3 То самое чувство: Послевкусие

Слушая начитку статьи о течениях и направлениях в современном искусстве Аллой Николаевной – настаивающей, чтобы я, по западным традициям, звала ее исключительно по имени, – я с трудом ее понимаю, потому что никак не могу сосредоточиться на занятии. Ни на этом, ни на всех предыдущих на этой неделе, включая уроки в школе. Ее безупречная, без намека на характерный русский акцент, английская речь не доходит до моего сознания. Сидя перед экраном лэптопа, мне с трудом удается сохранять заинтересованное выражение на лице. Из всего услышанного мозг регистрирует лишь обрывки информации – упоминания о цветовом поле, о фигурном экспрессионизме, о минимал-арте, но никакой конкретики. Вся надежда только на то, что она не успеет дочитать статью до конца и не станет гонять меня по тексту, проверяя, насколько хорошо я слушала. Что-то я, конечно, смогу наплести, почерпнутого из школьного курса МХК, но сделать это на английском в моем в буквальном смысле разобранном состоянии будет весьма непросто. Я бросаю взгляд в правый нижний угол дисплея и в облегчении на секунду закрываю глаза – до конца занятия остается меньше четырех минут.

На том конце связи, в Бостоне, пищит запущенный на смартфоне таймер, и Алла говорит:

– Okay, Kira. Следующий урок пройдет в форме интервью. Я отправила на вашу почту статью и примерный список вопросов. Вы выступите в роли специалиста музея современного искусства. Выберите пару стилей из статьи и подготовьтесь к содержательному диалогу.

– Хорошо, Алла Ни… Алла. Я буду готова.

– Надеюсь, – преподша смотрит на меня проницательным взглядом. – Последние два занятия ты сама не своя. Едва ли слышишь, что я говорю, хоть и отвечаешь, надо признать, вполне по делу. Ты явно не в форме. Не знаю, что случилось за время коротких каникул, и не стану мучить тебя расспросами о причинах, просто соберись и сделай, что должна. Договорились?

– Простите, – еле слышно бормочу я, пристыженная тем, что воображала себя искусной конспираторшей, но, оказывается, англичанка, точнее, американка, читает меня, как открытую книгу. – Договорились. Конечно. Я обязательно подготовлюсь.

– Вот и отлично. Верю в тебя. Тогда до понедельника!

Она завершает звонок, и я шумно выдыхаю. Oh my God! Надеюсь, репетша одна такая проницательная и никто больше не заметил, что с прошлого понедельника я, мягко говоря, не совсем в себе. Иначе это провал. Все дни я хожу, старательно скульптурируя на лице выражение безмятежности с легким налетом скуки – именно так, по моему мнению, я выгляжу в своем обычном состоянии. И так как никто не задает неудобных вопросов, постепенно я уверилась в мысли, что у меня получается всех обмануть и замаскировать свои душевные терзания. Вызванные тем злосчастным знакомством с Викиным парнем, о котором не могу перестать думать, как ни стараюсь.

Возвращаясь к событиям того дня, я раз за разом задаюсь одним и тем же вопросом: На фига я согласилась сесть в его машину?!

Точнее, вопросов, начинавшихся преимущественно с "на фига", было много, но ответов на них не было так же, как на первый. Говоря подруге, что собираюсь пройти мимо поджидавшей меня машины, я твердо намеревалась так и поступить. И как уже через минуту я позволила ей надавить на жалость и уговорить себя, я просто не понимала. Это был словно злой рок. Или судьба, как мне хотелось бы думать, если не кривить душой хотя бы перед самой собой. Но все эти мысли я и так гоняла только наедине с собой, ни с кем ими так и не поделившись.

Поначалу это было лишь приятное послевкусие от встречи с симпатичным мне во всех отношениях человеком. Ну ладно, не только, еще и некоторое сожаление о несправедливости судьбы, не позволившей нам встретиться раньше. И я просто отмахивалась от них, как от чего-то незначительного и раздражающего. Но чем больше гнала я от себя непрошеные мысли, тем назойливее они становились. А потом все резко поменялось. Вечером на телефон поступил вызов с незнакомого номера, и сердце внезапно ухнуло вниз, как при подъеме на сверхскоростном лифте. Когда я отвечала на звонок, руки так дрожали, что я дважды выронила смартфон, но это оказалась Вика, звонившая с чужого номера, так как ее телефон в очередной раз был разряжен. Разочарование от того, что это она, было таким сильным, что я с трудом сдерживалась, чтобы не зарычать на нее. Постаравшись побыстрее свернуть разговор, который, разумеется, был о том, как прошла поездка с Никитой, не сильно ли он сердился, не хамил ли – ни за что бы не поверила, что он на это способен, – я занялась самокопанием. Спрашивала себя, что это было: что за странная реакция на звонок, и почему я так неадекватно отреагировала на то, что звонившей была Вика? Не лучшая подруга, конечно, но столь бурного отторжения ее звонки никогда у меня не вызывали. Что послужило причиной этому взрыву несвойственных мне прежде эмоций? И, главное, на чей звонок я надеялась?.. Долго я ходила вокруг да около, не желая смотреть правде в глаза и отмахиваясь от очевидного, но ближе к ночи все же заставила себя признаться, что виной всему классный парень Никита. Однако стало только хуже.

Как только ко мне пришло осознание, что Никита нравится мне сильнее, чем кто-либо когда-либо до него, сильнее, чем должен, сильнее, чем я могла позволить себе признаться, я стала думать о нем, не переставая. Приятное послевкусие сменилось горечью. Я думала и о нем, и о том, что не должна о нем думать, что так нельзя, нечестно, что это предательство. Эти чувства мне, видимо, внушал живущий во мне ангел, моя правильная – лучшая – половина. Дьявол же во мне нашептывал, что Вика не заслужила такого парня, что она его не любит, использует, держит про запас. Но другая я возражала, что это, в общем-то, не мое дело, и если Никита позволяет ей так с собой обращаться, значит, его чувства к ней сильны, и у какой-то случайной девчонки вроде меня просто нет шансов.

В этих противоречиях и переживаниях я провела всю ночь, даже не пытаясь уснуть. От переполнявших меня эмоций я то и дело вскакивала с кровати – хорошо, Алиска спит как убитая, – и ходила туда-сюда по комнате, протирая длинную дыру в ковре. Я бесконечно прокручивала в голове каждую секунду нашего времени вместе, анализировала каждый его взгляд, каждое сказанное слово, выискивая мельчайшие признаки того, что я ему тоже понравилась, и для меня не все так безнадежно. Но увы, не находила. И наутро пришла к решению похоронить в себе это проклюнувшееся чувство, название которому я давать остерегалась. Пришла к решению выкинуть – постараться выкинуть – прошедший день из головы, прибегнув к древней восточной мудрости про зло, которое если не видеть, не слышать и не говорить о нем, то его вроде как и не существует. А значит, не нужно никому рассказывать ни о том, какое впечатление на меня оказало это внеплановое знакомство, ни даже о самом его факте. Ни сестре, ни маме, ни Лельке, хотя на пробежке на следующее утро удержаться было очень трудно. Ни, конечно же, Вичке. Эмоции выплескивались через край, но я держалась и притворялась обычной Кирой. И даже думала, что у меня это отлично получается. До этого разговора с Аллой.

Но стоп! Хватит заранее себя накручивать – может, и правда, у Аллы дар чтения по бесхитростным детским личикам, или я при ней расслаблялась, и нацепленная маска беззаботности чуть сползала с моей мордахи, что и позволило ей проявить чудеса проницательности. Заметь мою ненормальность кто-то другой, уже бы тоже наверняка спросили о причинах, а не стали играть в молчанку. Кому это надо? Или же замечают, но не придают особого значения, списывая на осеннюю хандру, запарки в школе и прочие дополнительные нагрузки. Да мало ли поводов у современного подростка уйти в себя? Гораздо больше, чем я способна придумать. Короче, поднимайся-ка, Кира Владимировна, и дуй на кухню готовить ужин. Тебе еще сегодня наряжаться и наносить боевую раскраску, как именовал папа мои попытки в вечернем макияже, – Вика все-таки добралась до нас с Обуховой, и вечером мы идем в клуб. Теперь думать, что надеть…

И как будто эта мысль была условленным сигналом, телефон тут же оповестил о полученном сообщении от Виолетки.

"Кира, че серьезно в платья вырядимся?"

Я вздыхаю, вспоминая Вичкино заявление "Форма одежды максимально развратная. Будем ловить мужиков на живца".

"Клубника атакует меня месседжами с угрозами, но я собираюсь облачиться в слимы и, так уж и быть, топ выберу с пайетками. Выряжусь по полной. Чтоб не придиралась".

Ее скалящийся смайл в конце сообщения более чем соответствует моему настроению в отношении выбора наряда. Я тоже склоняюсь к тому, чтобы пренебречь советами клубной завсегдатайши, и ограничиться джинсами и каким-нибудь ярким – чтобы не совсем уж буднично выглядеть – верхом. Им еще придется озадачиться. Если у себя ничего стоящего не найду, возьму Алискин – у сестрицы полно подходящего барахла. Она и в школу наряжается, как в ночной клуб.

"Тоже думаю забить на ее указания и пойти в удобном. В этих клубах всегда так холодно, я постоянно мерзну и вряд ли вообще сниму свитер. Ради кого я должна в платье морозиться?!"

По дороге на кухню получаю от нее большой палец и боевое наставление: "оки, выступаем единым фронтом, держим оборону, не сдаем позиций", отправляю в ответ краткое "ОК" и принимаюсь за чистку овощей для фирменного фамильного рагу.

Не проходит и пятнадцати минут, я едва успеваю закончить с кабачками и картошкой, как смартфон вновь оживает. На этот раз к моей сознательности взывает сама Виктория. Но ее требования прямо противоположны, и текстовым сообщением она не ограничивается. Пользуясь тем, что дома одна, я прослушиваю ее голосовое через динамик.

"Шереметева, я не сомневаюсь, что вы с Виолкой дружите против меня в вопросе лука на сегодня. Ее не переубедить.

Не оденется как на лекцию о запрете раннего полового воспитания, и то счастье. Хотя с ее цветом волос она и так не затеряется. Но ты… Как спец, как подруга, в конце концов, прошу тебя: надень платье! Простенькое, без закидонов.

Классику – маленькое черное платьице от Гуччи"

Она смеется.

"Какие Гуччи?" набираю я влажной рукой, оставляя на экране разводы. "Мой папа не Илон Маск".

"А что, наследство предков-дворян уже потратили, даже на платье не осталось?"

Шутки по поводу моей графской фамилии я не приветствую и ничего не отвечаю.

"Ладно, не закатывай глаза. Гуччи – это же образно. Любое маленькое платье, хоть, блин, вязаное,

раз ты такая мерзляка. Надень колготки поплотнее, побольше дэн, и вперед".

"Я подумаю", отвечаю через минуту, чтобы не провоцировать дальнейший бессмысленный обмен сообщениями. Вика все равно не услышит мои доводы и не примет аргументы, да и не надо. Я – взрослая девочка и уж что и куда мне надевать, способна решить без чьих-либо подсказок. Начну копаться в гардеробе и что "на глаз" упадет, то и выберу. Не исключено, что это будет платье – как звезды сойдутся.

Надо признать, благодаря Вичке и ее look'овой борьбе, впервые за неделю мои мысли заняты чем-то кроме безостановочной прокрутки записи той самой встречи. Обнадеживающая тенденция. Надеюсь, этим вечером я к наизусть заученным сценам и диалогам не вернусь. Хотя на самом деле, я надеюсь, что в этом клубе меня ждет еще более судьбоносная встреча, и своднические планы Вики по моему парнеустройству, наконец, осуществятся. Но теперь у нее есть поддержка – я тоже этого хочу. Клин, как известно, клином.