зато он влезет без очереди и опять же свою жопу быстрее до офиса домчит. Или до миски с борщом быстрее доедет. Твари конченые.
– Ты прав, конечно, такой человек поступает по-хамски. Но нельзя же на основании этого делать вывод, что этот человек уже полностью тварь и отморозок.
– Да тварь он и отморозок, и быдло к тому же. Он что, думаешь, приехав домой, Бодлера в подлиннике читать будет или лекарство от рака изобретать?
– Ну, этого я не знаю. А вдруг?
– Да вряд ли. Быдло – оно и во всем быдло.
– Послушай, а вот такая ситуация. Подрезал тебя этот человек. Урод, да?
– Урод.
– Ладно, я тоже за подрезание готов в морду дать. Хорошо, предположим другое. Вот выбросил человек мусор из машины. Неправ?
– Да просто быдло.
– Предположим. Но потом ты пришел в поликлинику, а этот человек тебя вылечил. Или что-то другое хорошее для тебя сделал. Как ты тогда его оценивать будешь?
– Не знаю, за помощь и спасение спасибо скажу, а за мусор выскажу. А если подрежет, опять же в морду.
– Хорошо. Предположим, другой и вежливый такой, и мусор в урну бросает, и весь из себя такой образец приличного человека. А квартирку у родственничков-то отжал. А? Как тебе такой типаж?
– Да что ты мне все примеры разные даешь. И этот мразь, и тот. Разницы нет. Если человек порядочен, он во всем порядочен. Он изначально об окружающих думает, а не только о своей жопе. Он тогда и мусор не бросит, чтобы другие в его говне не стояли, и на дороге не подрежет хамски, и уж тем более не будет квартирку отжимать.
– Хорошо, допустим. А ты сам всегда во всем идеален? Всегда был аккуратен, никому не хамил, не подрезал, пусть случайно, просто пропустил поворот и надо повернуть?
– Да что ты мне пургу гонишь! Всегда понятно, ошибся человек или лезет нагло.
– Ладно, хорошо, бог с ним, с подрезанием. А ты всегда был вежлив с родителями, не малодушничал, всегда помогал слабому, бился за несправедливость, в общем, всегда был самый-самый?
Глеб некоторое время молчал.
– Ты прав, я тоже был свиньей, и не раз. Родителям хамил, девушек динамил и вообще…
– Вот! Так и другие так же. Кто-то больший подлец, кто-то меньший, но все мы не идельны. Все иногда что-то неправильно делаем.
– Ну ты сравнил! То есть и этот ребенка изнасиловал – подлец, и другой мусор бросил – тоже подлец. Одинаково, что ли?
– Конечно, нет. Но это полюсы. В обычной жизни мы все грешим примерно одинаково. Так, хамнул пару раз. Или на дороге, или жене, или продавщице в магазине.
– Да не должен нормальный человек никому хамить! Ни жене, ни продавщице, ни соседу в пробке. Поэтому он и зовется порядочным.
– Да где же граница? Вот ты Саше дверь не открыл, когда она выходила из дома.
– Да, блин, это я сплоховал.
– Да ты никому ее, небось, не открываешь. Так что ж, тебя тоже в подлецы записать?
– Слушай, я уже сбился, о чем базар идет. Ты к чему ведешь?
– Да я к тому, что теперь как поступить-то: я открыл дверь – меня в рай, а ты не открыл – тебя в ад?
– Почему?
– А почему нет? Где та граница, по которой разделение овец идет на хороших и паршивых? На ад и рай? На подлец или просто ошибся чуток? Как делить будем, брат?
– Слушай, иди ты уже. Никак делить не будем. А только если человек тварь, это и так понятно. Безо всякой твоей философии. Без овец и баранов.
– Ладно. Вопрос закрыт. Я просто хотел сказать, что нельзя огульно человека осуждать. Никто не знает, почему он в этот раз так поступил. И на какой процент он хорош или плох. Нельзя спешить. Вот, считается, что после смерти дела наши будут взвешивать на весах. Какие вниз потянут, туда человек и отправится. Вот тогда и станет окончательно ясно, кто тварь, а кто нет. И кого-то, может, эта кнопочка с подрезанием, ох, как подведет.
– Ладно, давай, Леха, выпьем за то, чтоб наши хорошие дела стократ перевесили наши плохие.
– Давай.
– Я только, знаешь, что думаю?
– Что?
– Я думаю, человеку всегда дается шанс все исправить. И это от него зависит, воспользоваться этим шансом или нет.
– Что исправить? Что тут исправишь, если уже подрезал, или дорогому человеку в душу плюнул, или квартирку отжал?
– Исправить в самом себе. В жизни-то, конечно, уже никогда ничего не исправить. Но можно исправить в самом себе. Через поступки, через мысли, через страдания и через счастье даже. Сделать вывод из своих поступков. И в следующий раз поступить по-другому. Один раз сплоховал, ну что ж, с кем ни бывает. А вот второй раз… Вот тогда и понятно станет до конца, кто ты – тварь конченая или право имеешь. Право на то, чтобы называться порядочным человеком.
– Слушай, ладно, проехали. Ты какой-то озлобленный на весь мир сегодня. Кстати, а чего у тебя стряслось-то? Ты почему вдруг с работы сорвался и примчался сюда?
Глаза Глеба затуманились.
– Да беда у нас в семье, браток. Ты мою сеструху двоюродную, Настюху, помнишь?
– Это малявку такую?
– Хм, уже не малявку. Красивая девка выросла.
– Да, помню ее. Когда тебя в армию провожали, она еще девчонкой была. Ревела, помню, все за тебя цеплялась. «Не уходи, Глебушка, миленький, прошу тебя. Останься, пожалуйста». И смех, и грех.
Глеб помрачнел.
О проекте
О подписке