На пороге Лаки вспомнила еще об одной вещи и зажав сверток под мышкой, попыталась снять с шеи амулет, так изменивший ее жизнь. Но сверток мешал ей, и она никак не могла расстегнуть цепочку.

– Зачем мне только его дали? Не надень я его тогда, мы бы так и жили в Венесуэле.

От щемящей тоски, прозвучавшей в ее голосе, у Бирна заныло сердце. Впервые в жизни он не знал, что делать. Обычно от одного его недовольного взгляда все втягивали голову в плечи, а перечить решались только члены Совета четырех.

– Погоди, Лаки. Нельзя же вот так сразу, без всяких объяснений.

Он отвел ее руки от амулета и удерживая за плечи, напряженно смотрел в глаза.

– Я считал, что мы доверяем друг другу, но ты ничего не хочешь объяснять. Я чем-то обидел тебя?

Его голос был уже не грозным, а непривычно просительным.

– Ты же не обычная девочка, Лаки. С твоими способностями можно запросто получить оранжевый капюшон, а ты готова все бросить, и даже не боишься оказаться в приюте. Почему?

– Да потому, что у мистера Смита и у мисс Уиллис есть оранжевые капюшоны, а толку? Все, кому не лень, пинают их. Мисс Адамс и декан Коллинз имеют лишь зеленые капюшоны, и половины не знают того, что знают наши воспитатели, но тем не менее, считают себя выше и постоянно унижают их.

– Понимаешь, детка, ваши воспитатели, они… – Бирн осторожно подбирал слова.

– Не имеют влиятельных родителей или покровителей, поэтому у них нет никаких шансов добиться успехов в Дармунде, – продолжила за него Лаки. – А я, так, вообще, без роду и племени. Мне даже лучше жить в приюте, где я буду наравне со всеми. И никто не заставит заниматься ненужной зубрежкой.

– Что значит ненужной? – возмутился Макбрайд и строго отчеканил: – Знания нужны для выполнения миссии, которую, как и все, ты обязана выполнить.

– Интересно, каким образом? – насмешливо поинтересовалась девочка. – Гадая всем желающим и изготовляя для них любовные амулеты? Так для этого у меня уже достаточно знаний. Или моя миссия будет заключаться в том, чтобы стать содержанкой какого-нибудь уважаемого «истинного друида»? Вы поэтому изучаете со мной «Друидскую любовь», господин Бирн? – по-взрослому цинично спросила она. – Готовите для себя?

– Да как ты смеешь, дрянная девчонка!

Макбрайд испытывал одновременно злость и обиду. Он думал, что стал для нее другом, а она считает его старым похотливым козлом и сейчас оскорбляет таким издевательским тоном. От гнева и бессилия Бирн вновь замахнулся на нее.

– А вы не сдерживайтесь и ударьте меня, мистер Макбрайд, – дерзко предложила Лаки. – Или еще лучше – избейте, как того парня. Ведь мы для вас – никто, грязь под ногами. Нас можно и убить! Подумаешь, на одного ублюдка станет меньше! Ну, ладно, я – даже не знаю имен своих родителей, но вот О’Хара хорошо знает, что фамилия его отца внесена в «Золотую книгу почета». А теперь скажите, зачем, не жалея жизни, честно выполнять свой долг, если твоего сына не считают за человека и избивают до полусмерти по прихоти высокомерной стервы? Вот сами и исполняйте свою миссию! А мне это ни к чему!

Лаки так разозлилась, что кричала во весь голос. Ей было все равно, пусть даже ее изобьют, как Каналью.

– Отправляйте меня в приют, хуже там не будет!

– Ну, не горячись так. Признаю, что перебрал с тем парнем. Но пойми, я, как услышал, что он предлагал тебе… – виновато произнес Бирн, не решаясь повторить вслух грязные обвинения мисс Адамс. – А когда увидел его физиономию, – он не стал добавлять «бандитскую», чтобы не рассердить ее сильней, – и когда еще выяснил, что он…

Макбрайд замолчал и просто махнул рукой. Он вспомнил свой звериный гнев, когда узнал, что на Лаки позарился мерзкий ублюдок, у которого на обеих руках даже были сделаны татуировки об этом. Как будто и так не видно, что на нем пробу ставить некуда.

– Что он ублюдок? Да еще и рожей не вышел? – взвилась от бешенства Лаки. – Конечно, зачем что-то выяснять! Надо сразу дать по наглой морде, чтобы кровью умылся, и переломать руки-ноги, чтобы неповадно было! А что он такого сделал? Подошел к девчонке и попросил колечко в ухо, посчитав, что, если ей не жалко их на котов, то она и ему даст пару штук? Это что – преступление?

У Лаки от злости даже зубы сводило, и она с еще большей яростью набросилась на Бирна.

– Я не могла поверить в то, что можно без всякой причины так зверски избить человека. Для кого-то, может, он и ублюдок, но он – человек! А еще больше я не могла поверить, что это сделал мой учитель, которому я доверяла и которого уважала за честность и благородство.

Она совсем выдохлась и уже не кричала, а говорила еле слышным, полным разочарования и обиды голосом.

– Я его не знала, но после того, что произошло, решила выяснить, кто он такой. И тогда все стало понятным. У О’Хара нет защитников. Его главный защитник отдал жизнь при выполнении вашей миссии. Жаль только, что сын не успел родиться до этого. Отец – герой, о нем говорят на уроках и ставят в пример. А сын героя – уродливый ублюдок, которого можно бить ногами без суда и следствия. Будь жив отец, в жилах его сына текла бы благородная кровь. Но он погиб, и кровь героя сразу превратилась в болотную грязь. Хорошие законы царят в вашем Дармунде.

– Лаки, все не так просто, как кажется…

Бирн не находил нужных слов, во многом девочка была права, но законы установлены не им, и не ему их менять.

– Понимаешь, чтобы признать ребенка законным сыном погибшего до его рождения отца, мать должна подать прошение в Совет четырех и предоставить доказательства. А если она этого не сделала, значит, их нет.

Макбрайд замолчал на полуслове. На его памяти было всего несколько случаев признания отцовства из сотен ходатайств об этом. Даже после того, как во всем мире научились делать анализ на ДНК, в их магическом обществе продолжают действовать средневековые законы. Согласно им, отцовство признается только Советом четырех, члены которого должны быть твердо убеждены, что ребенок – сын погибшего. И убедить их могут не анализы, а три не заинтересованные свидетеля. И этих свидетелей как раз найти очень сложно. Никто не хочет брать на себя такую ответственность. В их клане царят весьма свободные отношения, и как можно быть уверенным, что хитрая женщина не воспользуется случаем и не прикроет грех фамилией человека, уже не могущего ни подтвердить, ни опровергнуть свое отцовство. Только личное ходатайство главы рода и неопровержимое доказательство – идентичность радужной оболочки глаз могли убедить Совет признать ребенка наследником этого рода.

– А мистер Смит виноват в том, что его мать умерла во время родов и не смогла подать прошение? – Лаки с новой силой набросилась на него с обвинениями. – За нее пытались это сделать родители, но ваш Совет ведь не принимает прошения от других родственников! Вот и получается, что дети героев становятся мишенями для издевательств. Их даже клеймят, как скот, делая мерзкие татуировки на руках. А ваш Совет, у которого есть сила и власть, мог бы все изменить, но вам на них наплевать!

– Им насильно ставят клеймо? – пораженно произнес Бирн.

– А вы думали, они сами с гордостью делают себе такие наколки, господин Бирн? Да еще на обеих руках, чтобы всем было лучше видно? – презрительно хмыкнула Лаки. – Может, вы им тоже расскажете о высокой миссии? Хотя, о чем я говорю. Ублюдки ведь не достойны выполнять миссию. Не понимаю, зачем вообще их чему-то обучать и тратить деньги на содержание? Надо, как котят, сразу топить после рождения.

Лаки наконец вывернулась из рук Бирна и положив сверток на стол, вновь взялась за цепочку, пытаясь открыть хитрый замок.

– Да погоди ты с этим амулетом, мы еще не договорили, – Бирн снова решительно отвел ее руки от цепочки. – Ты хочешь оставить братьев? Как же так, Лаки?

Он не мог в это поверить. Ладно Стивен, но ведь с Викрамом она была вместе с раннего детства, а сейчас готова отправиться в приют, зная, что может никогда его больше не увидеть.

– Они смогут навещать меня, если захотят, – равнодушно пожала плечами девочка. – Впрочем, им сейчас не до сестры. Так заняты подготовкой к священной миссии, что я их почти не вижу, – без всякой обиды, просто констатируя факт, сказала она и с вызовом посмотрела на Макбрайда. – А если у вас хватит жалости или совести, то вы отправите со мной Габриэля. Хоть там мы будем вместе.

Бирн не знал, что делать. Связанный словом, он не мог открыть тайну ее происхождения. Как и не мог пообещать, что ей уготовано великое будущее, потому, что сам не знал планов Галларда насчет своей правнучки. На все его вопросы глава клана неопределенно отвечал, что пока не задумывается над этим и только увеличивал нагрузки, заставляя Лаки изучать все новые дисциплины. В свои тринадцать она владела знаниями шестнадцатилетних, причем самых умных из них. И сегодняшний трудный разговор тоже доказал, что мышление у нее отнюдь не тринадцатилетней девочки.

Макбрайд не мог убедить ее в ошибочности суждений. Ведь все, что она говорила, было правдой. Но он не хотел ее терять, а как уговорить остаться не знал. Все слова были просто словами.

И тогда Бирн опустился перед девочкой на колени.

Никогда в жизни он ни перед кем не стоял на коленях, потому, что привык не просить, а сам добиваться всего. Но сейчас это был единственный способ убедить ее остаться. Ведь в их магическом мире тот, перед кем становятся на колени, не имеет права отказаться выполнить просьбу.

Лаки испуганно посмотрела на Макбрайда и шепотом спросила:

– Зачем ты это сделал?

– Не хочу, чтобы ты покидала Дармунд, – также тихо ответил ей Бирн. – Я прошу тебя остаться и продолжить учебу.

– Но почему ты об этом просишь? – искренне удивилась девочка. – Я точно знаю, что не имею к тебе никакого отношения. Это с господином Галлардом у меня какая-то сомнительная связь, судя по цвету глаз. Но не думаю, что он рассердится, если ты поможешь ему избавиться от «плода греха» его дальнего родственника. Хотя, тебе, наверно, неудобно отправлять меня в приют, ведь мы так хорошо общались в последние месяцы.

Она доверчиво улыбнулась Макбрайду, подсказывая приемлемый выход из сложившейся ситуации.

– Пусть о моем поведении ему расскажет мисс Адамс, а ты останешься в стороне.

– Лаки, да причем здесь Галлард или какая-то мисс Адамс? – с раздражением произнес Бирн. – Я прошу, чтобы ты осталась ради себя самого. Я привязался к тебе.

– Белого пушистого котенка всегда пристроить легче, чем облезлого черного. Спасибо неизвестным папочке и мамочке за мою внешность. Ко мне легко привязаться из жалости к симпатичной сиротке. Только я – не котенок! И в ничьей жалости не нуждаюсь.

– Да какой из тебя пушистый котенок? – охотно согласился с ней Бирн. – Ты будущая волчица – гордая и смелая. И встреча с тобой – самое лучшее, что случилось со мной за последние годы. Уж пожалей старика, не лишай его радости. Сколько мне тут осталось, – и он так огорченно вздохнул, словно собрался завтра помирать.

– Кто же тогда будет изучать со мной «Друидскую любовь» и постоянно воспитывать? – насмешливо усмехнулась девочка. – И не прибедняйся, еще с полста лет протянешь.

– Так значит, мир? – широко улыбнулся Макбрайд и протянул Лаки руку. – И завтра ты приходишь на отработку пропущенных уроков?

Лаки ответно протянула руку, и та сразу утонула в большой ладони.

– Куда от тебя денешься. Остаюсь в вашей тюрьме, сэр, хотя в приюте, говорят, иногда в зоопарк или в цирк водят.

Бирн довольно засмеялся и поднялся на ноги. А в воскресенье они сбежали из Дармунда через подземный ход и целый день провели вместе. Сначала в цирке, а потом в парке аттракционов, причем не в Дублине, а в Париже.

Так начались их необычные отношения, с годами переросшие в настоящую привязанность. Он научил ее стрелять, водить машину, а затем и управлять вертолетом. Научил летать, как птица и разговаривать с животными. Да и много еще чему… Он заменил ей отца, деда и прадеда, став для нее человеком, которому можно доверять. Ну, почти доверять. Полностью Лаки не доверяла никому, даже самой себе.