Порывом ветра

 
Порывом ветра твой приход ко мне,
Безумием – тайфун прикосновений,
Мгновенье в бесконечном странном сне
О встречах и твоих исчезновеньях.
 
 
А между ними будней тихий ад —
Добро и зло в одном круговороте.
С реальностью болезненный разлад,
В которой нет желания полета.
 
 
Но каждый раз, спасением в ночи,
Воспоминанья о твоих порывах.
Они – от счастья в будущем ключи,
Для взлетов вдохновения мотивы.
 

Июль 2022 г.

Молчат деревья грустно в старом парке

 
Молчат деревья грустно в старом парке
И обреченно смотрят на закат.
Слабея, ветви гладит луч неяркий,
Им обещая скорый звездопад.
 
 
В стремительно темнеющих аллеях
Витают призраки дневных тревог
И пишут, серых красок не жалея,
Минувшего сомнительный итог.
 
 
Повсюду сумрака шальные тени
Грозят осадой парку до зари.
Но… исчезают за одно мгновенье,
Когда вступают в битву фонари.
 
 
Их мягкий свет лежит на ветках златом,
Выносит всем сомнениям вердикт.
Всего лишь час прощания с закатом —
Добра и зла обыденный конфликт…
 
 
Молчат деревья грустно в старом парке,
Все акты пьесы зная наизусть.
Но каждый раз включенье солнц подарком,
Наградой за испытанную грусть.
 

Июль 2022 г.

Как заново рожденье

 
Мой дом, мой мир – твое дыханье рядом,
Твой взгляд влюбленный после пробужденья,
Твоя улыбка – лучшею наградой.
С ней каждый раз – как заново рожденье.
 
 
К тебе дорога будней – словно вечность,
А ожиданье встречи – как спасенье.
И часто виражи судьбы по встречной,
Но каждый раз – как заново рожденье.
 
 
Где ты – там небеса, ворота рая,
Души родной подарком откровенье.
Ты – Истина хождением по краю,
Чтоб каждый раз – как заново рожденье.
 

Июль 2022 г.

Упрямство души

 
В Душе то тьма, то пустота,
Тревога смутой – через край.
Из будней сгинула мечта,
Смешав вокруг и ад, и рай.
 
 
Запутавшись в круженье лет,
Среди ошибок и потерь,
Душа давно не видит свет,
Не ведает: куда теперь?
 
 
Повсюду равенство сторон —
Нигде ее уже не ждут.
Спасением тревожный сон —
Единственный мечты приют.
 
 
Душа же смуте вопреки
Упрямо ждет свой звездопад.
Пусть дни сегодня нелегки
И часто в них то рай, то ад.
 

Июль 2022 г.

Упрямо иду по ухабам

 
Упрямо иду по ухабам.
За мной – тьма недобрых людей,
Бездарных, завистливых, слабых,
Но ждущих ошибки моей.
 
 
Дорога под вспышки безумий —
Ушедшего прошлого сны,
Когда словно цепи – раздумья
И дни безнадегой полны.
 
 
А я вопреки и настырно
Борюсь с этой странной судьбой.
Пытаюсь быть мудрым и мирным,
Хотя очень трудно порой.
 
 
И вижу сквозь груды осколков
Свой свет и надежды звезду.
Не знаю, дней выпадет сколько.
Но я к ней, я верю, дойду.
 
 
Не ждите, не дам вам ни шанса
Победу трубить в тишине.
Пока сердца ритм – резонансом
С такими же, близкими мне.
 
 
Пока я иду по ухабам,
Не глядя на тьму за спиной,
Пока в буднях трудных хотя бы
Есть кто-то, кто рядом со мной.
 

Июль 2022 г.

Олег Штелъман

Протоиерей Олег Штельман родился в 1970 году в Белоруссии. В 1988–1990 годы служил в рядах Советской армии, на космодроме Байконур. В 1991 году переехал жить в Литву. С 1992 года стал священнослужителем в сане диакона. С 2000-го – священник.

Поэт, прозаик, фотохудожник. Печатается в литовских республиканских русскоязычных газетах, российском альманахе и журнале «Российский колокол». Лауреат многих международных литературных конкурсов.

Рождественское чудо

 
Земля укрылась покрывалом ночи,
Исчезли в ней идущие в пути,
Затихли речи и закрылись очи
Под властью заключённой тьмы.
 
 
Но вдруг раздался звук небесный —
Под гимн торжественный ветров
Явился ангел благовестный,
С ним пело множество хоров:
 
 
«О, люди, люди! Славьте Бога!
Он к вам с любовию пришёл
Найти к сердцам людским дорогу,
Младенцем кротким в мир вошёл».
 
 
Задвигались созвездья в небе,
И Млечный Путь тропу свою
Направил к граду Вифлеему,
К яслям Младенцу своему.
 
 
Звезда, рождённая в ночи,
Там знамя в дивном небе,
Цари с верблюдами в пути
Стремятся к колыбели.
 
 
А пастухи и их стада
У яслей лицезреют
Младенца Бога и Христа,
Ягнятки тихо блеют.
 
 
А Он взирает тихим светом
И дарит радость всем свою,
Открывшись заревом, рассветом
Сердцам, внимающим Ему.
 
 
Мария, Матерь Пресвятая,
Сама дивится здесь всему,
С благоговением взирая
В глаза Младенцу своему.
 
 
О, что же в дар подать Младенцу
И сим явить любовь свою?
Живите, люди, с чистым сердцем,
С делами вера – дар Ему!
 

В яслях

 
В яслях – безмерная любовь,
Родился нерождённый Бог.
Ко встрече сердце приготовь —
Вместить Божественный Чертог.
 
 
Объять любовью всех людей
Пришёл, как к равным, в плоти сей,
Как друг, и брат, и наш отец,
Духовный пастырь нас, овец.
 
 
Он руки тянет к нам с тобой,
Чтоб вместе быть одной судьбой
От чрева матери своей
До тех последних наших дней.
 
 
Вошёл в великий Иордан,
Грехи омытых – принял Сам.
Приняв – творенью послужить,
Грехи людей к Кресту прибить.
 
 
С любовью сделал всё за нас
Как воин, раб и Божий глас.
Познанья эти нам важны —
Достойны быть любви должны.
 

Вечная весна

 
Весна ласкает светом,
А молодая кровь
Застенчиво с букетом
Встречает с ней любовь.
 
 
Под пенье птиц весенних,
Цветение садов
И шёпотов бесценных —
Мгновения даров.
 
 
Уходит дальше в лето,
Во пышности лугов,
Вся зеленью одета,
Под пенье соловьёв.
 
 
Крепит, растит, дарует,
Накормит, угостит,
Утешит, зачарует
И к осени манит.
 
 
Пречудною красою
Вокруг озолотит,
То вдовьею слезою
Немного загрустит.
 
 
Вот статно, будто пава,
Как на парад, пройдёт,
Под шум и крики «браво!»
Звездою упадёт.
 
 
Природу успокоит,
А пустоту дерев
Снежинками прикроет,
Метелью вдруг запев,
 
 
Что скоро всё растает
И оживёт земля.
Создатель миром правит,
Где вечная весна!
 

Вифлеемская икона

 
Улыбка кроткая блаженна и чиста,
Сияет словно тонким лунным светом,
Печатью радости обручена —
Таинственным Божественным Заветом.
 
 
«Вся слава Дочери Царя внутри»^[1],
Приняв покорно Божью волю мудро,
И плод доверия в руках своих яви —
Претихое Дитя – Святое чудо.
 
 
В ответ её улыбке мир ликует,
С благоговеньем ангелы глядят,
И всё живое в мире торжествует,
И славя Деву – громом все гремят!
 

Поэтам

 
Всяк поэт как праздник
Томным зимним днём —
Иногда проказник,
Как весенний гром.
 
 
Сердце всем откроет,
Душу ободрит,
Все сомненья вскроет,
Словом исцелит.
 
 
Строчки словно крылья,
Рифма, ритм – броня,
Мысль родится былью,
Мудростью полна.
 
 
Музу, верно, встретил,
Баловень судьбы?!
Труд стоит за этим
Внутренней борьбы.
 
 
Он – душа народа,
Как отец и мать.
Такова природа,
И нельзя отнять.
 
 
Приручать поэта —
Словно соловья.
Невозможно это —
Божий есть слуга.
 
 
Он – пророк, глашатай,
Колокольный звон,
Правды соглядатай
Беспокойный он.
 
 
Кто-то ненавидит
Сей свободный нрав,
Клеветой обидит,
Казни возжелав.
 
 
Но поэт бессмертен,
В этом предрешён,
Труд его бесценен —
В нём и вечен он!
 

Проза

Эдуард Дипнер

Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик. Работал начиная с шестнадцати лет: рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 года – главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, Джамбуле (ныне Тараз), Молодечно Минской области, Первоуральске Свердловской области, Кирове, а также концерна «Легконструкция» в Москве. С 1992 по 2012 год трудился в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, в том числе таких, как «Башня-2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.

Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном лично.

Ондатровая шапка

История эта случилась на Новый год. А все потому, что накануне этого самого Нового года мы все спешим как угорелые. Как будто с окончанием старого года конец света наступает. А для меня лично конец года – самое распроклятое время. Заканчивается год, и нужно закрыть годовой план, в смысле отчитаться перед высоким начальством – оно сидит там, в столице, – что годовой план выполнен по всем показателям и коллектив завода под руководством партии и правительства… Тьфу, как навязли на зубах эти доклады парадные. Вот вы смеетесь, вам смешно, а поставьте себя на мое место. Не отчитался о выполнении плана – и нет премии. А как людям заводским в глаза смотреть? Они же работали честно, а ты, начальник, проворонил, не договорился с министерством, они знать не хотят, что план на завод спустили неподъемный, что металл от поставщиков пришел с опозданием, что всего необходимого для нормальной работы не хватает в нашей великой стране. Уже девять часов вечера, мы сидим с моим директором, из главка звонят непрерывно: почему не отчитываетесь? В производственном отделе женщины возмущаются: Новый год на носу, у них семьи. А у нас до этого самого плана чуть-чуть не хватает, двух дней работы. И из-за двух дней премия накрывается! Вот мы и решили: докладываем о выполнении плана на сто и одну десятую процента, а там – новый год, наверстаем как-нибудь. Не первый раз врем, да и не последний. Вранье это давно уже стало нормой в государстве нашем. Докладываем о пуске нового завода, а потом полгода устраняем мелкие недоделки. Докладываем о сдаче в эксплуатацию новой электростанции, а электричества с нее еще ждать и ждать. А о строительстве дорог и говорить стыдно.

В общем, попал Сергей домой в одиннадцатом часу, замученный, злой и голодный. А в квартире – стол уже накрыт, запах с кухни такой, что голова кружится! Он разделся в прихожей и вдруг увидел: на вешалке шапка мужская висит. Ондатровая, золотистая, редкостной красоты. Вот это новогодний подарок ему Светлана приготовила!

– С Новым годом, Светик мой, семицветик! Спасибо за подарок. Как ты сумела достать такое чудо? Вот это сюрприз!

– Ка-кой подарок? – искренне удивилась Светлана.

– Как это «какой»? А шапка новая? Это не для меня разве?

– Какая шапка? – еще более удивилась она.

Они стояли в прихожей и вертели в руках шапку.

– Честное слово, не знаю, как она здесь очутилась, – призналась Света и покраснела.

– Ничего себе. Пока я на работе, к тебе приходит мужчина, судя по шапке, молодой и красивый, от избытка чувств забывает шапку, а ты даже не можешь вспомнить, кто это был. Сколько их, молодых и красивых, приходило к тебе?

Сергей хотел превратить это в шутку. Они были недавно женаты, и он ни на минуту не сомневался в своей обаятельной жене, но какая-то тень промелькнула, что-то было странное в Светиной растерянности.

Они сидели за новогодним столом вдвоем. Дочь училась в другом городе, сын Светы служил в армии, из-за проклятого завода и треклятого плана они не прибились ни к какой компании, а тут еще эта шапка возникла. Впервые за четыре года совместной жизни им было неуютно вдвоем. Ондатровая шапка, как призрак, витала между ними. Ну не могла же она сама прилететь и усесться на нашу вешалку! Конечно, перед Новым годом случаются чудеса, почитайте наших профессиональных юмористов, вымучивающих эти нелепые и скучные новогодние истории. Но до летающих шапок никто из них пока не додумался.

– Ой, – вдруг просияла Света, – вспомнила! Это Степан, он приезжал вечером. Поздравил и спрашивал про тебя. Наверное, оставил второпях шапку.

Дядя Светланы, Степан Митрофанович, жил в пригороде и работал агрономом в совхозе. Был он веселым балагуром, любителем пошутить. Мог потерять голову, но шапку, тем более такую дорогую, – это на Степана было непохоже. Его жена Галина держала мужа в строгости, и был Степан непьющим.

– Ну ладно, – сказал Сергей, – Степан – так Степан. Завтра утром отвезем ему шапку.

– А может быть, это был слесарь-сантехник? – задумалась Светлана. – Вчера забилась канализация у Зойки, что под нами, так она вызывала слесаря, он проверял и у нас.

– Ну вот! – разозлился Сергей. – Ты соображаешь, что говоришь? Слесарь-сантехник в модной шапке! Он что, оставил тебе шапку в подарок и теперь ходит по морозу с голой головой?

Предновогодний вечер был испорчен. Из-за этой проклятой шапки. Ну как она все-таки очутилась у них дома? Они выпили по рюмке, послушали поздравление Горбачёва…

– У меня что-то голова разболелась, – пожаловалась Света. – Я пойду лягу.

А Сергей остался сидеть, как дурак, за нетронутым новогодним столом и со злосчастной шапкой на вешалке. Он принес ее в комнату и внимательно рассмотрел. Шапка была совсем новой и без этикеток изготовителя. Сшили ее наверняка в хорошем меховом ателье, и это ободрило. Он почувствовал себя Шерлоком Холмсом. Конечно, Степан здесь совсем ни при чем. Меховых ателье в городе не так уж много, Сергей пройдет их, выяснит, кому и когда они шили такие шапки, и выведет эту детективную историю на чистую воду!

Укладываться спать в новогоднюю ночь не хотелось, и Сергей решил пройтись, прогуляться, рассеять грусть. Город не спал, стоял легкий морозец, искрился свежевыпавший снег, и на главной площади сияла огнями елка. Вокруг него смеялись, плясали разгоряченные, подвыпившие люди. Катались на санках и просто на собственных ягодицах с ледяной горки, устраивали кучу-малу под этой горкой, кидались друг в друга снежками. Они искренне радовались тому, что Горбач объявил перестройку, что в старом году остались все их беды и неприятности, а в новом году все будет хорошо и счастливо. Один он бродил по веселому городу одинокий и потерянный. Что за Новый год такой у него случился? На заводе нервотрепка, а дома эта шапка окаянная. Почему Светлана такая растерянная? И краснеет, и бледнеет, и спать улеглась рано. Что она от него скрывает? Четыре года прошло, как они вместе, а она остается для Сергея загадкой, непредсказуемой и желанной. Он не много знал о прежней жизни Светланы. Знал, что разошлась с мужем, три года ни с кем не сходилась, одна воспитывала сына, болела, а потом счастливый случай свел Сергея с ней, и он сразу влюбился. Она была красавицей, гордой и неприступной. А он… не был Сергей красавцем. Длинный, худой, неулыбчивый, измотанный работой на заводе. Давно разошелся с женой и растил дочь, оставшуюся после неудачного брака: вляпался по молодости и по глупости. Нет, женщины не обходили его вниманием, что-то находили в его спортивной фигуре, в загадочной неприступности, но все это было не то, слишком легковесно и несерьезно. Была у Сергея одна связь, увлеченность девицей, молодой специалисткой, приехавшей на завод после института, но как-то все ушло в песок. Поулыбалась ему красавица Мариша, а потом уехала к себе домой.

Со Светланой он встретился случайно, на пьянке, которую устроил давний институтский приятель по случаю своего дня рождения. За столом было шумно, много пили, вспоминали молодость, рассказывали сальные анекдоты,

и Сергею было тошно от нарочитого, фальшивого веселья. И вдруг он увидел женщину, одиноко сидевшую в дальнем конце стола. Женщина было незнакомой, и его поразила строгая, иконописная, какая-то отрешенная красота ее лица. Она не принимала участия во всеобщем веселье, не отвела глаз от взгляда Сергея, а он почему-то смутился, опустил глаза, но как магнитом притягивало это лицо, и он украдкой взглянул еще раз и еще. Она сидела так же невозмутимо, точно случайно попала на эту вакханалию веселья.

– Кто такая, вон там, рядом с Васей? – толкнул он сидевшего рядом приятеля.

– Которая? А, это Светка, подруга моей жены. Хочешь, познакомлю? Только ты напрасно потеряешь время. Почему? Да потому что она нас, мужиков, близко к себе не подпускает. Видишь, сидит как пава, не улыбнется весь вечер.

– Светлана, – назвалась она, подав Сергею вялую прохладную руку. Она оказалась ему по плечо, тонкая, как тростинка, с затаенной печалью в темных, непроницаемых глазах, со скорбными тенями в подглазьях. Зеленая вязаная кофточка висела на худеньких плечах, и Сергею почему-то стало жаль, до боли жаль эту женщину, случайно возникшую в его жизни. – Вы извините, мне далеко добираться, а уже поздно…

– Я вас провожу, мне тоже пора. Завтра рано на работу.

Светлана жила в небольшом городке в семидесяти километрах, работала учительницей в местной школе, и автобус уходил туда – она посмотрела на часы – через тридцать минут.

– Так я вас подвезу до вокзала, – сказал Сергей, – я на машине, не моя собственная, служебная. Пользуюсь, так сказать, положением, – попытался он неуклюже пошутить.

– Вы позволите навестить вас как-нибудь? – спросил он, провожая Светлану до автобуса.

– Зачем это вам? – неподдельно удивилась она.

– Да я бываю по делам в вашем городишке, – соврал Сергей, – может быть, и к вам загляну.

Светлана недоверчиво посмотрела на него, но адрес дала.

Местный автобус, пазик, деловито пыхнул сизым дымом, выбираясь на загородное шоссе, а Сергей вдруг понял, что влюбился. Влюбился, как мальчишка, в свои-то тридцать пять лет.

Скорбные глаза не выходили из его памяти, и он долго мучился в поисках повода, а потом вдруг пришло в голову: День учителя! В ближайшее воскресенье! Попросил у директора разрешения взять служебный москвичок («Вы там скажите бухгалтерии, чтобы высчитали у меня за использование в личных целях»), усадил свою двенадцатилетнюю дочь и с огромным букетом цветов объявился утром у неприметного домика на Промышленной улице. Его не ждали и откровенно удивились.

* * *

После окончания института Светлана работала в почтовом ящике в областном центре, испытывала там какое-то секретное средство, случайно отравилась этой хренью и попала в больницу. Врачи прятали глаза и вынесли заключение: в ящике работать больше нельзя, рекомендуется свежий воздух, деревенское молоко и побольше фруктов. Тогда, может быть… Конечно, беседа в первом отделе, подписка о неразглашении. Вот и бросила она квартиру, незаконченную диссертацию, мужа, увлекшегося молодой и цветущей лаборанткой, и с восьмилетним сыном уехала в деревенскую глушь, к деду с бабкой, единственным родным людям на свете: родители ее погибли давно в дорожном происшествии. Так и жила второй год одиноко. Здоровье не поправлялось, тошнило ее временами, боли в желудке не утихали, и вообще жизнь потеряла всякий смысл. Только бы вырастить Володьку, дать ему путевку в жизнь.

– Ох ты, Боже мой, – жаловалась соседкам бабка Настя, – и что делать со Светкой нашей, ума не приложу.

– Так она у вас еще молодая, – успокаивали ее соседки.

– А толку-то с того, что молодая? Смотреть не на что. Тощая да больная вся внутри. Отравили ее на заводе этом. Какой мужик возьмет ее такую? Да и смотреть она ни на кого не хочет. Сколько уговариваю ее: съезди в город, к племяннику нашему Степану, развлекись, да все отнекивается.