Из окна гостевой комнаты на втором этаже виднелся ветряк Константина Сергеевича, которого в деревне звали «дед Костик». Ветряк не крутился, и вся деревня считала, что дед Костик еблан.
– Через пять минут Новый год, – меланхолично сказал Соник, – у нормальных людей.
– У нормальных не будет, – сказал вдруг Снегурочка. В синей занавеске он был похож на древнего римлянина и внушал уважение.
– Почему? – спросил Владыч.
– Потому что мы у вас, – пояснил Снегурочка и поднял с пола улыбающегося до ушей Деда Мороза.
– Пиздец, – сказал ара.
– Ну извини. – Снегурочка обернулся к нему. – Ты тоже с виду не Алконост.
– Новый год, новый пиздец, – сказал ара.
– Не каркай, – сказала Дед Мороз. – И не ссы. Все будет хорошо.
Тюлени ушли в море быстро и радостно – как уходят они всегда, уходят, будто не помня, что именно в море с ними когда-то случилась беда – нет, никаких сомнений, только морды сперва на секунду в воду: правда ли вода? Не обман ли это зрения – все это счастье, море и свобода до горизонта? – уфф, нет, все правда: вода – вода, море – море, свобода – свобода.
Спрыгнув с мотоцикла, отец Ростислав направился было к двери храма, как вдруг увидел, что дверь отсутствует. На ее месте была стена, чья давняя штукатурка облупилась от времени и непогод. «Ремонт бы», – еще успел машинально подумать отец Ростислав, но уже в следующий момент длинно разговаривал с Богом.
Последняя, купированная декада февраля три дня выбирала подходящий ветер для прощальной гастроли – хватала то северный, то пахнущий водорослями и лососем южак, колебалась, примеряла на себя зашкаливающий ультрафиолет и тут же напяливала невзрачную серость оттепели, рядилась во все погоды по очереди и наконец выбрала: губительное для глаз солнце и бескомпромиссный, как бритва, северо-западный ветер, срезавший с улиц все живое.
Под вечер наконец дождь прекратился, и в наглухо застегнутом небе образовалось окно, в которое еще успел вырваться отчаянный, последний луч уходящего солнца. Он с разбегу ударился о край фиолетовой тучи и стек на сады.
Стекло было настолько грязным, что выглядело закрашенным желто-серой краской. Жмых скребнул по стеклу ногтем. На грязи и копоти появилась царапина, сквозь которую тут же просунулось лезвие света, вспоровшее ближайший сумрак чердака