Хель-II

Никогда не любила большие здания с ответвлениями коридоров и помещений. Поворот не туда, и уже не знаешь, какой ориентир искать и куда направляться, чтобы выбраться из петли. Эта школа относилась к разряду лабиринтов – не такая уж крупная, но испещренная тупиками, cловно шрамами, предназначение которых оставалось тайной за семью печатями. Столичная школа была проще – лестница слева, лестница справа, напротив главного входа – столовая и спортзал. Ничего сложного. Но здесь… не учебное заведение, а муравейник. Мимолетное наблюдение: и ученики порой путаются – приходят к кабинету, видят чужой класс и несутся прочь, как ошпаренные, ведь звонок должен прозвучать через минуту. Сначала я думала, что они, возможно, тоже недавно сюда перевелись и потому немного дезориентированы, но вспомнила слова Арлекин о том, что я первая новенькая за несколько лет. Резонно лишь признать, что школа запутанная, вот и ошибаются даже те, для кого она успела стать вторым домом.

Перед Арлекин я храбрилась, заявляя, что разберусь без проблем. В действительности же ситуация обстояла не столь оптимистично – после того, как она убежала на встречу с загадочным потенциальным поклонником, я добрых двадцать минут блуждала по зданию в поисках кабинета литературы. Положение ухудшало также то, что номера далеко не всех помещений соответствовали этажу – двести двадцатый мог быть на первом, триста двадцать второй – на втором. Если задуматься, план здания был не таким уж мудреным, смущала скорее беспорядочность номеров. Однако я и с ней справилась, мотаясь туда-сюда, – ворвалась в класс как ураган и плюхнулась на место аккурат, когда трель заглушила разговоры школьников.

На уроке Арлекин не появилась. С ее стороны парты шел странный холод – вроде и плод воображения, но ощутимый. Разнервничавшись, я едва дотерпела до конца занятий – вдруг с ней что-то произошло? Однако беспокоилась зря – она обнаружилась в туалете, расчесывающей волосы гребешком, похожим на те, чьи изображения мелькают в энциклопедиях по славянскому фольклору. То и дело она поправляла красивый шарф под цвет формы. Раньше его не было, но я не стала спрашивать, откуда она его взяла – и так ясно, тот самый парень подарил. Уж слишком лихорадочно блестели ее глаза.

После казусов не происходило. Арлекин вилась за мной как приклеенная. Это не особенно напрягало, но вызывало недоумение – она и раньше не соблюдала дистанцию, однако теперь переступала все границы. После уроков она даже вызвалась проводить меня до дома. Я пыталась отказаться, уверяя, что знаю дорогу и не хожу по проезжей части, но она не желала слушать, демонстративно зажимая уши. Нельзя сказать, что я расстроилась по этому поводу – Арлекин развлекала мастерски, шутя и строя такие рожи, что поневоле рассмеялся бы даже самый безразличный и жестокосердный человек.

В итоге расстались мы только у подъезда. Прежде чем уйти, она крепко обняла меня и порывисто поцеловала в щеку. По мне – пошлая «традиция», но в ее исполнении это выглядело искренне. К тому же от нее приятно веяло цитрусами.

Поднималась я по лестнице, игнорируя существование лифта, медленно, рассматривая каждую ступеньку, вытирая ноги о каждый расстеленный коврик и пиная оставленные местными «весельчаками» пустые бутылки в темные углы. Отец наверняка не вернулся с работы, а вот мама совершенно точно дома с братом – сегодня у него нет дополнительных занятий, оставить его одного она не может, поэтому по своим делам не отлучится.

Пересекаться ни с кем не хотелось. Братец со стопроцентной вероятностью припомнит утреннее происшествие, а мама не воздержится от поучительной лекции о том, что мне нужно изменить свое поведение. Но выхода не было – раз они дома, дверь закрыта; чтобы попасть в квартиру, нужно звонить в звонок. Кто-нибудь откроет, и я окажусь с ними лицом к лицу.

На минуту я вполне серьезно озадачилась: а не скоротать ли ночь в местной гостинице, выключив телефон? Немного денег лежало в потайном кармане рюкзака, наверняка хватило бы и, быть может, даже на завтрак. Однако, как ни тяни время, час расплаты грянет. Перед входной дверью я стояла как на эшафоте, нажимая на неприметную белую кнопочку. Отзвучали установленная бодрая мелодия, радостный вскрик брата «это папа?!» и короткие шлепающие шаги матери. Замок щелкнул, изнутри дыхнуло плотным ароматом томящегося на плите ужина.

– Привет, – подбоченилась я.

– Привет, – нейтрально произнесла мама, пропуская меня внутрь.

Я старалась не смотреть на нее, заслонив лицо распущенными волосами и старательно снимая обувь.

– Чем заниматься будешь? – облокотилась о стену она.

– Да так… Уроки сделаю, погреюсь в ванной и спать. Хочу лечь пораньше.

– Поужинаешь?

– Нет, спасибо. Плотно пообедала в школе, – соврала я.

На самом деле, на обед я не пошла из-за того, что Арлекин в упор отказалась спускаться в столовую, утверждая, что еда там отвратительная. Я склонялась ей верить, но о том, как буду обходиться без еды до завтра, как-то не спохватилась.

– Оставлю тебе отдельную порцию в холодильнике на случай, если все-таки захочешь поесть. Накрою зеленой крышкой.

Считай, проблема решена – главное, подгадать момент, когда поблизости никого нет.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Не за что.

И мама скрылась на кухне. Я зашла в ванную, чтобы помедитировать над раковиной, отогревая пальцы, а затем закрылась в комнате, достала дневник с пеналом и поудобнее уселась за письменным столом. С уроками не оттягивала – лучше сразу отмучиться, а вечером отдыхать.

Два часа я исправно занималась. Сделала задания на день вперед, чтобы после завтрашней тренировки ничего не делать, и решила, что на сегодня довольно. Тело ломило, голова раскалывалась. Горячая ванна была лучшим вариантом, поэтому я взяла так и не дочитанный рассказ, пижаму и полотенце и незаметно выскользнула из комнаты.

Кипяток с рокотом наполнил ванну. Листы с рассказом я положила на корзину с грязным бельем, чтобы не намочить, повесила полотенце на бортик, скинула одежду и с удовольствием забралась под кран, чтобы не замерзнуть. Перебравшись на противоположный край ванны, вытянула ноги и едва сдержала порыв нырнуть и свернуться в калачик на самом дне. Было тепло и невыразимо хорошо, так что веки тут же потяжелели. Однако я все же вытерла руки о висящее на бортике полотенце и взяла листы. На их поверхности все равно выступили еле заметные мокрые пятна, но в этом не было ничего страшного, и я с чистой совестью принялась за чтение.

Люди быстро забыли об изначальных богах, и те покидали насиженные места, расселяясь все дальше по сторонам света, оставляя после себя лишь смутные свидетельства своего существования. Человеческие жилища и святилища разрушались, уходя под землю. Смертные утратили трепет и отныне не провожали души убитых на охоте животных песнями. Они не помнили о том, что в любой момент перед ними может встать божество в облике зверя, чтобы покарать за грубое обращение с собратьями.

Связь между Изначальными и людьми разрушалась. Однако в то же время крепли иные узы – между людьми и богами в человеческом обличье.

Эти странные существа с телами и лицами смертных, но с божественными дарами, явились неожиданно. Изначальные посчитали их чужаками, затем – новыми созданиями неведомого Творца, и лишь позже осознали Истину. Новые боги являлись плодом человеческого воображения – люди, не встречавшие зверей-покровителей, сочиняли сказки о могущественных богах, подобных себе, и сами же в них верили. Те родились из этой веры.

От десятилетия к десятилетию, от жертвы к жертве их могущество возрастало, и вскоре они могли посоперничать с Изначальными за власть. Когда-то они странствовали, свершая лишь простые чудеса, а отныне имели власть сжигать поля, насылать саранчу, морить скот, разрушать, но и исцелять – коровы давали много молока, урожай не умещался в амбары, дожди поливали плодотворную почву.

Изначальные отступили, слились с природой, перестали воевать за веру смертных, научились жить без почестей. Не в меру гордого и самовлюбленного Лиса это возмущало, рассудительного Волка же ничуть не беспокоило. Они по-прежнему были способны своей силой превратить мир в горстку пепла или озарить его солнцем, но использовали свои возможности, лишь чтобы убежать от охотников, не способных отличать простых животных от божественных, или принять человеческий облик. К счастью, своего гостеприимства смертные не растеряли, и гость был для них неприкосновенен.

Изначальные свыклись со своим положением, а некоторые даже сочли, что теперь, когда не нужно ни о ком заботиться, живется лучше – не нужно откликаться на призывы волхвов и шаманов, можно сколько угодно летать, бегать, плавать, дышать.

Века утекали как вода. Люди воевали, женились, молились своим богам и проливали кровь. Те боги наблюдали за ними, упиваясь своей силой, порой спускаясь к подопечным, но вновь возвышаясь в райские кущи, откуда так удобно раскладывать партию в шахматы, используя смертных как фигурки.

Изначальные не зависели ни от кого. Люди их не помнили, незваная замена перестала обращать на них внимание, ведь они не претендовали на любовь их пешек. Однако люди всегда идут вперед, оставляя истину позади – такой жестокий, но яркий мир не мог существовать вечно. Идолы были свержены, и на место богов с человечьим ликом пришел новый Бог – Единый.

Первоначальные предполагали, что их некровные потомки, некогда занявшие их трон, присоединятся к ним и будут созерцать изменения мира, не вмешиваясь в него. Они ошиблись. Боги-люди не вынесли разрыва со смертными, утратили силу, зачахли и рассыпались в прах – оставив после себя лишь легенды.

Боги-звери недоумевали. По какой причине, почему их младшие братья и сестры исчезли, а они выжили?

Искра Создателя внутри шептала: «Потому, что вы Истина». Истина, от которой люди отказались, отдав собственную судьбу одной великой иллюзии.

Строчки прервались. Я еще долго держала листы – в груди словно птица билась и кричала, что когда-то я это уже слышала. Не здесь, не недавно, возможно, вовсе не в этой жизни, но кто-то рассказывал мне нечто подобное. История казалась смутно знакомой, словно сон.

Из пучины этого странного состояния меня выдернула громкая трель дверного звонка. Я поспешно вытащила затычку, выскочила из ванны, схватила лишние вещи и на цыпочках выбежала в коридор. Как назло, отец стоял спиной ко мне. Любой шорох – и обернется. Я отчаянно огляделась. До комнаты ринуться не успею; хотя отца кое-как отвлекает разговорами мама, он выловит меня еще до того, как запрусь на замок. Залезть в шкаф? Он не закрывается; чтобы выудить меня оттуда, понадобится лишь отодвинуть заслонку.

Взгляд зацепился за кладовку, разведывать которую мне еще не доводилось. Я не имела ни малейшего представления, что там лежит и чем она пахнет. Однако единственное, что могло меня волновать в данный момент – открыта ли она. Как балерина, чуть ли не по воздуху, маленькими шажочками я направилась к ней. Мать по-прежнему разговаривала с отцом, он что-то сухо ей отвечал.

Наконец, я сжала ручку и плавно повернула ее вниз. Дверь покорно отворилась с еле слышным скрипом, и я змеей скользнула внутрь.

Пахло тут как в моей столичной комнате – пылью. Сразу разобрало желание покопаться в здешней «свалке». Обычно именно в таких местах находится что-нибудь по-настоящему интересное. Я уже настроилась на приключения и прекрасное времяпрепровождение, но воодушевление тут же сошло на нет. В тот самый момент, когда взгляд сфокусировался, я увидела сидящего на полу человека.

Посреди помещения, заставленного всякой всячиной, был расстелен ковер, на котором валялись диски, книги, журналы, упаковки из-под орехов и сока, напротив – шелестящий телевизор. И, окруженный всем этим, откинувшись на прислоненную к горе ненужных вещей толстую подушку, полулежал… Пак.

Кажется, он вовсе меня не заметил – ел орешки и мурлыкал что-то себе под нос, завороженно следя за происходящим на экране.

– Ты что тут делаешь? – удалось, наконец, прошипеть мне.

Он невозмутимо дожевал лакомство:

– Отдыхаю. Это и моя кладовка тоже.

– Как это – «и моя тоже»? Это моя квартира, забраться сюда получится только из нее! Как ты к нам пробрался?

Мама же дома была! Или он прокрался, когда она отходила?

Пак закатил глаза, всем видом говоря: «Твоя тупость поражает».

– Хелюшка, будь добра, включи мозги. Наши квартиры совмещены, точка состыковки – кладовка. Сюда вход из двух квартир. – Он мизинцем руки, в которой держал пакетик со снеками, указал на дверь напротив той, через которую прошла я. – Видишь? Это мой вход, а твой напротив. Так что я без проблем могу заглянуть к вам, а ты – ко мне. Хотя, право, я удивлен, что ты сюда попала. Мне казалось, бывшие соседи все заколотили.

Он что, часто к ним ходил? Иначе зачем бывшим жильцам заколачивать кладовку?

Кто вообще так строит дома? Почему в этом городе все не как у людей?

– Да не кипятись ты, – беззаботно рассмеялся лис. – Не буду я вас навещать, у тебя брат – мелкое буйное недоразумение, терпеть не могу таких детей. Хорошо хоть, ты не такая. Хотя, чего греха таить, есть у тебя это псевдоаристократическое самомнение и чувство собственного величия. Снежная королева.

– Не тебе судить.

– Это да, но согласись, истину глаголю. О, кстати, ты что тут забыла? Нарушила мое личное пространство и еще претензии предъявляет. А-та-та, нехорошо!

От приторно-сладкого голоса сводило скулы, но я все же вяло огрызнулась:

– Не твоего ума дело.

– Предки доконали, – понимающе кивнул Пак. – Ну, они тебя отсюда не услышат, если, конечно, не стоят вплотную к стене, так что можешь приходить и вымещать злость на неодушевленных предметах. Как король сего места великодушно позволяю.

Я фыркнула:

– Король сего места? С чего бы это?

– Я же первый тут обустроился, значит, ты под моим командованием.

– Размечтался!

Лис, хохоча, похлопал по ковру:

– Ладно, ладно. Расслабляйся, вместе фильм посмотрим. Тебе нравятся боевики?

– Нравятся.

– Вот и чудно! Предлагаю соседское перемирие. Орешков?

Тяжело вздохнув, я загребла целую горсть, тут же получив пинок локтем в бок от Пака, возмутившегося тем, что я беру так много. Отмахнувшись, что он сам предложил, я присела на край ковра и уставилась в экран. Фильм только начинался.

* * *

Вечер, как бы ни хотелось признавать, прошел на ура. Мы досмотрели фильм и даже немного поболтали. Из беседы я узнала, что он живет с бабушкой и дедушкой, а его родители работают в другом городе и приезжают редко, что он неплохо учится, но учителя его не любят, и что он занимается танцами в школьном кружке. Никогда бы не догадалась, что такой человек, как он, увлекается бальными танцами.

Разумеется, были в незапланированной встрече и минусы. Точнее, один – отец и мать шастали по квартире, и их шаги эхом отдавались в кладовке. Я дергалась и ловила на себе недовольные взгляды Пака. И все же это отвлекло от тревог о назначенной игре в вышибалы. На волнения не было времени – приходилось то слушать разглагольствования Пака, то огрызаться на его нападки, то прислушиваться к шагам, то погружаться в фильм и не замечать ничего вокруг. Ближе к ночи, когда настала пора расходиться, глаза слипались, голова гудела, и думала я только о кровати со взбитыми подушками. В итоге едва на экране телевизора поплыли титры, мы дали друг другу пять и попрощались. Родители уже заперлись в спальне, из-под двери которой на пол падала широкая полоска света. Я удачный шанс не упустила – юркнула в комнату.

С утра же волнение навалилось в полной мере. Сжималось сердце, тряслись руки. Собиралась я, как в мареве, рисуя картинки предстоящей игры. Она не была серьезной, никаких поводов для мандража, но осознание того, что она устроена специально, чтобы проверить мои способности, камнем давило на плечи. Я не могла позволить себе опозориться, иначе… А иначе?

И кто меня за язык тянул? Надо было поддаться лени!

Первым делом я собрала спортивную сумку и лишь затем подготовила учебники. Быстро оделась и, закинув поклажу за спину, отправилась в гимназию.