Анника тем временем начала читать статью «Последние новости из Испании».

Испанская полиция провела грандиозную операцию по изъятию наркотиков в Ла-Кампане. Из хранилищ было изъято 700 килограммов кокаина. В преступлениях, связанных с торговлей наркотиками, подозревают троих руководителей запрещенной баскской партии ЭТА. Опасаются, что в этом году снова будет засуха. Выборы провалились в Сан-Педро, а Антонио Бандерас потерпел поражение в Марбелье.

Анника закрыла Гугл и перешла на страницу архива «Квельспрессен».

Многие шведские знаменитости имели дома или квартиры в Испании – деятели шоу-бизнеса, артисты, звезды спорта и финансовые акулы.

Она подняла трубку и позвонила в пункт международной связи. На этот раз удача ей улыбнулась. Она попросила дать ей телефонные номера ресторана «Ла-Гаррапата», «Шведского журнала», газеты «Сюдкюстен» и агентства недвижимости «Ваза». Все эти учреждения находились в провинции Малага.

Она обзвонила их.

Никто из шведов, ответивших по этим испанским телефонам, ничего не знал о смертях, связанных с отравлением газом, но все знали множество сочных историй о других отравлениях, вообще массу историй о местной промышленности, погоде, людях и уличном движении.

Анника узнала, что в провинции Малага живет более миллиона человек, из них полмиллиона в самой Малаге и еще пара сотен тысяч в Марбелье. Средняя зимняя температура восемнадцать градусов, а летняя – двадцать семь. В году там триста двадцать солнечных дней. Марбелья была основана римлянами в 1600 году до Рождества Христова и называлась вначале Салдуба. В 711 году город завоевали арабы и назвали его Марбила. В некоторых районах города до сих пор сохранились остатки римских сооружений.

– Мы скакали в звериных шкурах, когда тамошние жители пользовались водопроводом и воздушными кондиционерами, – сказала Анника, положив наконец трубку.

– Не пообедать ли нам? – спросила Берит.

Они обезопасили компьютеры, чтобы никто не смог отправить с них сообщений.

Анника рылась в сумке в поисках талонов на питание, когда зазвонил ее прямой телефон. Номер на дисплее состоял из одиннадцати цифр и начинался с тридцати четырех.

– Анника Бенгтзон? Это Рикард Мармен. Я тут разобрался с газовыми отравлениями. Знаешь, все сходится.

Видимо, он все-таки отвлекся от своих дел, ибо теперь в трубке не было слышно никаких посторонних шумов.

– Ага, – сказала Анника, уже отчаявшаяся найти талоны.

– У вас есть какая-нибудь информация о семье?

– О погибшей семье?

Она наконец обнаружила обтрепанный талон в ключнице.

– Вы там в курсе, что это семья Себастиана Сёдерстрёма?

Она едва не спросила кто, но, вместо этого, просто умолкла и затаила дыхание.

– Это профессиональный хоккеист? – спросила она и уронила талон на пол.

– Ну, он уже лет десять как закончил выступления за НХЛ. Он теперь живет здесь и владеет теннисным клубом. Насколько я знаю, погибла вся его семья, включая тещу.

– Себастиан Сёдерстрём мертв? – громко спросила Анника и замахала рукой, чтобы остановить Берит, которая уже шла в столовую. – Погибла шведская семья?

– У него была жена и двое маленьких детей.

– Что случилось с Себастианом Сёдерстрёмом? – спросил невесть откуда материализовавшийся Патрик и подошел к Аннике.

Анника повернулась к нему спиной и заткнула пальцем свободное ухо.

– Надежна ли эта информация? – спросила она.

– Абсолютно.

– Кто может ее подтвердить?

– Не имею ни малейшего понятия, дорогуша. Но теперь ты это знаешь.

Рикард Мармен отключился, не дождавшись ответа.

– Что там случилось? – еще раз нетерпеливо спросил Патрик.

Берит вернулась и поставила сумку на прежнее место.

– Набери «Себастиан Сёдерстрём» на сайте paginasblancas. es, – сказала Анника.

Берит ввела пароль, зашла на сайт и прочла: Лас-Эстрельяс-де-Марбелья, Новая Андалусия.

Номер был девятизначный и начинался с цифр 952.

– О чем идет речь, что произошло? – снова спросил Патрик, воздев руки к потолку, чтобы подчеркнуть свое возмущение и замешательство.

– Надо посмотреть одну вещь, – ответила Анника и набрала номер виллы в Лас-Эстрельяс-де-Марбелья. Через пять гудков ответил электронный женский голос. Анника положила трубку и набрала прямой номер пресс-центра министерства иностранных дел.

– Не возлагай на этот звонок слишком больших надежд, – предупредила Берит, заметившая, какой номер набрала Анника. – Они обычно узнают обо всем позже всех.

После цунами и Фукусимы министерство встряхнулось, и какое-то время служащие пресс-центра реагировали на обращения оперативно, однако постепенно все успокоилось, и жизнь там вошла в привычную сонную колею.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, я звоню из редакции газеты «Квельспрессен», – представилась Анника, когда в министерстве наконец сняли трубку. – Мне необходимо подтверждение гибели от газового отравления семьи в Лас-Эстрельяс-де-Марбелья в Южной Испании, а также подтверждение того, что эти люди были гражданами Швеции.

– У нас пока нет такой информации, – несколько в нос ответила дама на другом конце провода.

– Ты не будешь так любезна посмотреть, не поступила ли уже такая информация? – медоточиво осведомилась Анника и положила трубку.

– Мой испанский слишком беден, чтобы объясняться с испанской полицией, – призналась Берит.

– Мой еще беднее, – вздохнула Анника.

– Надо позвонить в Интерпол, – предложила Берит.

– Лучше в Европол, – возразила Анника, – они работают оперативнее.

– Да в чем дело, наконец?! – взревел окончательно вышедший из себя Патрик.

Анника обернулась и удивленно посмотрела на коллегу, то есть, пардон, начальника.

– У меня есть источник, который утверждает, что убитая газом семья на южном берегу Испании – это Себастиан Сёдерстрём, его жена, двое детей и теща.

Патрик развернулся на каблуках и сел, прижав к губам обе руки. Помолчав, он воскликнул:

– Это же спортсмен!

Анника сделала три шага, приблизилась к Патрику и обняла его за плечи.

– Успокойся, – сказала она, когда Патрик поднял голову и посмотрел Аннике в лицо. – Мне нужны подтверждения. Не надо пока тревожить спортсменов. Нельзя заставлять их писать свои руны, пока мы не будем на сто процентов уверены.

– Их надо обзвонить, – предложил Патрик.

– И что ты им скажешь? Что мы думаем, будто он убит? Даже если это правда, мы не знаем, оповещены ли его родственники.

– Ты же сама говоришь, что они все погибли.

Анника застонала.

– Может быть, у него есть братья, сестры и родители.

Она подошла к нему еще ближе, готовая вцепиться в кадык.

– Послушай моего совета, шеф. Умерь свой энтузиазм. Иначе ты так плюхнешься в канаву, что полетят брызги, а это случится, если ты будешь продолжать в том же духе.

От такого внушения Патрик побледнел.

– Однако шефом назначили не тебя, – сказал он и быстрым шагом направился в спортивную редакцию.

– Это дело надо взять под контроль, – сказала Берит и взялась за телефонную трубку.

После недолгих переговоров стало ясно, что испанская полиция подтверждает смерть пятерых жителей пригорода Марбельи, последовавшую, по некоторым данным, от отравления газом. Говорить о личностях и национальности умерших можно будет только завтра после обеда.

Они решили сделать паузу и поспешили в столовую.

– Спорт – не самая сильная моя сторона, – констатировала Берит, когда они с порциями гуляша уселись за стол у окна. – Кто этот человек?

Анника надкусила хрустящий сухарик и посмотрела в окно, на серые сумерки.

– Довольно долго выступал за профессиональные клубы НХЛ, – сказала она. – Сначала в «Анагейм Дакс», потом в «Колорадо Аваланш». Играл в защите. В начале девяностых несколько лет подряд выступал за шведскую сборную. Мне кажется, что он играл, когда «Тре крунур» брали золото на чемпионате мира девяносто первого года в Финляндии и девяносто второго года в Чехословакии…

Берит положила вилку на тарелку.

– Откуда ты все это знаешь?

Анника отхлебнула минеральной воды и с трудом ее проглотила.

– Это был кумир Свена, – ответила она, и Берит больше ни о чем не стала спрашивать.

– То есть это закатившаяся спортивная звезда, – сказала она и проследила за взглядом Анники, которая с тоской смотрела в черноту за окном.

По стеклам окна били крупные капли дождя.

– Подумай, он достиг величия, когда ему было двадцать четыре, – подала голос Анника. – Весь остаток жизни он вспоминал о том, что было тогда.

Они выпили кофе и вернулись в редакцию.

Патрик нетерпеливо расхаживал взад и вперед у стола Анники.

– У меня есть для тебя дело, – сказал он. – Завтра во второй половине дня Кикки Поп будет вести на радио программу по П1. Я хочу, чтобы ты позвонила Эрику Понти и спросила у него, что он думает по этому поводу.

Анника внимательно посмотрела на Патрика. Да, шеф начинает самоутверждаться. Она хотела было рассмеяться, но передумала.

– Хочешь поиграть со мной в перетягивание каната? – спросила она. – Я занимаюсь убийством в Марбелье, это главная тема. Есть масса шведов, которые здесь…

– Этим может заняться Берит, я хочу, чтобы мое задание выполнила ты.

– Ты говоришь мне, чтобы я позвонила Эрику Понти и попыталась заставить его лить грязь на коллегу, да еще и женщину? Которая к тому же молодая блондинка?

– Он и так уже прославился гадостями, которыми осыпал множество красоток.

Анника села за стол и неестественно выпрямила спину.

– Несомненно, Понти надутый индюк и самовлюбленный нарцисс, но он отнюдь не глуп, – сказала она. – Он однажды критиковал женщину, блондинку, но эта критика была обоснованной. Но вспомни, сколько дерьма ему пришлось после этого съесть. Неужели ты думаешь, что он снова на это пойдет?

Патрик смотрел куда-то поверх головы Анники.

– Ты позвонишь Эрику Понти, – повторил он.

Анника наклонилась вперед, взяла трубку и позвонила в «Экот».

Эрик Понти не пожелал давать никаких комментариев ни по поводу Кикки Поп, ни по поводу ее программы.

– Воистину, какая неожиданность, – едко заметила Анника, взяла с пола куртку и направилась к выходу.

– Куда ты пошла? – крикнул ей в спину Патрик.

– У меня встреча в два часа, – ответила она, обернувшись через плечо.

– С кем?

На этот раз Анника остановилась, обернулась и пристально взглянула в глаза Патрику.

– Есть одна вещь, она называется защищенный источник. Ты когда-нибудь об этом слышал?

– Нет источников, защищенных от твоего руководителя, – отчеканил он, и Анника увидела, как вспыхнули его уши.

– Их не существует для главного редактора, – поправила она его.

После этого она вышла из редакции, села в машину и протянула пропуск добряку Туре.

Дождь усилился, и Анника всю дорогу ехала с включенными дворниками. Было всего половина второго, но уже начинало темнеть. Сумерки незаметно окутывали мерзнувших пешеходов, грязные уличные фонари и большегрузные фуры с мерцающими фарами дальнего света.

Она ехала на запад, к Енчёпингу, мимо Риссне, Ринкебю и Тенсты. Миновала высотный дом, ратушу, опустевшие школы и покинутый футбольный стадион. Перед кольцевой железной дорогой Анника внезапно попала в затор. Она принялась всматриваться поверх стоявших впереди автомобилей, стараясь понять, не случилось ли какое-то происшествие, о котором надо было сообщить в газету. Но кажется, все было спокойно. Хотя, возможно, под машину попал пешеход или кто-то пытался перебежать путь перед идущим поездом. Такое случается нередко.

Скоро движение, однако, восстановилось. Машины снова покатились плавно и без остановок. Здания стали скромнее. Начались промышленные районы. Дорога теперь была проще. Глинистые брызги летели в ветровое стекло из-под колес ехавших впереди автомобилей. Дворники едва справлялись. Анника попыталась послушать радио, но передавали рекламный блок, и она выключила приемник.

Пейзаж за окнами становился все более унылым. Промышленные предприятия закончились, вдоль дороги теперь попадались только елки. Длинные ветви протягивались к машине, как к такому же грязному «вольво», в котором она в тот декабрьский день нашла Александра.

У Брунны она свернула вправо, к Ролигхетену. Дождь прекратился, и сразу наступила тишина. Анника плохо ориентировалась на дороге, но компенсировала этот недостаток детальными картами и цветными схемами, которые сама для себя рисовала. Сейчас надо было свернуть влево у Лерберги, потом направо, потом, через восемьсот метров, снова направо, проехать мимо Форнста. Дальше надо миновать военный учебный лагерь и повернуть направо.

Она ехала в Лейонгорден, в старый фамильный дом у Лейондальшён, где жила Юлия Линдхольм со своим вновь обретенным сыном.

Анника давно обещала их навестить, но медлила до сегодняшнего дня. Она не знала, чего ждать от этого визита. До этого они с Юлией встречались всего дважды, и оба раза при чрезвычайных обстоятельствах.

Первый раз они встретились на месте преступления, на Санкт-Паульсгатан в Сёдермальме. Тогда Юлию она видела вместе с ее коллегой Ниной Хофман, вместе с которой в тот вечер ехала в полицейской машине 1617. В вызове на первый взгляд не было ничего особенного – обычная квартирная ссора, и Анника вызвалась сопровождать полицейских, хотя те и приказали ей держаться сзади. Потом, когда дело приняло серьезный оборот и полицейские обнаружили трупы, Нина выгнала ее на улицу.

В другой раз Юлия была в положении подозреваемой в убийстве своего мужа, известного полицейского Давида Линдхольма, и сына Александра. Никого не интересовало, что она с самого начала говорила о своей невиновности, пыталась всех убедить, что не убивала мужа, что его застрелила другая женщина, которая похитила их сына.

Сына Юлии, Александра, Анника видела один раз, в ту ночь, когда столкнулась с ним в доме Ивонны Нордин недалеко от Гарпхюттана. Мальчик был похищен и находился у Ивонны в течение семи месяцев, прежде чем Анника его нашла.

Свет фар выхватил из сумрака красную стену. Она была у цели. Анника въехала в сад, поставила машину на ручной тормоз и оставила мотор работать на холостых оборотах.

Лейонгорден представлял собой приземистый и темный одноэтажный дом, стоявший на самом берегу озера Лейон-даль. На первый взгляд этот дом мог показаться детским садом или домом престарелых. Фонарь, висевший над крыльцом, освещал небольшую детскую площадку. Серая вода озера виднелась в глубине, за домом.

– Я хочу по-настоящему тебя поблагодарить, – сказала ей Юлия по телефону, и эти слова немного смутили Аннику.

Она пригладила волосы, выключила мотор и вышла из машины на гравий.

На крыльце Анника остановилась и некоторое время смотрела на озеро. Несколько берез отчаянно карабкались по крутому склону. Их ветви были такими же серыми, как озерная вода. В нескольких сотнях метров от берега виднелся покрытый редким лесом островок. Откуда-то издалека доносился шум моторной лодки.

Дверь открыла женщина в вязаной кофте и меховых тапочках и выглянула на улицу.

– Анника Бенгтзон? Привет, меня зовут Генриетта.

Они пожали друг другу руки.

– Юлия и Александр тебя ждут.

Она вошла в уютный дом. В комнате слегка пахло плесенью. Обстановка напоминала о семидесятых годах. Светлый линолеум, розовые ворсистые дорожки, пластиковые панели. Сквозь полуоткрытую дверь прихожей была видна ярко освещенная комната, напоминавшая гостиную. Там Анника заметила несколько коричневых пластиковых стульев и фанерный стол. Из зала доносился смех.

– Ну, должна сказать, что вести себя надо совершенно естественно, как обычно, – предупредила Генриетта, и Анника почувствовала нарастающую внутреннюю неловкость.

– Нам сюда…

Генриетта свернула налево и пошла по узкому коридору. Справа был ряд дверей, слева ряд окон, выходивших на автостоянку.

– Я сейчас вспоминаю свою единственную в жизни поездку на поезде, – сказала Анника. – Надеюсь, что все будет нормально.

Генриетта сделала вид, что не слышит этих слов. Она остановилась у одной из дверей и тихонько постучалась.

Анника заметила, что на дверях нет ни замков, ни номеров. Она читала о таких приютах для реабилитации, как об учреждениях, призванных обеспечить для пациентов «хороший уход и чувство безопасности».

Дверь открылась. На пол коридора упал треугольник желтого света.

Генриетта отступила назад.

– Это Александр. Он сегодня испек торт, – сказала она и впустила Аннику в комнату. – Скажи, если хочешь, чтобы я забрала его и немного с ним поиграла.

Последнюю фразу она произнесла в комнате.

Анника, оцепенев, застыла на пороге.

Комната оказалась намного больше, чем она себе представляла, и заканчивалась окном и отдельным выходом на террасу. Напротив входной двери стояли двуспальная кровать и детская кроватка, дальше, в глубине, – диван, телевизор и обеденный стол с четырьмя стульями.

За столом сидела Юлия Линдхольм в кофте со слишком длинными рукавами. Волосы были собраны в конский хвост. Мальчик стоял у стола спиной к двери. Руки его судорожно двигались, как будто он что-то лихорадочно дорисовывал.

Юлия вскочила со стула, бросилась к Аннике и крепко ее обняла.

– Как здорово, что ты приехала, – сказала она и еще теснее прижала Аннику к себе.

Анника, протянувшая было руку для пожатия, почувствовала себя полной дурой и неловко ответила на объятие. Дверь за ее спиной тихо закрылась.

– Да, это понятно, – сказала Анника. – Я приехала с тобой повидаться.

– Ко мне пока немногие могут приезжать, – сказала Юлия, разомкнула наконец объятия и села на диван. – Родители были у меня на Рождество, да Нина приезжала несколько раз. Но я сказала, чтобы мама Давида не приезжала, я не хочу ее видеть. Ты с ней встречалась?

– С мамой Давида? Нет.

Анника поставила сумку на пол рядом с диваном и туда же сбросила куртку с капюшоном. Потом она посмотрела на мальчика. Его нежный профиль угадывался за светлыми локонами. Он что-то рисовал большими мелками, рисовал старательно и целеустремленно, не поднимая головы. Анника осторожно приблизилась к мальчику и опустилась рядом на пол, стараясь заглянуть ему в глаза.

– Привет, Александр, – сказала она. – Меня зовут Анника. Что это ты рисуешь?

Мальчик еще плотнее сжал челюсти и стал еще сильнее нажимать мелом на бумагу, нанося на нее жирные черные линии.

– Бабушка такая странная, – сказала Юлия, – и будет только хуже, если мы встретимся, особенно здесь, в этом тепличном и искусственном месте. Мы встретимся с бабушкой, когда вернемся домой, правда, старина?

Мальчик не ответил. Весь рисунок был заполнен острыми черными углами. Анника присела на диван рядом с Юлией Линдхольм.

– Он пока мало говорит, – пояснила та. – Это не опасно, но пройдет только со временем.

– Он вообще что-нибудь говорит? – спросила Анника.

Улыбка исчезла с лица Юлии. Она молча покачала головой.

«Со мной он говорил, – вспомнила Анника, – говорил связными предложениями: Много ли на свете богов? Она глупая. Она очень глупая. Мне нравится зеленый цвет».

Юлия встала перед окном спиной к Аннике. В отражении от окна Анника видела, что Юлия внимательно рассматривает свои ногти. Потом она внезапно бросилась к телефону, висевшему на стене у двери на террасу.

– Генриетта, ты можешь ненадолго забрать Александра? Ну да, сейчас. Огромное спасибо.

В молчании Юлии было что-то электризующее. От этого молчания у Анники пересохло во рту и стало покалывать в пальцах. Она сжала руками колени и принялась рассматривать бабушкин изумрудный перстень. Прошла бесконечно долгая минута, прежде чем няня, или как там она называлась, вошла в комнату и взяла Александра за руку.

– Пойдем посмотрим один хороший фильм – ты и я? Фильм называется «Немо».

Генриетта повернулась к Аннике:

– Это фильм про маленького мальчика-рыбку. Он потерял папу, но потом его нашел.

– Да, – сказала Анника, – я знаю.

Молчание продолжало висеть в комнате и когда они с Юлией остались одни.

– Я работаю в «Квельспрессен», – заговорила Анника, просто для того, чтобы нарушить молчание. – Я хочу спросить: ты не против, если я напишу о тебе в газете? О тебе и Александре, о том, как вы здесь живете.